– Желаю вам долгой и счастливой жизни в мире, любви и согласии. Поздравляю вас от всей души с вступлением в брак, а также и с тем, что вы, сами того не подозревая, стали обладателями нашего главного приза – поездки на экзотические острова!

Жених склонился к невесте, делая вид, что целует ее в щеку:

– Сейчас предложит резинку от своих трусов купить за десять баксов…

– Для того чтобы воспользоваться нашим призом, вам не придется участвовать в каких-либо розыгрышах, лотереях, покупать у нас заваль и неликвид, нет! Вам достаточно выйти из этого здания и сесть в наш уникальный челнок «Викинг», только что пришедший с атлантического побережья США! Будьте любезны! – Аверьянов распахнул перед брачной процессией двери, ведущие на улицу.

Увидев хронотоп во всей его красе, процессия остановилась, ошеломленная.

Жених, принявший сегодня первую стопку едва проснувшись, еще перед тем, как ехать за невестой, – по поводу продевания левой ноги в трусы при вставании с постели и, разумеется, повторивший эту процедуру при продевании затем в трусы правой, – задумался.

Сейчас, к семи часам вечера, в нем плескалось уже не менее восьмидесяти стопок, которые он махал с шести утра при каждом удобном случае. Не удивительно, что он и далее готов был махать и махать.

– А что, махнем, Светка, а? Да на Канары, ну?

– Ты, Петька, с ума сошел! – ответила Светка. – Нам в церковь к восьми! Какие тут экзотические острова?!

– Сто раз уложимся! – заверил Николай, заметив, что один из гостей, одутловатый мужик, лет под шестьдесят, уже беседует с ментами, мельком оглядываясь на хронотоп.

– Вот видишь, он говорит, уложимся!

– Я тебя не понимаю.

Одутловатый мужик подошел к жениху и невесте и неожиданно разрешил ситуацию в нужном для Аверьянова направлении:

– Здесь все нормально. Товарищ из кино.

– О-о-о… – пошатнулся от нахлынувшего озарения жених Петя. – Ас-старожно, вас с-с-снимают скрытой кам-ми-р-рой!

– Не «осторожно», а «улыбнитесь», болван, – поправила его новоиспеченная супруга.

– Вперед! – пригласил всех Коля в распахнувшийся люк хронотопа.

Фату-Хиву в Полинезийском архипелаге был необитаем еще в молодые годы прямого потомка викингов Тура Хейердала – в конце тридцатых годов двадцатого столетия. Ясно, что в семнадцатом веке он пустовал еще в большей степени.

Полинезийцы, известно, народ сытый и жизнерадостный – даже если и наскочат случайно, приплыв с соседнего острова, за час эту малину не сожрут. Дело было верное.

Конечно, Николай понимал, что свадебный коллектив, уже поставленный на первый взвод, успеет и за десять минуть начудить тут всласть – в будущем не огребешь последствий.

Однако Фату-Хиву довольно замкнутый мирок, сильно отдаленный от любой цивилизации.

Мало того, семнадцатый век – это не два с половиной миллиарда лет назад, тут одно сломанное деревце не разрастется в обширный букет последствий. Даже если эти слегка поддатые козлы сожрут всю траву на ближайшей поляне и заломают три десятка пальм, то уже через полгода, после сезона дождей, джунгли полностью скроют, поглотят плоды российских свадебно-запойных художеств.

Пес с ними, пусть гуляют!

– Дамы! Прошу на выход!

– Какая прелесть! – ахнули женщины, увидев океан, не менее синий, чем на рекламных проспектах, светло-зеленую чистейшую лагуну, взлетающий в небо над островом бывший вулкан, окутанный веселой темной зеленью лесов с боков и с шапкой-облаком на макушке. – Какая прелесть!

– У вас час времени! – подчеркнул Коля после высадки, даже не выходя из хронотопа. – Час, и ни минутой больше. Держаться кучно, никуда не расходиться! Через час я вернусь, и в ту же секунду – в церковь, под венец! Чтоб я вас здесь, бегая, не искал! Один час! Время пошло. Наслаждайтесь!

Николай задраил лик, и хронотоп, у всех на виду, растаял в ту же секунду.

Тихо шелестел теплый океан, дул легкий бриз, ласково светило солнышко… Обстановка была в высшей степени располагающая.

– До чего ж повезло вам, ребята, с этой скрытой камерой: свадебное путешествие, и еще до свадьбы!

