В особой главе «Как детей своих воспитать в поучении и страхе Божьем» автор призывает родителей «заботиться о чадах своих… любить их и беречь, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а осудив, побить. Наказывай детей в юности — упокоят тебя в старости твоей». Таков «строгий, мужской полюс» «Домостроя», идущий от Сильвестра, то, что мы привыкли называть домостроевскими порядками.
Однако весь пафос книги состоит совсем в другом: это поэзия женской, домашней распорядительности, умения создать прекрасно отлаженный домашний мир, в котором чисто, вкусно и привольно живется всем домочадцам хозяйки. Многие главы, несомненно, созданы женской рукой: они написаны живым фольклорным языком и одновременно стилем деловых берестяных новгородских грамот. Как тут не вспомнить Марфу-Посадницу, ее «чудный дом», как отметил летописец? Среди найденных берестяных грамот немалое число написано женщинами или им адресовано. Возможно, что кто-то из образованных новгородок и составил тот популярный сборник, послуживший основой Сильвестру при создании книги. А что, если это была Марфа-Посадница? Во всяком случае, именно ее образ встает над страницами этого замечательного древнего сочинения. Кто, кроме женщины, может так написать: «Господину (государю) же с женою о всяких делах домашних советоваться и ключнику наказывать, как челядь кормить каждый день, переменяя чаще: хлеб решетной, щи да каша с ветчиной жидкая, а иногда и крутая с салом, и мясо, если будет к обеду, в воскресенье и в праздники иногда пироги, иногда и кисель, а иногда и блины. Всю пищу готовить хорошенько и чистенько, как для себя» (курсив мой. — С. К.-Л.).
А вот глава 49: «Как мужу с женою советоваться, что ключнику наказать о столовом обиходе, о кухне и о пекарне»: «Каждый день и каждый вечер, исправив духовные обязанности, и утром, встав по колокольному звону и после молитвы, мужу с женою советоваться о домашнем хозяйстве (по-древнерусски — „устроении домовном“ — С. К.-Л.), на ком какая обязанность и кому какое дело велено вести».
Призывая делать годовой запас всякой провизии, особенно тем, у кого нет «поместий, пашен, и деревень, и вотчины нет», автор «Домостроя» заботится о простых, неименитых гражданах. Заботливый женский голос в «Домострое», как в былине, приговаривает: «Купить баранчика и дома освежевать на овчинку, а бараний потрох — добавка к столу, утешенье для хозяйственной жены или для хорошего повара». Все подробности, апофеоз сытой русской кухни создан, почти без сомнения, женщиной, заботящейся не только о своем доме, но думающей и о согражданах: «В любой день праздник и удовольствие не на рынке куплено; разные пироги, и любые каши, и всякие блины, и трубицы (трубочки, вид рулета), и кисели, и всякое молоко, — чего только захотелось, все уже дома готово, и сама жена все умеет сделать, и слуг научит управляться. От таких домочадцев богатеют мужи». Особая глава называется «Похвала женам»: «Если дарует Бог жену добрую, получше то камня драгоценного, таковая от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие».
Не только полная конкретность в описаниях каждого хозяйственного дела, всегда находившегося в женских руках, но и уменьшительные суффиксы, ласковость женской речи видны во многих главах: пыль, например, советуют «обметать чистым крылышком (!) и мягкою губкою… комнату всегда содержать в чистоте».
Многие тайны истории навсегда останутся нераскрытыми. Возможно, мы никогда не узнаем имени автора замечательной русской книги «Домострой», но, вспоминая о Марфе-Посаднице, о ее влиянии на русскую новгородскую жизнь 1470-х годов, мы невольно будем вспоминать о той поэзии русской жизни, которая выразилась в новгородских былинах и сказаниях, и особым теплом осветила «Домострой».
Мы не знаем, где, как и когда умерла Марфа-Посадница после того, как Иван III велел вывезти ее из родного города вместе с внуком. Насколько серьезно он относился к новгородским женщинам, доказывает тот факт, что Иван III потребовал привести к присяге в 1478 году всех вдов боярских, купеческих и иных. Говорят, что, после того как Марфа была увезена из Новгорода, Иван III нагрузил 300 возов золота и серебра — все было доставлено в Москву.
