Вася молчала. Горе застыло комом в ее рту. Она могла лишь с ненавистью смотреть на лошадь.

Кобылица повернулась и ускакала прочь.

— Иди за ней, глупая, — прошипел болотник. — Если останешься тут, я тебя съем.

Вася ненавидела лошадь. Но не хотела умирать. Она пошла среди деревьев, спотыкаясь. Она шла все дальше, следовала за точкой золотого света, пока не убедилась, что не сможет уже сделать ни шагу.

Но ей и не нужно было.

Деревья кончились, она оказалась на лугу, ведущему к большому замерзшему дереву. Ранняя весна. Звезды тускло сияли на длинной траве открытого поля. Вокруг она могла различить силуэты больших деревьев, черных на фоне серебряного неба. Снег лежал на поле участками. Она уловила шум воды подо льдом озера.

Лошади паслись на лугу. Три… шесть… дюжина. Ночь сделала их серыми, кроме золотой кобылицы. Она выделялась среди них, сияла, как упавшая звезда, с вызовом подняв голову.

Вася замерла с болью и удивлением. Часть ее была убеждена, что ее конь должен быть здесь, среди родни, что он подбежит к ней в любой миг, разбрасывая снег, и она больше не будет одна.

— Соловей, — прошептала она. — Соловей.

Поднялась темная голова, потом светлая. Вдруг все лошади побежали. Они убегали от ее голоса к озеру, но их копыта не успели ударить по воде, а стали крыльями. Они птицами взлетели в воздух и устремились вдаль над озаренной звездами водой.

Вася проводила их взглядом со слезами удивления на глазах. Они летели над озером, и все были разными. Сова, орел, утка и мелкие птицы. Чудесно, странно. Последней взлетела золотая кобылица. Ее крылья развернулись широко, дымились, ее хвост был всех оттенков огня: золотой, синеватый и белый. Она полетела за птицами, крича. Вскоре их поглотила тьма.

Вася смотрела на лошадей. Они словно приснились ей. Глаза слипались от усталости. Ее ноги и лицо онемели, и она дрожала, словно скованная льдом.

«Соловей, — бессильно подумала она. — Почему ты не улетел?».

На краю озера стоял большой дуб. Его ветви выделялись, словно почерневшие кости на белизне луны. Справа среди деревьев было что — то темное и квадратное.

Дом.

Точнее, развалины. Крыша дома была с резкими склонами, чтобы не задерживался снег, и она обвалилась, огонь не сиял за окном или дверью. Было тихо, слабо поскрипывали деревья, трещал тающий лед озера. Но это место, эта поляна у воды не казалась пустой. Она была насторожена.

Дом построили на крепкой платформе меж двух деревьев. От этого казалось, что он стоит на крепких ногах, а окна были черными глазами, смотрели свысока. На миг дом показался не мертвым. Он будто смотрел на Васю.

А потом иллюзия угрозы пропала. Это были развалины. Ступени прогнили, обвалились. Внутри точно были сухие листья, мыши и тьма.

Но там могла быть печь, даже немного зерна после прошлого жителя дома. Она могла там укрыться от ветра.

Едва осознавая, что делает, Вася пересекла поляну, спотыкаясь о камни, скользя по снегу. Стиснув зубы, она забралась по ступеням. Было слышно лишь скрип ветвей и ее хриплое дыхание.

На вершине лестницы стояли два столба, где были вырезаны чудесные фигуры: медведи, солнца, луна, маленькие странные лица, похожие на чертей. Над дверью были вырезаны две лошади, вставшие на дыбы.

Дверь висела на петлях среди гнилых листьев. Вася прислушалась.

Тихо. Конечно, тихо. Может, там жили теперь звери, но ей было все равно. Почти упавшая дверь заскрипела ржавыми петлями. Вася прошла внутрь.

Она увидела пыль, старые листья, ощутила запах разложения и холодную влагу. Было не теплее, чем снаружи, хоть тут не было холодного ветра с озера. Почти весь дом занимала разваливающаяся кирпичная печь с черной дырой. Напротив, где должен быть иконостас, не было икон, только что — то черное у стены.

Вася осторожно прошла в тот угол и нашла деревянный сундук, скованный надежно бронзой.

Она повернулась, дрожа, к печи. Она хотела опуститься на пол во тьме и потерять сознание, забыть о холоде.

