Нет, этот и тот, который сейчас в гараже лежит — совсем разные мальчишки. Не прострели он голову «Илюше», «Илюша» бы этого скушал через какое-то время, это уж точно.
«Помогите» — одними губами произносит мальчишка за окном. «Помогите!». Илья слышит его сквозь стекло и сквозь метель. Тотчас рядом с мальчиком появляется ещё один человек — девушка… нет, парень постарше, просто волосы длинные, и короткая бородка как у Иисуса… тоже неслабо побитый. Тот молчит, младшему руку на плечо кладет, от окна отрывает. Не верит, что за окном нормальный человек. Похоже, принял он Илью за одного из тех, что в соседней комнате столуются.
— Ах вы мрази… — медленно сквозь зубы цедит Илья Лисов. Сердце его стучит так, словно из груди сейчас вырвется. — Нелюди… животные… — руки его яростно сжались. Причем правая так стиснула пистолет, что не отведи он заранее указательный палец за спусковую скобу, во избежание случайного выстрела, такой выстрел бы сейчас произошёл. Ярость охватила его всего лишь на несколько секунд, после чего в голове прояснилось. Нужно было действовать. Действовать как можно быстрее. Он не оставит этого мальчишку за окном с решеткой, и второго парня, что принял его за людоеда, не оставит.
— Сейчас, парни… Сейчас… Подождите… Я скоро… — произносит он. Вой метели уносит его слова, но он уверен: мальчик его понял, прочитал по губам, понял по глазам.
Илья быстро обошёл дом, заглянув в последние два окна, — там решеток не было, но сами окна были плотно зашторены, внутри горел свет, — потом вошёл в дверь, из которой мать-людоедка недавно выкликивала своего сынка-людоеда, и с порога всадил той пулю в грудь. На выстрел из соседней комнаты выбежала ещё одна баба, даже не баба, а целая бабища: крепкая, мордатая и заметно постарше первой, в заляпанном кровью мясницком переднике и с увесистым тесаком в руке. Илья прострелил бабище голову с двух метров. Наповал. Быстро прошёл к двери в столовую, заглянул: никого. Лестница на второй этаж тут рядом, но оттуда никто не бежал, и света в окнах второго этажа не было, подниматься не стал. Прошёл в комнату, из которой появилась бабища…
В комнате стоял тяжёлый «железный» запах как в мясном павильоне, перебивающий запахи стряпнины из кухни. Это была «разделочная».
Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол, какие раньше ставили в беседках на заднем дворе. Вокруг стола кастрюли, ведра с крышками. Вдоль стен — шкафы и лавки, разрубочная колода с воткнутым в неё топором, в дальнем углу — штабель из нескольких мешков с солью; один мешок вскрыт, стоит впривалку к штабелю. Небольшой столик, на нем наборы ножей, мясные топорики, столярная ножовка и секатор, каким виноград обрезают. У двери корзина мусорная, в ней тряпки всякие… Нет, не тряпки. Рваные штаны, рубашка, каблук ботинка выглядывает. На столе в центре — мясо. На беглый взгляд можно принять за свинину. Но не свинина, конечно. Костей почти нет. Кости «Илюша» в гараж по соседству отнес. «Хороший мальчик», маме помогает… помогал. И бабушке, наверно, или тете, или кем там ему бабища приходилась… — впрочем, плевать.
Дверь в комнату с узниками была сразу напротив той, через которую Илья вошёл. Дверь железная, входная, какие раньше в квартиры ставили, открывается внутрь «разделочной», но это именно внутренняя сторона: вот защёлка, вот ключ под ручкой торчит, глазок шторкой прикрыт. Вокруг двери следы штукатурки, свежие.
Повернул ключ, потом защёлку, потянул дверь на себя… Запах «мясного павильона» отступил перед пахнувшим из-за двери запахом немытых тел. В комнате темно, свет падает сзади, из «разделочной», которая, как и кухня, освещается несколькими керосинками, расставленными по полкам и шкафам. Вот они, парень похожий на Иисуса и мальчишка, стоят, смотрят на Илью. «Иисус», кажется, удивлен. Мальчишка улыбается и ревет одновременно, сопли распустил.
— Выходим, быстро, — сказал им Илья. — Хватайте одежду, какую найдёте, и за мной! У этих, — он кивнул куда-то в сторону, подразумевая обитателей дома напротив, — скоро ужин.
Когда Степан в своей бесцветной манере уточнил, где и у кого он предлагает взять снегоходы, над столом на несколько минут повисло напряженное молчание. Наконец Николаич сказал:
— Вдвоем вы это дело не потянете… — потом перевел взгляд на Степана, добавил: — и втроем тоже.
— Это смотря как к вопросу подойти, — помолчав, ответил Илья. — Если сначала разведать, потом подумать хорошо и уже после действовать, тогда можно не только снегоходами разжиться…
— Верно, — поддержал его Степан. — Там у них и оружие есть, и припасы.