– А после свадьбы они в Хургаду полетят на неделю – на всю жизнь запомнится!

– Да и этого, того, что здесь, на всю жизнь хватит вспоминать!

– Какая прелесть!

– Шикарно!

– Мужики, а у кого бутылка?

– Принять по случаю!

Хлопнув треть пластмассового одноразового стаканчика, одутловатый мужик сразу пошел шарить по кустам в поисках скрытой камеры. Он хотел убедиться лично, так как верил, конечно, ментам, но не так, чтоб уж совсем без оглядки.

– Сказка, просто сказка!

– А купальников-то нет!

– Да и черт с ним, я вот что решила, девочки! Попросим отвернуться.

– А-бал-деть!

– Никогда не думала!

– Что «никогда не думала»?

– Что Ритка – дура.

– Ритка – дура?!

– Конечно! Она ж решила не мотаться в загс и в церковь, а сразу в ресторан! Во дура-то!

– А то я смотрю: что ее нет?

– Такая дура! Какая прелесть!

Времени было в обрез, и Николай принял решение действовать смело, если не сказать предельно нагло, сажая хронотоп в самом центре Москвы, на Пушкинской, сразу за одноименным памятником.

Однако сделать он этого не успел; хронотоп, окутанный зеленой возврат-луковицей – атмосферным явлением не вполне понятной природы, всегда возникающим при прибытии хронотопа в настоящее время из других времен, – только начал прорисовываться в вечернем воздухе, осторожно вытесняя своим появлением публику, назначившую здесь, возле Пушкина, встречу, как перед лицом Николая, над пультом, нарисовался абрикосовый поросенок, анимированный интерфейс.

– Место нашел… – затараторил, докладывая, поросенок. – Изумительное… Открытое… Рядом: оттуда и место неудачной высадки видно. Вход в бухту – как на ладони. Когда викинги еще только подходили к бухте, их засекли, запеленговали… Место, кстати, красивое – обалдеть!.. С одной стороны – море, ну как на ладони, а с берега – горы вдали, и лес есть, рядом, но не очень близко, с полкилометра… Озеро прекрасное – полкилометра, тоже у леса, река – триста метров, у подножия холма протекает, рукой подать, – два естественных рубежа обороны, если что… Относительно сухопутных сил, конечно. А место высокое, на холмике, ветерок днем оводов-слепней сносит – и обзор отличный, и третий рубеж, если что… Дров – навалом, без счету, стволы – толще меня, без сучьев, в кучи сложены, но… но… – Поросенок запнулся.

– Что «но»?

– Место занято. Там у них стойбище. Что, впрочем, совершенно естественно.

– А местные – какие?

– Да ты ж их видел! Те же, наверное, которые Бьярни, Сигурда и Кальва перебили.

– Невысокие, смуглые… – задумался Николай.

– Варяги их скрилингами называют. Что это значит – трудно сказать. В норвежском и исландском языках есть слова «scraela» – «крик» и «scraelna» – «сморщить». «Сморщенный крикун» получается. А может, это слово означает у варягов просто «абориген», «местный». По-нашему-то эти скрилинги – индейцы, помесь с эскимосами. Но точно не скажу, я не антрополог. Да и вообще, кто они генетически – это дело десятое. Стойбище у них на этом месте. На лучшем месте.

– Ну и что ты?

– А я – к тебе, с рапортом. Ты ведь сказал, помнится, что хорошее место ты сам опустевшим сделал бы. Вот, можешь попробовать.

– И ты с этим явился? Только узнав и ничего, в сущности, не сделав? Ты что, ребенок?

– Я поросенок. Анимированный интерфейс. Я, конечно, мог бы раскраситься как коммандос – ну, черные полосы по роже… И с роторной пушкой в руках… Или с баяном, да? Только я голограмма, и морду мне выкрасить трудно – нет материального носителя для краски, а кроме того, у меня ни роторной пушки, ни баяна нет. На фига свинье баян?

– Свинье баян не нужен, – согласился Аверьянов. – Ладно, помчались, – кивнул он. – Сейчас сделаем.

– А что ты собираешься делать?

– Делать будешь ты. Я-то умею, а вот тебе нужно учиться. Я у тебя уроки теории работы в параллельных мирах беру, а тебя научу за это использованию передовых достижений науки и техники на практике – так нормально ведь?