Стиснув зубы, она забралась на скамью печи и коснулась грубого кирпича, где мог умереть прошлый житель. Но там ничего не было: ни одеяла, ни костей. Какая трагедия оставила этот дом заброшенным? Ночь снаружи тихо и грозно баюкала дом.

Ее пальцы нашли несколько пыльных прутьев у печи. Для костра хватит, хоть она не хотела огонь. Она помнила много огня, удушающий дым. Жар ранит ее пострадавшее лицо.

Но было достаточно холодно, чтобы раненая девушка в плаще и платье замерзла насмерть. Она хотела жить.

Ее двигала только воля. Вася принялась разводить огонь. Ее губы и пальцы онемели. Она ударялась обо все, чего не видела, пока собирала хворост и хвою.

Почти вслепую, дрожа, она сделала горку прутьев, которую едва видела в печи. Она ощупала дом в поисках огнива и обгоревшей тряпки, но ничего не было.

Она могла развести огонь с помощью дерева и терпения, силы руки, но силы и терпение заканчивались.

Или так, или замерзнуть. Она сжала ладонями прутик. В детстве в лесу это было игрой. Прутик, доска и быстрые сильные движения. Если повезет, дым станет огнем. Вася помнила, как радостно улыбался Алеша, когда она впервые сделала это сама.

Но в этот раз, хоть она трудилась и вспотела, от доски между ее колен не поднялся дым. Там не было ни уголька. Вася отпустила прутик, дрожала, сдавшись. Бесполезно. Она все равно умрет, вокруг нее будет только пыль.

Она не знала, как долго сидела в тишине, не плакала, ничего не ощущала, просто замерла на грани сознания и тьмы.

Она не знала, что заставило ее поднять голову еще раз, впиться зубами в губу. Ей нужен огонь. Нужен. В ее голове и сердце был ужасный огонь, воспоминание было сильнее всего в ее жизни, словно ее душа пылала. Смешно, что огонь горел так ярко в неприятном воспоминании, а тут, где он мог помочь, не было ни искры света.

Почему он был только в ее разуме? Она закрыла глаза, и на миг воспоминание было таким сильным, что она забыла, что это уже не реальность.

Вася учуяла дым, ее глаза открылись, а прутья вспыхнули.

Почти боясь успеха, Вася поспешила добавить хвороста. Комнату наполнил свет, тени отступили.

Изба выглядела хуже в свете огня: по лодыжки в листьях, в плесени и обломках, полная пыли. Но там были сухие поленья, которые она увидела теперь. И было теплее. Огонь прогонял ночь и холод. Она собиралась жить. Вася протянула дрожащие руки к огню.

Ладонь вылетела из печи и сжала ее запястье.

10

Черт в печи

Вася испуганно вдохнула, но она не отпрянула. Ладонь была маленькой, будто детской, с длинными пальцами, озаренная огнем. Она не отпускала. Вася вытащила человечка в комнату.

То была женщина, что доставала до колена Васи, ее глаза были цвета земли. Она голодно слизывала угли с конца прутика, но замерла, взглянула на Васю и сказала:

— Похоже, я проспала. Кто ты? — она заметила разруху вокруг них, и ее голос зазвенел тревогой. — Где моя хозяйка? Что ты тут делаешь?

Вася опустилась на разваливающуюся скамью у печи с утомленным удивлением. Домовые не жили в развалинах, они не жили в домах, где уже не было семей.

— Тут никого нет, — сказала Вася. — Только я. Это место мертво. Что ты тут делаешь?

Домовой — нет, женщина, домовая — смотрела на нее.

— Не понимаю. Дом не может быть мертв. Я — дом, и я жива. Ты врешь. Что ты с ними сделала? Что ты сделала с этим местом? Встань и ответь мне! — ее голос был пронзительным от страха.

— Я не могу встать, — прошептала Вася. Так и было. Огонь забрал остатки ее сил. — Я — лишь путница. Я думала развести огонь и переночевать тут.

— Но ты… — домовая осмотрела дом, поняла размах гнили. Ее глаза расширились от ужаса. — Сколько я спала! Посмотри на эту грязь. Я не могу впускать бродячих, пока хозяйка не позволит. Тебе нужно уйти. А мне нужно все подготовить к ее возвращению.

— Вряд ли твоя хозяйка вернется, — сказала Вася. — Дом заброшен. Я не знаю, как ты смогла выжить в той холодной печи, — ее голос оборвался. — Прошу, не прогоняй меня. Я больше не вынесу.