— Пожалуй, нет. Ведь показать мне Цири, думается, ты не можешь?

— Кто тебе сказал?

Геральт затаил дыхание.

Аваллак’х быстро направился к стене пещеры, дав знак ведьмаку следовать за ним.

— Стены Tir na Bea Arainne, — указал он на искрящиеся друзы горного хрусталя, — обладают особыми свойствами. А я, без ложной скромности, обладаю особым искусством. Положи сюда руку. Вглядись. Думай интенсивно. О том, как сильно ты сейчас ей нужен. И прояви, я так скажу, максимальное желание помочь. Думай о том, что хочешь мчаться ей на выручку, быть рядом, что–то в этом роде. Изображение должно возникнуть само. И быть четким. Смотри, но воздержись от бурных реакций. И ничего не говори. Это будет изображение, а не связь.

Геральт так и сделал.

Первые картинки, вопреки заверению, не были четкими. Они были размытыми, но при этом столь неожиданными, что он невольно отпрянул. Отрубленная рука на крышке стола… Кровь, разбрызганная по стеклянной плите… Скелеты людей на скелетах лошадей… Йеннифэр, закованная в цепи.

Башня. Черная Башня. А за ней, в глубине… Полярное сияние?

И вдруг, совершенно неожиданно, без предупреждения изображение стало четким, даже слишком четким.

— Лютик! Мильва! — крикнул Геральт. — Ангулема!

— Что? — заинтересовался Аваллак’х. — Ах, да. Сдается мне, ты все испортил.

Геральт отскочил от стены. Чуть не перевернулся, задев за базальтовый постамент.

— Не важно, черт побери! — крикнул он. — Слушай, Аваллак’х, мне необходимо как можно скорее добраться до друидского леса…

— Каэд Мырквида?

— Кажется, так! Моим друзьям грозит смертельная опасность! Они борются за жизнь! Под угрозой и другие люди… Как можно скорее. Ах, дьявольщина! Я возвращаюсь за мечом и конем…

— Ни один конь, — спокойно прервал эльф, — не сумеет донести тебя до леса Мырквид до наступления сумерек…

— Но я…

— Я еще не докончил. Иди за своим знаменитым мечом, а я тем временем подыщу тебе носителя. Прекрасного носителя по горным тропам. Это будет носитель, я бы сказал, немного нетипичный… Но благодаря ему ты будешь в Каэд Мырквиде через неполных полчаса.

От стучака несло лошадью — но на этом и кончалось подобие. Геральт когда–то присутствовал в Махакаме на краснолюдских состязаниях по объездке горных муфлонов, и это показалось ему тогда совершенно изумительным спортом. Но лишь теперь, сидя на спине мчащегося как ветер стучака, он понимал, что такое истинная изумительность!

Чтобы не свалиться, он конвульсивно впивался пальцами в жесткие патлы и стискивал бедрами косматые бока чудища. Стучак вонял конским потом, мочой и водочным перегаром. Гнал, как сумасшедший, от ударов его гигантских ступней земля гудела так, словно подошвы у стучака были из бронзы. Чуть–чуть притормаживая, он взмывал на склоны, а спускался с них так быстро, что воздух завывал в ушах. Мчался по граням, крутым горным тропинкам и полкам таким узким, что Геральт зажмуривался, чтобы не глядеть вниз. Он перелетал через водопады, каскады, пропасти и расщелины, через которые не перепрыгнул бы муфлон, а каждый удачный прыжок сопровождался диким оглушительным ревом. То есть еще более диким и еще более оглушительным, чем обычно — потому что практически стучак ревел беспрерывно.

— Не гони так! — Встречный ветер вгонял слова ведьмаку обратно в глотку.

— Почему ж?

— Ты же пил!

— Уууууаааахаааа!

Дикая гонка продолжалась. В ушах свистело.

Стучак вонял.

Грохот огромных стоп о камень оборвался, загудели пролысины и щебень. Потом грунт сделался не таким каменистым, мигнуло что–то зеленым, это могли быть горные сосны. Потом мелькнуло зеленым и коричневым — это стучак в смертоубийственных прыжках мчался сквозь еловый лес. Запах смолы перемешивался с вонью чудища, создавая неповторимый букет.

— Ууааахааа!

Кончились ели, зашумела опавшая листва. Теперь кругом было красно, бордово, охрово и желто.

— Мееедлеееннееей!

