– Все, Параська! Кончилось мое терпение, поедешь в Ведуны учиться! – Бабуля подперла кулаками тощие бока и сделала страшное лицо. Ну, это она думает, что страшное. А лично мне было бы смешно, если бы она не назвала меня так.

– Бусь, не бузи, а? И не называй меня Параськой! Меня это бесит! Я Сита! В крайнем случае – Кумпарсита, спасибо папочке, р-р-р…

В подтверждение моего праведного гнева незапланированно включилась посудомойка и открылся водопроводный кран.

– Вот! Вот об этом и речь, – продолжала бушевать буся.

Бабушка у меня добрая, но ведьма она. Как есть ведьма, что по сути, что по призванию. Одно плохо, не простая ведьма, а потомственная. Вот и мне досталось от щедрот. Я ж потомство, а значит, тоже ведьма. Мама поступила мудро – ушла в лучший мир и теперь только изредка приходит проведать, а я тут с бусей воюю. Не хочет она, видите ли, чтобы я неучем осталась и дар свой великий принесла в жертву индустриальной культуре нашего немагического мира. Только мне этот дар вообще не нужен. Я смогла пробиться в РУДН на бесплатное, и теперь меня оттуда фиг кто выковыряет, вот! А буся заладила со своей шарагой. Сама там отучилась, и что? Трешка в спальном районе, испортившийся от постоянного общения с повернутыми на магии психами характер и пенсия-минималка. Красота-а-а! Ну бывает, не сдержусь иногда, сломаю что-нибудь случайно или напугаю кого. Так бабуля память подчистит, и все дела. А тут уперлась – идешь в Ведуны, и все тут.

Стоим с бусей посреди кухни с видом «врагу не сдается наш гордый «Варяг» и взглядами бодаемся. От бодания отвлек мобильник, заоравший на всю кухню: «О боже, какой мужчина…». Да-а-а, Макс – парень хоть куда, одно плохо – он об этом знает.

– Бусь, пять сек, я отвечу, и продолжим в казаков-разбойников играть, – и в трубку: – Я вас…

А трубка сообщает мне голосом великолепного Максика, что он таки урвал у перекупщиков билеты в третий ряд на «Золотой граммофон», и теперь я ему должна.

– А-а-а!!! – завопила, прыгая по кухне и расцеловывая бабулю. – Я в теме! Я буду в ящике! Бусь, давай позже поругаемся, лады? Мне сейчас позарез насчет платья перетереть надо.

– Тьфу, слушать противно. Ну ничего, в Ведунах тебя научат правильно изъясняться.

– Ага, научат, – поддакиваю бусе, не особо слушая, о чем она там лопочет, и ищу в телефоне номер Ритки Звельнер, она хвасталась, что ее папандр из Парижа модельных шмоток ворох припер. А у нас телосложение почти одинаковое, так что Ритулька попала.

– Так ты согласна? – гнет свою линию буся.

– Да, – ответила я мобиле, махнула бабуле рукой, мол, потом договорим, и пошла на балкон окучивать Ритку.

Рита сдалась после того, как я напомнила, у кого она якобы ночует, когда устраивает рейды по клубам. И, окрыленная предвкушением своего триумфа, завалилась в ванну, предварительно взбив пену взглядом. Перестаралась, правда, пришлось лишнюю в раковине смывать.

Включила любимую подборку зарубежек, нацепила наушники и начала кайфовать. И, как всегда, уснула где-то на третьей песне.

– Девушка, девушка. Просыпайтесь, приехали, – кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

– Бусь, еще немного поваляюсь, – пробурчала я и резко открыла глаза. – Что за… Вы кто?

Передо мной стояла здоровая тетка с висящей на плече потрепанной сумкой, из которой торчал краешек ленты отрывных талонов на проезд. Огляделась. Я сидела в старом, грязном автобусе, на соседнем сиденье стояла моя дорожная сумка с гордым значком «Nike», приобретенная на китайском рынке, и больше в автобусе никого не было.

– Приехали, говорю. Конечная. Вылезайте, нам на базу пора.

Еще раз огляделась и поняла!

– Ну, бабуля! Ты у меня еще попляшешь!

Буся таки отправила меня в свою шарагу.

– Выметайся, соплячка! – возмутилась тетка. – Я те покажу бабулю!

