– Вы знали Себастьяна? О господи... Вы пробуждаете во мне самые светлые воспоминания. Мой брат оказался единственным человеком, кроме моей крестной матери, который с нежностью относился ко мне. Моя мать была со мной всегда холодна, но я не могу ее за это винить. Смерть моего отца разбила ей сердце – во всяком случае, мне так говорили, – и всю свою любовь она отдала сыну, которым по праву гордилась. Для меня у нее уже не осталось любви. А когда мы узнали, что корабль Себастьяна затонул, я поняла, что просто перестала для нее существовать. Она поспешно выдала меня замуж, полагая, что заключила еще одну выгодную сделку.

– Нет, – сурово возразил барон. – Я думаю, что сделкам ваша мать уделяет намного больше внимания. Ваше будущее ее, видимо, и в самом деле не заботило, иначе она никогда не выдала бы вас за негодяя.

Оскорбление прозвучало как пощечина.

– Негодяя? Почему вы так говорите? Разве это вина Жосса, что он никогда не любил меня? И кто думал о любви в тот момент, когда наши семьи договаривались о нашем браке?

– Любовь очень много значила для вас, я это вижу. Но умоляю вас, не ищите оправданий для вашего мужа, если вы хотите, чтобы я и впредь считал вас умной женщиной...

– А какое это имеет значение?

– Для меня это значит очень много. Что же, любовь настолько ослепила вас, что вы отказываетесь видеть, каков на самом деле маркиз де Понталек? Согласен, можно не любить женщину. Это часто случается, когда союз заключен из деловых соображений, но если в брак вступает... даже не дворянин, нет, просто мужчина, достойный так называться, он никогда не станет посылать свою жену на смерть.

– Откуда вы это взяли? Это безумное предположение!

– Вы так полагаете? Что ж, придется мне расставить все точки над «i». Почему, как вы думаете, маркиз приказал своему молочному брату сопровождать вас в Бретань? Этот человек получил приказ вас убить.

– Как вы об этом узнали?

– Все очень просто! Жоэль Жуан, хотя его и одурманили республиканские идеи, тем не менее остался другом Анжа Питу. Он все ему рассказал и попросил его присматривать за вами. Ему самому пришлось покинуть ваш дом, потому что маркиз немедленно убил бы его за неповиновение. Итак, это мы выяснили. Продолжим! Кто, по-вашему, организовал небольшое восстание на площади Сен-Сюльпис, когда господин де Понталек отправил вас – и к тому же в кабриолете! – навестить герцога Нивернейского под предлогом несуществующей болезни? Помните этот случай, когда вас спас некий водонос?

– Это же смешно! Как мог мой муж, роялист до мозга костей, повлиять на народ?

– При помощи денег. И потом, ему помогли несколько специально подученных людей. Невероятно легко спровоцировать бунт, когда люди только того и ждут, чтобы отправить на смерть любого, кто попадется под руку. Что же до политических взглядов маркиза, мы еще об этом поговорим...

– Тогда я хотела бы задать вам еще один вопрос. Как вам удалось предупредить несчастье на площади Сен-Сюльпис?

– Это все благодаря Питу! Он снял комнату в доме напротив вашего особняка. Именно он предупредил меня. Я могу продолжать?

– Не вижу способа вам помешать!

– Я предполагал заинтересовать вас, но... Что ж, продолжим. Ваш супруг никогда не появлялся с вами при дворе. Почему он решил необходимым привезти вас в Тюильри всего за несколько часов до начала мятежа, когда дворец был разграблен и подожжен?

– Жосс хотел, чтобы мы вместе встретили то, что нас ждет. Он говорил, что не хочет оставлять меня одну в доме...

– И все же маркиз оставил вас одну именно в тот момент, когда убийцы пошли на приступ. Я знаю об этом, потому что сам там был и не успел спасти вас. Я должен был защищать короля. Я без колебаний сделал свой выбор, несмотря на тот интерес, что вы пробуждаете во мне, – откровенно добавил он. Анна-Лаура вздрогнула.

– Но вы же мне ничем не обязаны! – прошептала она.

– И в самом деле, но у меня отвратительная привычка выполнять свои обещания. Благодаря богу – и вашей храбрости – вы сумели вырваться из этой ловушки и вернулись к себе домой. И что вы там нашли?

