Проснувшись, я почувствовал необычайный покой в душе. А потом вдруг душой моей неумолимо завладел ужас — то были отголоски виденного мною во сне.

Неужели элдрены наслали на меня этот сон — благодаря своему колдовству?

Нет, я так не думал. Это был как раз тот сон, который иные сны, те, прежние, пытались от меня скрыть. В этом я был уверен. Это была та самая правда, которую я искал.

И это она привела меня в ужас.

То была не моя личная судьба — вести вечную войну, то была судьба всего моего народа. И, будучи его частью, его представителем, я тоже вынужден был вести вечную войну.

А я именно этого-то и стремился избежать. Мне невыносима была даже мысль о вечной войне, о моем участии в ней. И тем не менее, что бы я ни предпринимал, чтобы покончить с войной, довести дело до конца казалось практически безнадежным занятием. Итак, я мог совершить лишь одно…

Я отбросил эту мысль.

Но что мне оставалось?

Попытаться заключить мир? Посмотреть, сработает ли такой план? Дать элдренам возможность выжить?

Арджав выразил нетерпение, когда мы повели «беспочвенные разговоры». Но ведь и эти мои размышления тоже были беспочвенны. Раса людей поклялась уничтожить расу элдренов. После этого, разумеется, человеческие племена обратят свой гнев на самих себя, и начнутся вечные ссоры, вечные междоусобицы — как того требует их неумолимая судьба.

И все-таки — разве не стоит мне попробовать найти компромиссное решение?

Или же мне стоит с прежним рвением продолжать уничтожать элдренов, позволяя своему народу утолять жажду братоубийства? В какой-то степени я был уверен, что если в живых будет оставаться хоть горстка элдренов, людские племена будут держаться вместе. Перед лицом общего врага, по крайней мере, они будут в какой-то степени сохранять единство. Однако же мне не очень нравилась идея сохранить некоторое количество элдренов в живых — лишь для того, чтобы поддержать Человечество.

Я вдруг понял, что между данной мной клятвой и моим нежеланием вести войну нет никаких противоречий. Напротив, это были как бы две половинки единого целого. Тот сон просто помог мне соединить эти две половинки и увидеть все яснее.

Возможно, мне было дано некое весьма сложное объяснение ситуации. Впрочем, этого я никогда не узнаю. Я чувствовал, что прав, хотя, возможно, обстоятельства докажут обратное. В конце концов мне стоит попробовать…

Я сел в постели, потому что в комнату вошел слуга, который принес мне умыться и мою собственную одежду, выстиранную и выглаженную. Я привел себя в порядок, и тут в дверь постучали.

Это была Эрмизад. Она принесла мне завтрак и стала расставлять еду на столе. Я поблагодарил, и она как-то странно посмотрела на меня.

— Мне кажется, за прошедшую ночь ты переменился, — сказала она. — В душе у тебя теперь больше покоя и целостности.

— Наверное, ты права, — сказал я ей, уплетая завтрак. — Сегодня мне снился совсем другой сон…

— И он был таким же страшным, как и остальные?

— В какой-то степени даже более страшным, — сказал я. — Но на этот раз передо мной не ставились вопросы. Напротив, мне было предложено некое решение.

— И ты чувствуешь, что в тебе есть силы для сражения…

— Можно сказать и так. Я думаю, что в интересах нашей расы мы должны заключить с элдренами мир. Или, по крайней мере, объявить длительное перемирие…

— Ты понял наконец, что мы не представляем для вас опасности.

— Как раз наоборот, именно та опасность, что заключена в вашем существовании для моей расы, и делает само ваше существование столь необходимым. — Я улыбнулся, припоминая какой-то давно известный афоризм. — Если бы вас не было, вас следовало бы изобрести.

Светлая улыбка озарила ее лицо.

— Мне кажется, я тебя понимаю.

— И я намерен изложить свои мысли королеве Иолинде, — сказал я. — Я надеюсь, что мне удастся убедить ее, что это в наших же интересах — положить конец войне с элдренами.

— А каковы твои условия?

— Не вижу необходимости обсуждать эти условия с тобой, — сказал я ей. — Мы просто перестанем вести военные действия и уберемся восвояси.

