Мои экзаменаторы с улыбкой покачивали головами и рисовали у себя рисунки, которые я рисовал на доске. Я не могу исключать того, что эти рисунки первыми попали за границу и предприимчивый Запад воспользовался этими идеями для перевооружения своих армий. Они вообще в отношении прогресса более восприимчивые, так как прогресс приносит им дополнительную прибыль. Как бы то ни было, но каждая новая идея подталкивает прогресс, возможно, что и я тоже являюсь одним из этих толкателей.

- А что вы скажете о православном характере нашей армии? – спросил меня давний «друг» протоиерей Сергий.

- Ничего плохого сказать не могу, - сказал я. – Считаю, что религиозное воспитание является составной частью воинского воспитания и служит повышению боевого духа и самоотверженности солдат в защите Веры, Царя и Отечества.

А как в отношении кавалерии? – задал вопрос казачий полковник.

Вопрос с подвохом.

- Кавалерия – это наша гордость, но она и гордость наших союзников и противников, - начал говорить я, размышляя, как бы не обидеть кавалеристов. – Всадник, который мчится галопом на своей лошади, чувствует, что он летит, поднятый в воздух божьим крыльями. – Я заметил, что казачьего полковника даже слеза прошибла, которую он смахнул украдкой. – Ближе лошади у нас нет существа, разве что собака, но на собаке в атаку не пойдёшь. А когда навстречу друг другу несутся две лавы, то тут и вспоминаешь, что ты защитник Веры, Царя и Отечества, у тебя прибавляется сил и твоя шашка, как молния, начинает разить врагов. Но в 1885 году немецкий изобретатель Готлиб Даймлер, а в 1886 году немец Карл Бенц сконструировали и запатентовали самодвижущиеся повозки на бензиновом двигателе. В 1900 году немецкий инженер Вильгельм Майбах построил гоночный автомобиль «Мерседес», который развивал скорость семидесяти пять километров в час. Лошадь рысью за час преодолеет двенадцать километров, а машина за этот же час проедет в шесть раз больше. А если на машину поставить пулемёт, то она разгонит кавалерийскую лаву и от неё не ускакать ни на какой лошади, а стальную броню не разрубить никакой шашкой. Наше будущее связано с моторами и будущая война будет война моторов. Но и это не всё. В 1903 году американские братья Райт изобрели летающий аппарат, на котором они в 1905 году совершили полет на расстояние почти сорок километров. К будущей войне люди, вооружённые пулемётами, будут летать по воздуху и это будет очень грозным оружием. Наш Государь тоже озабочен развитием лётного дела в мире и пятнадцатого января сего года позволил основать Императорский Всероссийский аэроклуб.

Председательствующий на экзамене генерал-лейтенант Медведев поставил точку в нашей беседе.

- Я думаю, что фантастики достаточно, - сказал он. – Люди никогда по воздуху летать не будут, но вы очень занятно рассказываете, и я бы рекомендовал вам подумать о преподавательской работе в военном учебном заведении. Считаю, что экзамен прошёл хорошо, прошу всех членов комиссии представить на утверждение оценочные листы на совещании в четырнадцать часов. Вы свободны, господин зауряд-прапорщик, о результатах экзамена мы сообщим вам позднее.

Я вышел из аудитории в несколько подвешенном состоянии.

- Если мне присвоят первый разряд, - размышлял я, - то могут сразу дать подпоручика. По второму разряду – обойдутся прапорщиком. Если присвоят третий разряд – то это выпуск в подпрапорщики с ожиданием в один год офицерской вакансии и присвоения звания после повторного испытательного экзамена. Но уж ниже второго разряда не будет.

Через час меня вызвали на заседание экзаменационной комиссии, и генерал-лейтенант Медведев торжественно зачитал, что по единогласному решению комиссии экзамен мною выдержан с оценкой отлично и я считаюсь окончившим полный курс военного училища по первому разряду. Поздравляю вас. Протокол будет направлен в военное министерство для подготовки указа ЕИВ о присвоении офицерского звания.

