Билл выгнулся, сам толком не зная, зачем это делает. Чтобы уклониться от прикосновений? Или предоставляя больше простора для действий?.. Укус все-таки был. Но настолько мягкий и нежный, что перепутать его с лаской ничего не стоило. Билл выдохнул, от скрутившего все внутренности наслаждения и вцепился в рубашку Тома, желая оттолкнуть, но почему-то притянул ближе.

Что-то одобрительно промычав, вампир поднялся мелкими поцелуями по его шее, на мгновение прижался губами к подбородку, и тут же перепрыгнул прикосновениями выше, отдавая дань почтения маленькой родинке. Но этого ему показалось явно недостаточно. Кончик языка обвел губы по контуру, и Билл не сумел удержать прерывистого стона, вырвавшегося помимо его воли.

Он целовался уже. Много раз целовался… но не так. Со-о-всем не так. Страстно. Умело. По-взрослому. Раньше всегда вел Билл, а его партнерши только подчинялись, принимая все его действия. В этот раз все было с точностью до наоборот. Движения Тома были уверенными и невероятно приятными. Язык нырял в рот, гладя всё, до чего мог дотянуться и в то же время не душа своим присутствием. Губы покусывали, ласкали, потираясь и прижимаясь то крепко и настойчиво, то едва ощутимо. Билл всхлипывал жалобно и отвечал, как умел.

Правда, о том, чтобы это никогда не заканчивалось, он не думал. Он просто вообще думать не мог. Всё прекратилось так же неожиданно, как и началось. Том отстранился на несколько миллиметров и прошептал в приоткрытые влажные губы:

- Спокойной ночи, Сладкий. Спасибо за подарок, - прижавшись на мгновение в коротком прощальном поцелуе, он отступил и растворился в ночной тьме.

Билл стоял, хлопал глазами, тер о джинсы вспотевшие ладони и чувствовал на своих губах прикосновение чужих - уверенных и неожиданно горячих губ, как будто они все еще прижимались к нему в странно возбуждающей запретной ласке.

___________________________

*Алекс Ривендж «Чужие-2. Планета отчаяния»

Я Кривого (чужой), с его любопытством и искренним восхищением большими красивыми глазами человеческого носителя (машины) уже несколько лет забыть не могу. И когда он погиб, я расстроилась. Очень.

3.

О том, что произошло на крыльце его дома, Билл решил не вспоминать. Вот вообще. Совсем. Даже кро-о-ошечную пронырливую мыслишку, нашептывающую, что это было самое яркое и запоминающееся из всего случившегося за семнадцать лет его жизни, изгнал из головы мохнатым веником. Не было поцелуя! И вампира не было, ну, точнее вампир как раз таки был, - обо все еще нависающей опасности забывать не стоило - но вот всего остального…

Не было возвращения домой через парк, необоснованно-безопасного и уютного. Невероятно интересного разговора не было тоже. И уж тем более не было этого сжигающего дотла сумасшествия. Головокружительного. Вязкого, как мягкая карамель. Сладкого.

Вспомнив слово, которое тоже решил объявить вне закона, Билл отодвинул учебники в сторону. Он вроде как делал домашнее задание, точнее делал вид, что его делал - или даже и не делал уже вовсе, просто себя уговаривал, что делает… Совсем запутавшись в том, кто, что, как, и каким конкретно образом делает, Билл застонал от отчаяния и основательно приложился лбом о деревянную, специально расчищенную для этих целей поверхность.

Пятница. Об учебниках можно не вспоминать минимум до воскресенья, а еще лучше до понедельника, а он сидит здесь в полном одиночестве и занимается хрен знает какой фигней. Георг с Мишель сейчас, между прочим, в клубе развлекаются, и его с собой звали, но Билл отказался. А все почему? Да потому что стыдно было!

Перед Георгом – они всегда издевались и показушно плевались от отвращения, если видели по телевизору однополые парочки. А он, Билл, умудрился поцеловаться не просто с парнем, а еще и с вампиром, который единственного друга покусал! Перед Мишель – он ей так и не рассказал о появлении потенциально опасной нечестии, а это ее работа, бороться с подобными Тому! Но почему-то при мысли, что с вампиром случится что-нибудь нехорошее, становилось… неуютно.

Вскочив со стула, Билл зарычал и немного потопал ногами, выпуская скопившиеся в нем негативные эмоции. Он всегда боролся со стрессом подобным образом. Метнувшись к шкафу и достав первое, что попалось под руку - широкие темно-серые джинсы-клеш и черную, в обтяжку, майку с золотым рисунком на груди - сбегал в душ, оделся, накрасился ярко-ярко и выскочил из дома, собираясь все-таки, хоть и запоздало, принять приглашение и присоединиться к друзьям.

В клуб он влетел взбудораженный до предела, с твердым намерением отдохнуть от души и отвлечься от всего на него свалившегося. Быстро найдя друзей, да и искать-то особо было нечего в таком ограниченном пространстве, Билл кинулся к ним. Мишель с Георгом подскочили на диванчике при его фееричном появлении.

- Ты придурок! – заорал Георг, пролив на себя содержимое бокала, судя по прозрачно-коричневому цвету – яблочный сок. – Как я теперь мокрый сидеть буду?!

- Сходи в туалет, вытри бумажным полотенцем, - предложил ему выход из ситуации Билл, падая на свободное место.

Друг, поворчав немного для порядка, пошел сушиться, а Билл повернулся к Мишель, радостно с ней здороваясь. Девушка выглядела совсем не так, как в школе. В коротком платьице, кожаных сапогах на высоченной шпильке, с ярким макияжем, она, и до этого очень хорошенькая, стала настоящей красавицей. Билл искренне выразил ей свое восхищение, тихо радуясь, что, несмотря на вчерашнее досадное недоразумение, девушки ему нравиться не перестали.

Они болтали, флиртуя исподтишка. Смеялись, обсуждая отрывающихся вовсю одноклассников. Через какое-то время вернулся полупросохший Георг, посидел, недовольно на них косясь, и начал усиленно отвоевывать внимание прекрасной дамы. Он всё норовил положить ладонь Мишель на коленку, но девушка его руку убирала и отодвигалась в сторону, поближе к Биллу, который, гордясь своим умом и изобретательностью, сумел пару раз поцеловать ее в шею, делая вид, что из-за громко орущей музыки говорить может только на ушко.

Настроение поднялось. Биллу было весело. По крайней мере, до тех пор, пока он не увидел злющие ярко-желтые из-за бушующей в них ярости глаза. Подавившись произносимым в тот момент словом, Билл вжался в сидение, стремясь стать невидимым и инстинктивно отодвинулся от Мишель, пересев на самый краешек диванчика. Девушка непонимающе на него посмотрела, пожала плечами и отвернулась к что-то вдохновенно рассказывающему ей Георгу.