Существует предание, что Марфа умерла по дороге, на Тверской земле, в селе Млев. Однако оно недостоверно.
Писатель П. И. Мельников-Печерский в 1841 году утверждал, что Марфа Борецкая из Москвы была увезена в Нижний Новгород, где была посажена в один из монастырей. Наконец, еще предание говорит о пострижении Марфы в монахини в Москве и заключении ее в Вознесенском женском монастыре в Кремле, где она и скончалась.
А вот какие легенды о «чудном доме» Марфы-Посадницы дошли до наших дней. В Новгороде их показывают два: один на Софийской, другой на Торговой стороне, через реку Волхов. В путеводителе по Новгороду 1927 года указывается дом Марфы-Посадницы около Детинца, Новгородского кремля: «Пересечем Летний сад, здесь очень живописна стена Детинца. На самом высоком подъеме, это остаток старинного бастиона, вероятно, устроенного на естественном холме, по преданию, стоял дом Марфы Борецкой».
В книге А. Н. Муравьева «Путешествие по святым местам. Новгород» (СПб., 1846) это описано романтично: «Дворцовый сад окружает своей зеленью половину красных стен кремля… На конце сада недалеко от стен и реки легкая беседка заменила, как предполагают, узорочный терем Марфы Борецкой, отколе посадница привыкла смотреть на бури непостоянного Волхова и на вечевые бури народа. Быть может, на сем месте святой игумен Соловецкий Зосима, надменно принятый ею, предрек ей во дни славы день ее падения».
Указывают и на другой дом Марфы — на углу улицы Рогатинской (древней Рогатицы), уже на другом берегу реки. В 1804 году церковный писатель Евгений Болховитинов писал из Новгорода: «Я часто со вздохом взираю на место Ярославля двора, на руины княжого дома, на щебень Марфиных палат, на месте коих, кажется, никто со времени смерти ее не осмелился еще ставить своего жилища». До середины XIX века на древней улице Рогатице сохранялись остатки двухэтажного боярского дома, известного под именем «чудного дома Марфы Борецкой». Уцелевшее помещение, перекрытое древним коробовым сводом, находится на значительной глубине. Как показали исследования археологов, стены и свод его действительно сложены из кирпича XV века — когда жила Марфа. В. П. Ласковский, автор путеводителя по городу 1913 года, чтобы увидеть дом Марфы, предлагает остановиться на углу улиц Рогатинской и Московской. Существует легенда, рассказанная Ласковским, что Марфа имела в Новгороде два дома: один действительно около Детинца, другой здесь, неподалеку от Вечевой площади и Ярославова дворища. Причем эти строения были связаны подземным ходом под рекой. В 1860-е годы стали производить раскопки, чтобы удостовериться, правда ли это. Наткнулись на подземный ход, но продолжать раскопки было невозможно, так как домовладельцы выразили протест.
О существовании подземного хода под рекой в Новгороде было известно давно: уверяют, что в кремле этот подземный ход имел свое начало между домом митрополита и воеводы-тысяцкого, что будто этим ходом воспользовался в бытность свою новгородским митрополитом Никон во время восстания новгородцев (впоследствии незадачливый патриарх).
В 1862 году во время празднования тысячелетия России в Новгородском кремле был установлен памятник в честь этой даты скульптором М. О. Микешиным. Сделан памятник в виде колокола — в память вечевого, увезенного в Москву Иваном III. Есть на этом памятнике среди самых знаменитых русских людей и Марфа Борецкая. Ее высокая статная фигура с измученным и гордым лицом — единственное изображение этой замечательной женщины.
Народное предание поэтично рассказывает, что когда вечевой колокол везли из Новгорода в Москву, где-то на Валдае он упал и раскололся, из кусков его отлили маленькие колокольчики — «дар Валдая», и так они разбежались по России, напоминая о Господине Великом Новгороде и его свободе. Если это правда, может быть, есть в его заливистом и одновременно щемящем звоне тоска и Марфы-Посадницы?