Я чётко козырнул, сделал классический поворот кругом, щёлкнул каблуками и, печатая шаг, вышел из аудитории. За дверями я сжал в кулак согнутую руку и про себя закричал: уррааа!!! Примерно так же, как я сдал последний госэкзамен в училище и мне было присвоено звание лейтенанта.

Выйдя из корпуса, я пошагал домой, чтобы обрадовать хозяйку успешной сдачей экзамена. Встречавшиеся военные козыряли мне, я козырял им и вдруг слышу сзади крик, срывающийся на фальцет:

- Подпрапорщик, ко мне! Бегом!

Посмотрел вокруг, подпрапорщиков поблизости нет. Возможно, что обращение ко мне. Поворачиваюсь. Молоденький хорунжий. Лет двадцати. От горшка два вершка. Ростика максимум метр шестьдесят вместе с кепкой. Подошёл к нему, козырнул, а он начал распинаться, почему я не встал во фрунт, чтобы приветствовать его, проходящего мимо меня, что он меня отправит на гауптвахту и сам лично сорвёт с меня неположенные элементы офицерского мундира. Краем глаза заметил, что недалеко стоят три девицы и подхихикивают, другие обыватели стали останавливаться, чтобы посмотреть, кто там из блестящих павлинов верх возьмёт.

Я так аккуратно сказал хорунжему, что я не подпрапорщик, а зауряд-прапорщик, находящийся на офицерской должности и что я являюсь командиром роты в кадетском корпусе, а посему я не подчиняюсь ему и, если у него есть вопросы, он может их выяснить у директора кадетского корпуса. Получалось всё как в стихотворении Твардовского о Ленине и печнике.

- Эй ты, кто там ходит лугом!

Кто велел топтать покос?! -

Да с плеча на всю округу

И поехал, и понёс.

Разошёлся.

А прохожий

Улыбнулся, кепку снял.

- Хорошо ругаться можешь! -

Только это и сказал.

Постоял ещё немного,

Дескать, что ж, прости, отец,

Мол, пойду другой дорогой...

Тут бы делу и конец.

Но печник - душа живая,-

Знай меня, не лыком шит! -

Припугнуть ещё желая:

- Как фамилия? - кричит.

Тот вздохнул, пожал плечами,

Лысый, ростом невелик.

- Ленин,- просто отвечает.

- Ленин! - Тут и сел старик.

Мои спокойные слова только разозлили хорунжего, и он просто начал беситься. В советские времена я бы ему просто махнул с левой и все вопросы были бы решены, но в императорской армии наносить оскорбление офицеру было непозволительно. Поэтому я взял кулаком за его ухо и повёл в сторону корпуса, благо он был недалеко. Завернув за угол металлической ограды, я дал хорошего пинка хорунжему и ушёл в корпус.

Такой день был хороший и нашёлся идиот, который всё испохабил.

На следующий день меня вызвали к директору корпуса.

- Что это, голубчик, - сказал генерал, - жалобы на вас сыплются со всех сторон. Вот, казаки на вас жалуются, хорунжего, заведующего буфетом в Офицерском собрании, оскорбили, - и он показал на сидевших за столом полковника и хорунжего с опухшим ухом.

- Да кто же его оскорблял? – удивился я. – Это он всех оскорблял и способствовал падению авторитета офицера российской императорской армии. Я его просто проводил до ограды кадетского корпуса, чтобы уйти от любопытных зевак, и затем сам ушёл в корпус.

- А кто меня за ухо драл и ещё пинка под зад отвесил? – заныл хорунжий. Это он, конечно, зря сделал.

- Ваше превосходительство, - сказал я, - я ему не отец, чтобы за уши драть и не старший товарищ, чтобы пинка под зад давать, но поведение его благородия господина хорунжего совершенно не соответствовали нормам взаимоотношений между военнослужащими. Если бы я его оскорбил, то у него на боку была шашка, с помощью которой он мог защитить свою поруганную честь. Если у него есть такое желание, то я могу предоставить ему такую возможность.

Генерал с полковником переглянулись и выслали меня и хорунжего из кабинета. Хорунжий глядел на меня таким волком, что готов был съесть меня вместе с сапогами.