— Спасибо. Какая вы милая девочка. Ну, как я могу отказаться?

Клюнуло. Он отошел в сторону, уступая дорогу, и зашаркал следом за ней в гостиную. Неужели он так и останется здесь и будет неотступно следить невидящими глазами за каждым ее движением?

— Почему бы вам не подняться наверх, мистер Рэндолф, и не вздремнуть немного? Жаль, что я разбудила вас.

Он рассмеялся, растянулся на потертом, обтянутом синим плюшем кресле, положил ноги на такой же обшарпанный пуф и закрыл глаза.

— Не лучше ли вам отдохнуть в своей кровати? Я… Я же буду убирать. Здесь будет очень шумно.

— Да что вы, мисс Гилли! Отдохну на том свете. А пока — мне так дорого общение с людьми. Если вы не против, я посижу здесь. Обещаю не мешать вам.

— Может, прийти потом? Я не хочу стеснять вас.

— Стеснять! Да что вы? Я так рад.

Устанавливая стремянку у стены с книжными шкафами в противоположном конце комнаты, Гилли не сводила глаз с маленького человека. Кресло, обитое синим плюшем, стояло там же, куда она передвинула его два дня назад, рядом с тем самым местом, куда придется поставить стремянку, чтобы достать с полки энциклопедию на букву "К".

— Простите, мистер Рэндолф… — Слова застревали в горле. Она откашлялась. — Мистер Рэндолф, — неожиданно крикнула она, — придется передвинуть ваше кресло!

Он поднялся, как послушный ребенок. Гилли с трудом перетащила тяжелое кресло подальше от полки с красной энциклопедией. Поставила его в другом конце комнаты, перенесла туда пуф, взяла мистера Рэндолфа за локоть и подвела к креслу.

— Теперь вы находитесь как раз напротив того места, где сидели раньше.

— Надеюсь, вам было не очень тяжело, мисс Гилли?

— Теперь будете сидеть между диваном и столом, как раз посредине. Не возражаете?

— Прекрасно, прекрасно. — Он опустился в кресло и вытянул ноги.

Гилли подошла к стремянке. Поднялась на одну ступеньку, но снова опустилась на пол.

— Начну, пожалуй, с окна над письменным столом.

Странная улыбка скользнула по лицу слепого мистера Рэндолфа.

— Делайте, как вам удобней, мисс Гилли.

Она протерла окна, смахнула пыль с письменного стола и, обойдя кресло, перенесла стремянку к меньшему из двух книжных шкафов. Потом возвратилась, стерла пыль с картины, висящей над диваном, — вычурно одетые белые люди из прошлого века на роскошном пикнике в лесу. То и дело она посматривала на мистера Рэндолфа, который, закрыв глаза, сидел, растянувшись в кресле. На диване Троттер он иногда спал с открытыми глазами, нельзя было понять — спит он или бодрствует. Но сейчас он не храпел. Это настораживало.

Была не была! Это же совершенно слепой и к тому же полуглухой старик. Ничего плохого в том, что он сидит здесь, когда она берет деньги, о существовании которых он давным-давно забыл. Но чем ближе она подходила к полке с томом энциклопедии, тем сильнее колотилось ее сердце: оно стучало, как ударные инструменты духового оркестра, исполняющего походный марш.

Она перетащила стремянку и поставила ее возле нужной полки. Искоса взглянула на мистера Рэндолфа. По-прежнему он сидел неподвижно. Стараясь не думать, Гилли поднялась на стремянку. Под ее тяжестью лестница скрипела и шаталась. Без особого труда Гилли добралась до предпоследней ступеньки, оперлась левой ногой о холодный металл лестницы и достала с полки знакомый том; осторожно положила его на верхнюю ступеньку стремянки. На пустом месте не было ничего, кроме пыли. Гилли сняла еще несколько книг, с яростью перетирая каждую. И снова на полке — ничего, кроме пыли. Мистер Рэндолф зашевелился в кресле. Она посмотрела в его белые неподвижные глаза.

