Другой случай патронирования вообще анекдотический был. Нашёлся один лейтенант, который знал бесчисленное количество анекдотов. На любую тему. У него было три общих тетради по девяносто шесть листов, все анекдотами исписанные. Как где перекур какой, так лейтенант и веселит честную компанию. Мужики животы надрывали, и всё к теме и к случаю. Слава о лейтенанте пошла вперёд семимильными шагами. Тут он уже не комбатов веселил, а командиров полков и дивизионное начальство. Без этого лейтенанта и без его анекдотического сопровождения не проходило ни одной серьёзной пьянки или высокопоставленного теломытия в бане. И что вы думаете? Дослужился до полковника со всеми положенными орденами, уважением и почётом.

У каждого человека свой талант должен быть. Был один солдатик, который изумительно точил карандаши. Точил так, что любой штабист или художник желал работать только заточенными им карандашами. Те, у кого почерк красивый, не так сильно по службе продвигались, как продвинулся этот. Точно так же за полтора года службы стал лейтенантом. В академиях не учился, но академические курсы закончил и всё время был при высокопоставленных особах. Даже генсеки на партийных съездах его карандашами каракули рисовали. Дослужился до полковника со всеми почётами и уважением.

Так что, таланты ещё никому не мешали. Мне тоже нужно выбрать, какой социальный лифт мне будет по силам, чтобы выбраться из пролетарской среды и послужить своей отчизне так, чтобы это было заметно. Судя по всему, без военной службы не обойтись. Это мне на роду написано.

Школа, спорт, домашняя работа делали меня крепким не по возрасту мальчиком. Мой брат тоже старался не отставать от меня, да и родители не имели ничего против, а мама вообще поддерживала меня во всех начинаниях.

– Помнишь, ты мне напевал про кого‑то в золотых погонах, – напомнила она мне, – так вот мне кажется, что это ты скоро будешь в золотых погонах и все будут обращаться к тебе Ваше благородие. Только не загордись и не сворачивай с прямого пути.

Курс начального училища для меня был очень прост. Я давал консультации соученикам, прекрасно отвечал на занятиях и в свободное время занимался греческим языком. В прошлый раз я сдавал экзамены по полному курсу гимназии, но без греческого языка. Сейчас мне уже не удастся отвертеться от этого древнего языка.

Помните у Чехова Антона Палыча?

– О, как звучен, как прекрасен греческий язык! – говорил он со сладким выражением; и, как бы в доказательство своих слов, прищурив глаз и подняв палец, произносил: – Антропос!

Алфавит наполовину русский.

Но это ничего не говорит о языке. Язык ломовой.

Авго – яйцо

Дека – десять

Мама – мама

Энтаксей – хорошо

Миа порта – дверь

Грасиди – трава (зелень: укроп, петрушка и т. д.)

Дачтилиди – кольцо (обручальное)

Форема – платье

Гала – молоко

Имера – день

Нужно долбить каждый день. Каждый день. Гомера всё равно в подлиннике не читать, но знать язык нужно так, чтобы не заблудиться и не остаться голодным в Греции.

Глава 5

На подготовку к занятиям у меня уходило полчаса, не больше. С чистописанием я справлялся одномоментно. Как раз была в разгаре кампания по очищению русского языка от греческого мусора, всяких там ятей и тит с фитами. Не одна Россия совершенствовала свой язык, но и китайцы начали вводить упрощённое письмо «путунхуа», чтобы большее количество людей могло прикоснуться к знаниям, собранным за пять тысяч лет. С математикой никаких проблем. Устный счёт, как семечки на базаре. Греческий изучали только в гимназии, но я учил его по совету Настасьи Ивановны и при его помощи.

Через год я прошёл испытание по курсу начального училища и был переведён в реальное училище, которое было как бы гимназией для людей попроще. В реальном училище мне пришлось пройти более серьёзное испытание, чем ответы на вопросы по предметам.

В то время, да и не только в то, а во все времена во всех учебных заведениях, как‑то: училища, гимназии, кадетские корпуса, не исключая суворовские и нахимовские училища, частью и в военных училищах, и повсеместно в армии процветала махровая дедовщина, негласно поддерживаемая командирами и начальниками как способ естественного отбора лучших кадров. Они сами проходили через всё это и им было западло освободить от унижений молодёжь, чувствуя от издевательств над ними тайное чувство мести за себя.

