— Но тебе, же надо в Марракеш, — нахмурилась Изабелла.

Сиди Мохаммед наклонился и поцеловал ее в лоб: "Пока я не удостоверюсь, что с тобой все хорошо, моя жемчужина, — никуда не уеду".

— Не стоит, — подумала она, чувствуя ласковые прикосновения гребня. "Все равно он мне ничего не скажет. Да и какая разница, я никогда не выйду замуж".

Изабелла подождала, пока служанка заплетет ей косы. Набросив кашемировую накидку, женщина пошла к дому. "Я поужинаю в спальне, — сказала она главному евнуху — низенькому, с кожей цвета каштана, человеку. Он говорил на пяти языках. Когда Изабелла как-то раз спросила его, откуда он, — евнух, только блеснул темными глазами и, поклонившись, промолчал.

Изабелла, скрестив ноги, устроилась у низкого столика, на котором стояла серебряная тарелка с финиками и сладостями, и налила себе чая: "Папа хочет пригласить сюда, в Эс-Сувейру евреев, где там этот проект…, - она порылась в бумагах, и вытянула один лист:

— Любая еврейская семья, переселившаяся в новый город, получит пособие на покупку дома, и освобождение от налогов на два года. Еврейской общине будет разрешено строить синагоги, и хоронить на отдельном кладбище, участок для которого они получат бесплатно.

— Молодец папа, — Изабелла взяла карандаш и написала на полях — легким, летящим почерком:

— Надо обязательно разрешить и европейским торговцам селиться в Эс-Сувейре, папа. Пусть они тоже получат освобождение от налога.

Женщина отложила бумаги. Взяв серебряный стакан, она вышла на мраморную террасу. Океан шумел, огромное, расплавленное солнце опускалось в необозримую гладь, ветер раздувал ее накидку. Изабелла вспомнила: "Я видела эти чертежи, синьора да Винчи. И папа мне рассказывал о том арабском инженере, ибн Фирмасе, который пытался летать, используя пару крыльев".

Она посмотрела на парящую над заливом чайку и услышала сзади мяуканье. Гато вышел наружу и потерся об ее ноги. Изабелла подхватила кота. Уткнувшись носом в мягкую, пахнущую розовой водой шерсть, она рассмеялась: "Ляжем в постель, я буду чертить, а ты мне — ноги согреешь".

Гато зевнул. Замурлыкав, вывернувшись, подняв хвост, кот пошел в спальню.

Изабелла обернулась в дверях — море темнело. Она увидела отблеск горящего костра — вдалеке, на севере, на маяке Эс-Сувейры.

В лавке пахло сандалом, в медных стаканчиках дымился чай. Федор, вздохнув, улыбнулся хозяину: "Уважаемый господин, сейчас мне это не надо. Будет надо, когда я поеду в Европу. Весной".

— Черт же меня дернул ступить одной ногой за порог, — смешливо подумал он. "Дэниел меня предупреждал, говорил — будут звать, будут за рукав хватать, будут клясться Аллахом, что такая скидка — только сегодня и только для меня. Они тут еще навязчивей, чем в Иерусалиме. Еще хорошо, что братом не называет".

— Брат, — прервал его молчание хозяин лавки, — высокий, красивый, пожилой человек в зеленой чалме совершившего хадж, — ты был в нашем священном городе, Эль-Кудсе, я тоже там был. Мы с тобой как будто одна семья. Ты должен меня понять, — он перегнулся через столик и приложил ладонь к сердцу, — к весне этих ковров и шелков уже не будет. Ты сам видишь, как хорошо у нас с торговлей, благодаря его величеству султану, да дарует ему Аллах долгую жизнь.

— Пусть дарует, — согласился Федор. За пологом, что отделял лавку от входа, было шумно, горели факелы, пахло свежевыпеченными лепешками, жареным мясом, — на рынке, несмотря на вечер, народу только прибывало. "Надо будет еще записать, как эти лимоны местные солят, — велел себе Федор, — и рецепты собрать, для Жанны, пряностей ей привезти".

— Так вот, — торговец отпил чая, — если я сейчас получу задаток, я буду хранить твои товары на складе до весны — совершенно бесплатно.

— А если со мной что-нибудь случится там, на юге, — усмехнулся Федор, — тебе останется и мое золото и ковры. Брат, — ядовито добавил он.

Марокканец, было, поднял ладонь. Какой-то рыжий мальчишка всунул голову в лавку и сказал на ломаном, но бойком, арабском языке: "Мне бы ножик купить".