— Неужели это будет так просто? — засмеялась она.

Я с подозрением посмотрел на нее, несколько засомневавшись было, но потом решительно тряхнул головой:

— Может быть, и нет. Но я должен попробовать.

— Ты вдруг стал очень разумным, Эрекозе. Я очень этому рада. Значит, ночь, проведенная здесь, пошла тебе на пользу…

— А может быть, на пользу и всем элдренам…

— Может быть, — снова улыбнулась она.

— Я постараюсь как можно скорее вернуться в Некранал и переговорить с королевой Иолиндой.

— И если она согласится с твоим планом, ты на ней женишься?

Я почувствовал, как у меня подгибаются колени. С трудом я выговорил:

— Я должен это сделать. Все может пойти прахом, если я этого не сделаю. Ты меня понимаешь?

— Я полностью понимаю тебя, — сказала она и улыбнулась сквозь слезы.

Через несколько минут в комнату вошел Арджав, и я рассказал ему о том, что собираюсь делать. Он воспринял мое решение с куда большим скептицизмом, чем Эрмизад.

— Ты не веришь, что я действительно намерен сделать это? — спросил я его.

Он пожал плечами:

— Я полностью доверяю тебе, Эрекозе. Но не думаю, что элдрены смогут выжить.

— Но почему? Может быть, ты боишься какой-нибудь болезни? Чего-то такого, что свойственно только вашим организмам?..

— Нет, нет, — он коротко засмеялся. — Просто я думаю, что ты предложишь заключить перемирие, а люди не позволят тебе его заключить. Твой народ будет удовлетворен лишь тогда, когда все элдрены до единого исчезнут с лица Земли. Ты сказал, что судьба людей — воевать вечно. А не может ли быть, что втайне они ненавидят элдренов именно потому, что те самим своим присутствием мешают им вести себя так, как они бы того хотели, — я имею в виду их войны друг с другом. Может быть, это всего лишь передышка, пауза в этих войнах, за время которой они хотели бы нас уничтожить? И если они не уничтожат нас теперь, то все равно сделают это очень скоро, вне зависимости от того, будешь ты во главе их войска или нет.

— И все-таки я должен попробовать… — сказал я.

— Ну конечно, попробуй. Но они заставят тебя выполнить твою же клятву, уверен.

— Иолинда умна. Если она прислушается к моим доводам…

— Она одна из них. Сомневаюсь, что она вообще стала бы тебя слушать. Ум не имеет ничего общего с… Вчера вечером, когда я так просил тебя, я был не в себе, меня охватило отчаяние лишь от одной мысли о том, что мира не будет никогда.

— Я должен попытаться.

— Надеюсь, тебе это удастся.

Может быть, конечно, я был во власти элдренских чар, но это вряд ли. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы мир вновь воцарился на истерзанных землях Мернадина, хотя это и означало бы, что я никогда не увижу больше своих элдренских друзей… никогда не увижу Эрмизад…

Я выбросил эти мысли из головы и решил больше не думать об этом.

Тут в комнату вошел слуга. Мой вчерашний спутник, гонец, а вместе с ним несколько военачальников, включая графа Ролдеро, ожидали перед воротами города, почти уверенные, что элдрены убили меня.

— Им достаточно лишь взглянуть на тебя, — прошептал Арджав. Я кивнул и вышел из комнаты.

Подойдя к крепостной стене, я услышал вопли гонца:

— Мы боимся, что вы проявили чудовищное коварство. Покажите нам лорда Эрекозе — или его труп! — Он помолчал. — Тогда мы сами решим, что нам делать дальше.

Арджав и я поднялись по лестнице на стену. Я сразу заметил, что гонец повеселел, увидев меня живым и невредимым.

— Я вел переговоры с принцем Арджавом, — сказал я. — Я долгое время провел в раздумьях. Наши люди чрезвычайно устали от бесконечной войны, а элдренов осталось совсем немного — ведь это последний их незахваченный город. Мы можем взять Лус Птокаи штурмом, но я не вижу в этом смысла. Давайте проявим великодушие победителей, давайте объявим перемирие.