И вот в первый день занятий в реальном училище на большой перемене меня поманили во двор, где собрались старшеклассники, чтобы провести надо мной обряд инициации, то есть избиения и принятия в число учеников определённой категории, в зависимости от результатов драки. Это как бы крещение, когда тебя окунают в купель, но бить после крещения начинают не сразу.

Старшеклассники по размеру были крупнее меня и оголтелых было человек пять, с которыми мне не справиться, каким бы сильным я не был.

– Ну, что же, – подумал я, – так и умрём мы под Москвой, как наши деды умирали и клятву верности сдержали в тот рукопашный бой. Применяем первый приём самбо. Бег на сто метров.

Я развернулся и побежал в дальний угол двора под улюлюканье собравшихся и топот ног за мной. Первого приблизившегося ко мне верзилу я сбил с ног подножкой и со всего маха ударил в лицо ботинком. Не оглядываясь, я побежал дальше. Второго догонявшего меня я встретил ударом ботинка в пах и, когда он согнулся, ударил ещё раз ботинком по лицу.

Трое преследователей остановились в нерешительности. Они никак не могли понять, как этот коротышка расправился с двумя их подельниками и что им делать дальше. Не давая им времени на раздумье, я бросился на них, и они побежали от меня. Тут нужен второй закон самбо. Бег на шестьдесят метров.

Я догнал одного нападавшего и сбил с ног всё той же подножкой. Он упал, хорошо приложившись физиономией к земле. Точно так же досталось и второму с небольшой добавкой ботинка по руке. Третий мог убежать в здание училища, но его не пустила собравшаяся толпа, жаждавшая отмщения за собственное унижение. Точно так же в феврале 1917 года в моей первой жизни народные толпы расправлялись с городовыми и жандармами, унижавшими их на каждом шагу.

Последний из пятёрки затравленно пытался скрыться в толпе учеников и оглядывался на меня, потом бросился на колени и завыл:

– Я тут ни при чём, это они заставляли меня…

Эти слова подхлестнули учеников, и они сами стали бить обосравшегося подлеца, да так, что мне самому пришлось вмешаться, чтобы всё не закончилось обыкновенным самосудом с человеческими жертвами.

На следующий день в училище пришла полиция, чтобы разбираться с вопиющим избиением детей порядочных граждан отпетыми уголовниками. На училищной линейке меня поставили перед пятью лбами, которые раза в полтора выше меня и намного крепче физически. Я в училище находился второй день, а они уже несколько лет учились в нём. И тут случилось то, что называется солидарностью. Все училище без команды начало скандировать:

– Долой бандитов! Долой бандитов! Долой бандитов! Свободу Олегу Туманову!

На этом общественное судилище было закончено и последовало решение об исключении из училища пяти учеников за организованный террор против учащихся. Мне порекомендовали больше времени уделять наукам. Я так и понял, что тут не обошлось без Настасьи Ивановны и его высокопоставленных патронов.

В первой моей жизни мне приходилось разбираться с корнями и причинами дедовщины, и я пришёл к выводу, что это искусственное явление, поддерживаемое властью для уничтожения либеральных ценностей и подчинения масс воле назначаемой власти.

Программа реального училища несколько посложнее. Вся сложность заключалась в том, что ещё не был завершён переход на метрическую систему и все эти вершки и корешки забивали голову и усложняли математику.

Вот, например, меры длины. Верста = 500 саженей = 1,0668 км. Сажень = 3 аршина = 7 футов = 2,1336 м. Аршин = 16 вершков = 28 дюймов = 71,12 см. Фут = 12 дюймов = 6,85 вершков = 30,48 см. Вершок = 17,5 линий = 4,45 см. Дюйм = 10 линий = 2,54 см. Линия = 10 точек = 2,54 мм. Точка = 0,245 мм. А ещё меры веса, меры площади, меры объёма жидкостей, меры объёма сыпучих веществ. Там вообще ломовина и всё это должно быть приведено в соответствие с мировой метрической системой.