— Тут ковры и ткани, — холодно ответил торговец и добавил: "Никакого уважения к старшим. Я, в его возрасте, не смел так с взрослыми, разговаривать".

Федор успел увидеть зеленовато-серые, большие глаза мальчика. Тот, скорчив рожицу, исчез.

— Я еще приду, — пообещал мужчина. Не слушая торговца, Федор вышел в узкий, выложенный светлым камнем проход. Он увидел рыжую голову, — мальчишка стоял, открыв рот, рассматривая открытую, увешанную кинжалами и саблями, лавку.

Федор подошел поближе, и сказал, подбирая слова: "Ты ведь не араб".

— Нет, конечно, — не отрывая взгляда от оружия, отозвался мальчик, по-итальянски. "Мы с отцом сегодня приехали, на генуэзском корабле. Он у меня инженер, — мальчик, наконец, повернулся, — он был в шароварах и рубашке: "Тут так тепло! Мы с отцом в горах живем, в монастыре, у нас там снег всю зиму. Это мой приемный отец, он еще монах, — мальчик широко улыбнулся. Он был высокий, изящный. Федор тихо сказал, смотря на него: "Я тоже инженер. Месье Корнель меня зовут".

— Вы на воздушном шаре летали, — ахнул мальчик. "Папа мне читал, в Риме. Отец Анри из Парижа ему написал. Так я знаю французский, меня папа научил. А можно вас потрогать? — мальчишка, покраснев, протянул руку. Федор пожал ее, твердя про себя: "Нет, этого не может быть, я не верю". Он, осторожно, спросил: "А тебя как зовут?"

— Пьетро Корвино, — мальчик, наконец, все рассмотрел. Пьетро твердо сказал хозяину: "Вот этот".

— Папа мне дал денег, — Пьетро рассмеялся, — чтобы я себе купил что-нибудь на память.

Он взвесил на руке простой, с черненой, серебряной рукояткой, маленький ножик.

Пьетро восхищенно сказал: "Я так давно такой хотел! В Риме они дорого стоят, а больше я нигде и не бывал. Теперь мне домой надо, — он задрал голову и посмотрел на большую, бледную луну. "Мы тут рядом живем. Вообще я сирота, — Пьетро спрятал ножик и пожал плечами. "Папа только знает, что я в Иерусалиме родился. А вы что такой бледный, месье? — озабоченно спросил Пьетро. "Съели что-то не то?"

— Я тебя провожу домой, — еле выговорил Федор, — все-таки поздно.

— Тут безопасно, — отмахнулся Пьетро, но все, же протянул ему ладонь.

— А как зовут твоего отца? — спросил Федор, когда они прошли через рыночную площадь.

— Вот тут мы живем, — Пьетро показал на белого камня, рияд. "У нас фонтан во дворе, так красиво! Зовут его отец Джованни, — прибавил Пьетро. Стукнув медным кольцом в двери, мальчик крикнул: "Папа! Я вернулся!"

— Прекрати, — еще успел сказать себе Федор. "Это другой Джованни, одиннадцать лет прошло. Джованни ди Амальфи давно погиб и похоронен, там, в Магнитной крепости".

Он вспомнил мягкие, темные глаза и веселый голос: "А еще у меня доченька есть, Констанца. Как вернусь отсюда, съезжу в Амстердам, заберу ее и будем с ней в Санкт-Петербурге жить".

— Это просто какой-то монах, — вздохнул про себя Федор, — ты лучше подумай о том, как теперь своего двоюродного племянника отсюда увезти.

Дверь открылась. Высокий, красивый мужчина в темной рясе, выглянул на улицу, вытирая полотенцем руки. "Наконец-то, — он улыбнулся, — купил свой ножик? Сейчас ужинать будем".

— Вот, — гордо сказал Пьетро, — а еще, папа, я с инженером, месье Корнелем, встретился. Тем, что на воздушном шаре летал.

Монах протянул руку: "Отец Джованни, рад встрече. Мы с сыном читали отчет о вашем эксперименте, очень впечатляет. Поужинаете с нами? В Индии я привык к острой еде, так что местная кухня мне нравится".

— Ему тридцать три сейчас, — напомнил себе Федор, — он меня на два года младше, а голова уже в седине. Он меня не узнает, что ли?

Джованни внезапно поморщился — в затылке заболело, он увидел перед собой белесый, густой туман, пронизанный слабыми лучами света.