— Это какие ещё «припасы», у людоедов-то, Стёп?.. — брезгливо поинтересовалась у парня Марина.
— Соль, специи, консервы, например… — пожал плечами тот.
— Ну уж нет! — женщина сплела демонстративно на груди руки. — С оружием как хотите, а к харчам их запомоенным я пальцем не притронусь.
— Ты с этим погоди, Марин, — Николаич мягко погладил её по руке, — надо сначала решить, что да как… — он поскрёб пятернёй колючую щеку и продолжил, обращаясь ко всем: — Я вот как считаю. Хабар, что вы нашли надо оперативно разом забрать, и снегоходы эти нам для такого дела будут очень кстати… а людоедов перебить давно пора. Сходить к ним в гости надо дружной компанией… кроме женщин и детей, разумеется… и извести ублюдков подчистую, и дома их сжечь! — сказав это, Николаич окинул собравшихся за столом посуровевшим взглядом, остановившись на Илье, и, глядя на него, закончил: — Предлагаю голосовать.
Проголосовали единогласно, но с поправками. Татьяна с Настей решили тоже идти. Пусть не «на передовую», но поддержать мужчин огнём и прикрыть тыл они вполне способны. А ещё Иван, обычно сидевший за столом тихо, но с серьёзным видом, твёрдо заявил:
— Я тоже с вами пойду!
Когда же Марина, ставшая за полгода мальчику кем-то вроде родной тетки, стала возражать, Иван лишь сказал ей:
— Они отца и маму съели.
На это Марине ответить было нечем. Никому нечем. Все знали, через что прошли братья.
Тогда, полгода назад, в гараже, когда Илья заглянул в мешок, принесённый «Илюшей», он видел останки их матери. На столе в доме — тоже. Её убили днём накануне. А двумя неделями ранее убили их отца. И вот теперь никто не мог запретить этому тринадцатилетнему мальчишке пойти вместе с братом и отомстить.
— Хорошо, — сказал Илья. — Пойдёшь с нами, будешь вместе с Таней и Настей.
Мальчик хотел было возразить и «дожать» до своего: чтобы ему позволили принять активное участие в расправе над каннибалами, но перехватил предупредительный взгляд Антона:
— Спокойно, парень. Поквитаешься.
Идти решили, когда заметет, а пока стояло безветрие устроили учения.
Три дня их маленький отряд из семи человек бродил по брошенному посёлку, на краю которого расположился завод ЖБИ с превращенной в Убежище котельной. Командиром отряда выбрали Илью, его заместителем — Антона. Учились действовать в команде и разбиваясь на пары и тройки, отрабатывали язык условных жестов, стреляли, устроив тир в подвале одного из домов. Братья и Николаич учились правильно ходить на снегоступах и прятать следы.
К середине четвертого дня поднялся ветер. Темно-серое небо завыло и налилось свинцом, началась поземка — пора выходить.
Оделись «по-летнему» легко, — то есть, вместо трёх комплектов термобелья — один, а вместо тяжёлых армейских ватных штанов с высоким поясом — лёгкие горнолыжные, вынесенные два месяца назад из магазина спецодежды в Абинске. Взяли лучшее из запасов Убежища «на случай исхода». Вооружились автоматами и помповиками в качестве основного оружия и дополнительно ножами, пистолетами и обрезами. Илья и Антон взяли уже привычные «Ксюхи» и обрезы; третий АКС-74У из арсенала Убежища и к нему потертого ментовского «Макарова» выдали Степану; имевшийся в единственном экземпляре АК-74, он же легендарное «Весло» вручили Николаичу, как человеку, умеющему им пользоваться (с таким он служил в Советской Армии). Неизменный чехол с обрезом марки «Remington», который сам он называл странным словом «хауда», Николаич перевесил на ремень поверх бушлата, между автоматными подсумками. В сочетании с хронической небритостью это придало боевому облику Николаича особого шарма, что сразу отметили женщины, посоветовав ему добавить к гардеробу пулеметные ленты на грудь крест-накрест. Татьяне с Настей достались помповые ружья Ижевского и Тульского оружейных заводов — ИЖ-81 и ТОЗ-194 и пистолеты «Макарова». Ивану выдали двустволку ТОЗ-34, с которой мальчик уже привык обращаться во время его дежурств, и старенький ТТ. Боекомплектов взяли по принципу: патронов мало не бывает. К автоматам — по три войсковых подсумка на четыре магазина; к пистолетам — по два полных запасных магазина плюс пачка патронов сверху; к ружьям — по пятьдесят патронов на человека, у кого ружьё за основное оружие; у кого обрез вторым номером, те взяли по двадцать. Выгребли арсенал Убежища на три четверти.