А вдруг он видит? Может, он просто притворяется, чтобы дурачить людей? Она застыла на месте.

— Вы прекрасно убираете, мисс Гилли. Так старательно. Просто не помню, чтобы в этой комнате наводили такую чистоту.

— Я… Я навожу порядок на книжных полках.

— Прекрасно, прекрасно, — он одобрительно закивал головой. — Если бы вам удалось навести такой же порядок в моей старой голове…

Спокойствие. Никакой паники. Он ничего не видит. Конечно же, не видит. Может, это и к лучшему, что он здесь. По крайней мере, никто не заподозрит, что под самым его носом она крадет деньги.

Она стерла с полки пыль, переставила красный том энциклопедии на другое место, рядом с остальными томами. Потом вернулась к верхней полке — снимала одну книгу за другой и тщательно вытирала темное дерево до самой стенки шкафа. С каждой снятой книгой надежды ее то возникали, то исчезали. И чем больше она снимала книг, тем меньше оставалось надежд. В конце концов она поняла, что ее вранье Агнес обернулось горькой правдой. Денег не было.

Страх и тревога болью отозвались у нее в желудке, ее чуть не вырвало.

А мистер Рэндолф между тем беспечно болтал. Она не вникала в смысл слов. До нее доносились лишь бесившие ее звуки веселого тонкого голоса. Хотелось швырнуть книгой в этот голос, перевернуть стремянку, запустить стулом в окно или, на худой конец, заорать от бессилия.

Но ничего такого она, конечно, не сделала. Охваченная безмолвным цепенящим бешенством, она сложила стремянку и понесла ее в подвал.

— Вы уже уходите, мисс Гилли? — Его голос следовал за ней вверх и вниз по ступенькам, провожал ее из дому. — Спасибо, спасибо. Приходите, пожалуйста, еще. И непременно передайте миссис Троттер, что вы замечательно помогли мне.

Она и не пыталась отвечать. Пусть думает, что угодно. От него теперь ждать нечего. Всего-навсего каких-то тридцать девять вшивых долларов.

Она прошла прямо в свою комнату, вытащила из-под кровати коричневый чемодан и распаковала его. Потом выдрала из блокнота листок бумаги, растянулась на кровати, положила листок на учебник математики и написала:

"1408 Эспен-авеню,

Томпсон-Парк,

штат Мэриленд.

Дорогая Кортни Рутерфорд Хопкинс. Я получила Вашу открытку. Простите, что беспокою Вас своими делами. Но я думаю, что Вы, моя родная мать, имеете право знать, в каком положении находится Ваша дочь. В настоящее время положение мое ужасное, иначе я бы не стала беспокоить Вас. Моя приемная мать религиозная фанатичка. К тому же она почти не умеет ни читать, ни писать. Дом у нее очень грязный, а друзья какие-то странные люди".

Она написала слово «черные», но стерла его: неизвестно, как Кортни относится к этому.

"Здесь живет еще один ребенок, но он, кажется, умственно отсталый. Мне приходится работать не покладая рук и ухаживать за ним. Это очень тяжело, ведь надо еще и готовить уроки.

Я накопила тридцать девять долларов на билет до Калифорнии. Пришлите мне, пожалуйста, недостающие деньги на билет как можно скорее".

Сначала она написала: «Целую», но потом стерла и написала:

"Искренне

Ваша дочь Галадриэль Хопкинс.

P.S. Я очень способная и могу самостоятельно обслуживать себя, так что я ни в чем не буду Вам обузой.

Р. P.S. И еще: я узнала — билет до Сан-Франциско в один конец стоит сто тридцать долларов шестьдесят центов. Я найду работу и при первой возможности верну Вам свой долг".

Она дождалась на лестнице, когда Троттер отправилась в ванную комнату.

Тогда она прокралась в кухню, вытащила из ящика стола конверт с маркой и помчалась на угол, чтобы опустить письмо, пока не улегся гнев и она не передумала.