— Уаааахахахахха!

Стучак длинным прыжком перелетел через груду поваленных деревьев. Геральт чуть было не откусил себе язык.

Дикая скачка окончилась так же бесцеремонно, как и началась. Стучак врылся ступнями в землю, зарычал и скинул ведьмака на устланную листьями почву. Геральт какое–то время лежал, не в состоянии даже выругаться. Потом встал, шипя, и принялся массировать колено, в котором снова заговорила боль.

— Глянь–ка, ты так и не свалился, — удивленно отметил факт стучак. — Ну, ну.

Геральт промолчал.

— А ведь мы на месте. — Стучак указал косматой лапой. — Вот Каэд Мырквид.

Внизу, под ними, раскинулась котловина, плотно забитая туманом, сквозь который просвечивали верхушки больших деревьев.

— Этот туман, — опередил вопрос стучак, принюхиваясь, — не естественный. Кроме того, оттуда несет дымом. На твоем месте я б поспешил. Ийэ–э–эх, пошел бы я с тобой. Меня аж мутит, так хочется подраться! Я уж с дитячьих времен мечтал напасть на людей, да еще с ведьмаком на хребте! Но Аваллак’х запретил мне показываться. Тут дело в безопасности всего нашего общества.

— Знаю.

— Не обижайся, что я дал тебе по зубам.

— А я и не обижаюсь.

— Ты мужик что надо.

— Спасибо. За то, что подвез, — тоже.

Стучак выдвинул зубы из рыжей бороды и дохнул водочным перегаром. Раз, но крепко.

— За то, что ехал на мне, — тоже благодарствую.

Туман, затягивающий лес Мырквид, был плотным и имел неправильную форму, напоминавшую грудку взбитой сметаны, которую наляпала на торт полудурная кухарка. Этот туман напомнил Геральту Брокилон — лес дриад частенько затягивало таким же плотным защитным и камуфлирующим магическим испарением. Наподобие брокилонской была и благородная и грозная атмосфера пущи, здесь, на опушке, состоящей в основном из ольхи и буков.

И совсем уж как в Брокилоне, на опушке леса, на устланной листьями дороге, Геральт почти споткнулся о трупы.

Зверски изрубленные люди были не друидами, не нильфгаардцами, наверняка не входили в банду Соловья и Ширру. Еще прежде чем Геральт рассмотрел в тумане контуры телег, он вспомнил, что Регис упоминал о пилигримах. Получалось, что для некоторых из них паломничество окончилось не очень счастливо.

Все ощутимее становился запах дыма и гари, неприятный во влажном воздухе. Он указывал путь. Вскоре к нему присоединились и голоса. Окрики. И фальшивая мяукающая музыка гуслей.

Геральт пошел быстрее.

На раскисшей от дождей дороге стоял воз. Рядом с колесами валялись очередные трупы.

В телеге шерудил один из бандитов, вываливая на дорогу груз и инструменты. Другой держал выпряженных лошадей, третий сдирал с убитого пилигрима шубу из чернобурки. Четвертый перепиливал смычком найденные, видимо, среди трупов гусли. Ему никак не удавалось извлечь из инструмента хотя бы один чистый звук.

Какофония помогла — приглушила шаги Геральта.

Музыка оборвалась резко, струны гуслей душераздирающе застонали, разбойник рухнул на листья и оросил их кровью. Державший лошадей бандит не смог даже крикнуть, сигилль перерезал ему горло. Третий не успел спрыгнуть с воза, повалился рыча, с рассеченной бедренной артерией. Последний сумел выхватить меч из ножен. Но поднять его уже не успел.

Геральт стряхнул большим пальцем кровь со щеки.

— Да, сынки, — бросил он в сторону леса и запаха дыма. — Неумно вы поступили. Не надо было слушать Соловья и Ширру. Надо было оставаться дома.

Вскоре он наткнулся на новые телеги и новых убитых. Среди множества порубленных и зарезанных пилигримов лежали друиды в заляпанных кровью белых одеяниях. Дым уже недалекого пожара стлался низко над землей.

На сей раз разбойники были бдительнее. Ему удалось захватить врасплох только одного, занятого стягиванием дешевеньких колечек и браслетов с окровавленных рук убитой женщины. Геральт не раздумывая рубанул бандита. Тотчас зарычали остальные — разбойники и нильфгаардцы — и с криком кинулись на него.