Я подскочила и рванула на выход. Кто ж знал, что эта необъятная тетя мои слова на свой счет примет. Вывалилась из автобуса и утонула новыми кроссами в пятисантиметровом слое дорожной пыли. И чуть не приложилась носом в эту пыль, когда по спине шарахнуло выброшенной вдогонку сумкой. Дверь закрылась, и автобус укатил в неизвестном направлении.

Так, а куда меня-то занесло? Осмотрелась и поняла, что я в лесу. Дорога была узкой и ухабистой, напротив меня стоял покосившийся козырек остановки, надпись на котором гласила: «Дачный поселок …едуны». На месте буквы «В» зияла проеденная ржавчиной дыра. Вот я попала! И где эти едуны? Повертела головой и заметила две колеи, уводящие вглубь леса. Подобрала сумку, отряхнула от пыли, чихнула пару раз и потопала навстречу неприятностям.

Неприятности оказались совсем недалеко, прямо за поворотом. Покосившийся не крашеный дощатый забор, ворота, тоже не первой свежести, и написанное грязно-желтой краской прямо на них «Ведуны». Хоть здесь все буквы на месте. Бодро подошла к архитектурному ископаемому и толкнула створки. Ага, размечталась! Ворота оказались заперты. Поколотила по жалобно скрипящим доскам, поорала всякий бред вроде «Открывайте, а то сама войду» или «Люди-и-и, вы где? Я ведьма, впустите, пожалуйста». Никто не проникся ни угрозами, ни мольбами, а комары уже основательно обкусали все, до чего могли добраться.

– Ах так, значит? – разозлилась я. – Да кому вы нужны? Сейчас выйду на нормальную дорогу и стопану кого-нибудь. Попрятались за воротами! Да чтоб их разорвало! – пнула кривую створку и отвернулась.

А за спиной раздался треск, очень ломающиеся доски напоминающий. Медленно развернулась и узрела… Кранты мне!

Я сидела в обычной, ничем не отличающейся от других преподавательской. А эти самые преподы, в количестве семи штук, пялились на меня, как на восьмое чудо света, и чего-то ждали. Дождались. В кабинет влетела растрепанная запыхавшаяся тетка с листком в руке.

– Вот, по факсу пришло. Ух, дайте отдышаться. Сверху приказ директору пришел, а его другим листом накрыло, я и не заметила.

– Бардак у вас тут, уважаемые! – авторитетно заявила я. – Меня такое учебное заведение не устраивает, отправляйте-ка меня домой.

Самый дряхлый из присутствующих здесь старичков протянул руку, и секретарша отдала ему свою находку. Дедуля, который, видимо, был ровесником разнесенных мною в щепки ворот, нацепил на нос очки с толстенными линзами и начал изучать бумаженцию. Получалось у него не очень, руки тряслись, и листок трепыхался, как простыня на ветру. Все молчали, выжидательно глядя на старичка. Он пожевал губами, положил листок на стол и скрипучим слабым голоском произнес:

– Видишь ли, Кумпарсита, я уже месяц как на пенсии и не имею права ни принять тебя на обучение, ни отчислить. Запрос бабушка прислала? – Я кивнула. – Так вот, запрос твоя бабушка составила грамотно, отпущу я тебя, ты где-нибудь нахулиганишь, а мне потом отвечать? Вот приедет новый директор, он и решит. А ты пока, детонька, здесь поживи, пообвыкнись. Глядишь, еще и не захочешь уезжать-то.

– И когда этот ваш новый директор приедет? – недовольно спросила, уже догадываясь, что бабуля меня на принудительное обучение по причине угрозы обществу записала. Вот удружила! Теперь мне здесь не меньше семестра куковать, потому что ни один директор с такой формулировкой заявления сразу меня не отпустит. Сначала присмотрится, убедится, что я не опасна для окружающих и не рассекречу существование магмира, и только потом, может быть, меня отправят домой со справкой о соцпригодности. Короче, невезуха полная!

– Так он, директор новый, еще на прошлой неделе должен был прибыть, да задержался. Позвонил и предупредил, что к началу учебного года точно будет, – ответила на мой вопрос секретарша.

Ага, а у нас сегодня какое число? Достала мобильник, связи конечно же нет, только экстренная. В девять-один- один позвонить, что ли? Может, заберут меня отсюда, если скажу, что эти похитили? А число сегодня – двадцать пятое августа.