Анне-Лауре захотелось солгать из гордости, но она не смогла выдержать пристальный взгляд, пронизывающий ее насквозь. Женщина молчала, и барон де Бац продолжал:

– Я вам расскажу. Вы нашли дом опустевшим. Только де Понталек завершал свои сборы в дорогу, отпустив предварительно слуг под предлогом их же безопасности. Он был, без сомнения, крайне удивлен вашим появлением. И что же маркиз вам сказал? Что должен уехать?

Анна-Лаура только молча кивнула.

– И куда же? – неожиданно мягко спросил барон.

– Маркиз должен был присоединиться к графу Прованскому. Он также сказал, что вызовет меня позже...

– И вы ему поверили?

– А не следовало?

– Ну почему же. Часть правды в его ответе была. Господин де Понталек и в самом деле уехал, но вместе с госпожой де Сенсени, ради прекрасных глаз которой ему так не терпится избавиться от вас.

Анна-Лаура вспомнила женщину, которую она мельком видела в дорожной карете, увозившей Жосса. Она пробормотала вопреки своему желанию:

– Эта дама сама приехала за ним!

– Что вы сказали?

– Я видела, как маркиз садился в карету, и в этой карете уже сидела женщина, – помертвевшими губами произнесла маркиза.

– И вы ничего не предприняли?

– Представьте себе, я побежала за ним. Я хотела умолять, просить, чтобы он не оставлял меня одну, чтобы взял меня с собой... Что вы еще хотите знать? Что я побежала, рыдая, за фиакром? Да, я плакала, сидя на каменной тумбе у ворот, одна на опустевшей улице, где не было ни души. Потом я вернулась в дом и стала ждать возвращения слуг. Но никто не пришел...

– Если не считать жандармов, которых предупредили, что верная подруга королевы прячется в этом пустом особняке. Кто, как вы думаете, донес на вас?

Анна-Лаура испуганно посмотрела на барона:

– Вы полагаете, что и это дело рук моего мужа?

– Я в этом уверен! У меня самого есть связи в различных кругах. К несчастью, когда я узнал о вашем аресте, вы уже находились в тюрьме Форс. В охваченном революцией городе очень трудно найти человека. Но когда вы увидели, что слуги не возвращаются, почему вы не пошли в дом герцога? Это действительно странно, но на левом берегу было все спокойно, хотя в Тюильри сначала убивали, а потом праздновали, упиваясь вином из королевских погребов, пируя над истерзанными трупами несчастных швейцарцев.

– Я думала об этом, но не знала того, что вы мне сейчас сказали. И потом, я не была уверена в том, что герцогу удалось вернуться домой. Я видела его среди тех, кто сопровождал короля и его семью в Национальное собрание. Что мне оставалось, кроме ожидания? У меня не оказалось ни гроша, я не могла даже сесть в дилижанс и поехать в Бретань.

– Как это так? У вас не осталось денег?

– Ни денег, ни драгоценностей... Если со мной хорошо обращались в тюрьме, то только благодаря маркизе де Турзель и принцессе Ламбаль, которые платили тюремщице. Я находилась с ними в одной камере.

И в ту же секунду перед ее мысленным взором предстало ужасное зрелище. Анна-Лаура зарыдала:

– Бедная... бедная женщина! Что она такого сделала, чтобы заслужить такую смерть и такой позор?

Но барон не позволил ее мыслям вернуться в прошлое. Он положил руку на ее вздрагивающее плечо, его пальцы сжались, заставляя Анну-Лауру вернуться в реальный мир.

– Забудьте об этом и отвечайте мне! – приказал де Бац. – Почему у вас ничего не осталось? Кто вас обокрал? До этого дня ни один особняк в Париже не пострадал от грабителей.

Она простонала:

– Вы делаете мне больно.

– Я требую ответа. Кто вас обокрал? Ваш муж?

Анна-Лаура не ответила, она громко плакала. Барон отпустил ее плечо. Женщина подошла к маленькому диванчику, упала на него и спрятала лицо в подушках.

Жан де Бац дал ей выплакаться, полагая, что слезы принесут ей облегчение. В его сердце бушевала ярость и презрение к человеку, чьей единственной религией был эгоизм, и росла жалость к той, с кем маркиз так жестоко обошелся. Молодая женщина сломлена, ей нанесен безжалостный удар, и можно ли еще это исправить? Возможно ли возродить желание жить в этом девятнадцатилетнем создании, с холодной жестокостью доведенном до крайней степени отчаяния? Барон не считал беду непоправимой. Но действовать надо было без промедления.