«Странно… — нахмурилась Танька, — как такое может быть?… Маршрутка вроде бы ехала как обычно, не играла в перегонки с машинами, а доехала до Катюхи я за пять минут…»

Танька снова сделала вывод, что со временем творится что-то необычное. Оно тянулось, как что-то, что очень сильно тянется. Обычно летит как сумасшедшее, а тут — и тянется, и тянется, хотя вроде бы все как всегда…

— Давай, говори, что там у тебя случилось, а то я спешу, — с порога начала Танька.

Однако так просто она не отделалась — Катюха ее завела в квартиру, напоила чаем, накормила пирогами и только тогда провела в гостиную и начала издалека:

— Вот мы с тобой подруги, да?

— Да… — согласилась Танька.

— Высшие подруги?

— Высшие, — снова согласилась Танька, не понимая, к чему Катюха клонит (у Катюхи любимое слово было «высшее»).

— Фу-х, от сердца отлегло, — призналась Катюха и потрепала уголок подушки.

— Это все, что ты хотела узнать?

— Нет! — нервно ответила Катюха. — Скажи, вот за что бы ты не смогла меня простить бы? Вот что бы я сделала бы, и ты бы меня за это бы не простила бы? — «разбыкалась» Катюха.

— Наверно, если бы ты меня предала бы. Если бы я тебе что-то сказала бы по секрету, а ты бы написала бы это на транспаранте и вышла бы с ним в центр города бы, — произнесла Танька, заметив, что «быканье» заразительно.

— И все? — напряглась Катюха. — Только за это?

— Ну, еще бы за то, если бы ты отбила бы у меня парня бы… — присовокупила Танька еще один пункт к списку причин разрыва дружбы.

— Еще что?

— Да больше ничего, — растерялась Танька.

— Точно?

— Да, точно, это все.

Катюха просветлела. Вскочила с дивана и обняла Таньку.

— Ты самая высшая подруга в мире!

— Ты тоже!

Чмок! Чмок!

— А теперь иди, а то опоздаешь, — спохватилась Катюха, выталкивая Таньку в прихожую. И сунула ей с собой синий шуршащий пакет с пирогом. Катюха просто боготворила синие шуршащие пакеты, а также любила дарить всем своим знакомым пироги собственной выпечки, уложенные в синий шуршащий пакет.

Несколько озадаченная Танька побежала на остановку, а Катюха прошла в свою комнату и стала у окна, из которого открывался волшебный вид на остановку. Спряталась за занавеску и посмотрела на Таньку, которая ждала автобус и держала в руках синий пакет с пирогом.

Катюха закусила губу. И прошептала:

— Эх, подруга моя высшая, сможешь ли ты меня простить…

По пути к остановке Танька интенсивно представляла себе, как выглядит Серега Штопор. Блондин он или брюнет? Высокий или низкий? Прямой у него нос или с горбинкой? А волосы какие? Прямые или вьющиеся? А кожа какая? Белая или смуглая? Или он краснокожий? А ногти, ногти какие? С красивым правильным овалом или так — тяп-тяп, лишь бы были? Да, все это очень интересно… Было бы хорошо, если бы Серега оказался брюнетом среднего роста, с грузинским носом, вьющимися волосами, смуглым и с овалом ногтей идеальной формы — такие были в Танькином вкусе. И ногти, и парни. (Танька была сама точно такой же, только девчонкой.)

Танька запрыгнула в маршрутку и подумала: «Вот сейчас я точно на встречу поеду, и ничто меня не остановит! А до встречи, кстати, еще полчаса. То есть я полчаса назад была дома. За это время я успела и к Катюхе съездить, и похавать у нее, и посекретничать… Фантастика просто… Время, что ли, на месте стоит?»

Ничто не предвещало беды.

Танька вышла на нужной остановке и хотела уже было перейти дорогу в сторону улицы Береговой, но вдруг замерла. Обстановка была какая-то не такая, как всегда. Не было ни домов, ни улиц, а только… самое натуральное кладбище!

Да, она стояла на самом натуральном кладбище, посреди могил, покосившихся крестов и надгробий. Все вокруг заросло высокой травой, достававшей до плеч, проще говоря, кладбище было заброшенным, и за ним никто не следил. Под ногами было скользко из-за толстого слоя грязюки. На кладбище царила сырость, будто тут прошел сильный ливень, и отчего-то пахло речной тиной.

«Что-то мне подсказывает, что с Серегой Штопором я встречусь нескоро…» — обреченно подумала Танька и приготовилась ждать ярких зрелищ. Присела на скамейку рядом с чьей-то могилой и стала усиленно ждать.

Однако ничего и не думало происходить.

Танька посмотрела на небо. Оно начинало темнеть прямо на глазах.

— Отлично, — сказала она вслух. — Время то тянется как жвачка, то несется как ненормальное так, что и не догонишь. Еще и полтретьего нет, а уже темнеет.

Если бы у Таньки были мозги, то воображение принялось бы рисовать ей ужасные картины. Но мозгов не было, и ужасных картин тоже.

— Я на каком-то кладбище. Солнце село. Начинается ночь, хотя идет день… — устало проговорила Танька. Ей уже порядком поднадоели эти приколы. — Все просто чудесно. А мне еще уроки на завтра делать…

Звенящая тишина на кладбище потрясала своей неестественностью. Отчего-то не пели птицы, не дул ветер, не скрипели качаемые им же сухие деревья, по палым листьям не бегали мелкие зверьки… Тишина давила на уши, Таньке хотелось куда-нибудь спрятаться от нее, забыться, лишь бы не было тихо. В окружении вековых деревьев и могил она ощутила себя каким-то ничтожеством, собственное существование на земле показалось ей ненужным, незначительным.

Противоестественная тишина начинала угнетать, и постепенно в Танькиной душе начала зарождаться паника.

Девчонка всегда считала, что кладбищ бояться не надо, ведь на них похоронены мертвые люди, которые обычно к живым не ходят, но, когда вокруг нее оказались одни могилы — причем их окутывало безмолвие природы, — козлина-страх начинал появляться поневоле…

— Я должна встретиться с Серегой, — решительно проговорила она и зашагала между могилами, пытаясь обнаружить тропинку, которая выведет ее к остановке.

И вдруг… Как припадочный затрещал дятел. В этот же самый момент Танька увидела перед собой… гроб. Да, раскрытый респектабельный гроб, в котором лежал на боку, словно подремывая, покойник. Она совершенно точно была уверена, что это был покойник. Он был одет в красивый черный костюм, обложен завядшими и уже начинающими подгнивать цветами, источающими противный аромат, его ноги ютились в белых тапочках, а под голову была подложена подушка с миленькими рюшечками. Это был покойник. А кто же еще? Это подтверждал и его внешний вид, от которого у Таньки потемнело в глазах. Катюхины пироги сами собой полезли вверх по пищеводу. Глаза заслезились, она согнулась пополам, и ее стошнило на разросшийся неподалеку на свою беду куст бузины. Что на Таньку так подействовало? Да то, что этот человек имел приятный зеленый оттенок, и все участки кожи, которые были доступны взору, покрывала то ли слизь, то ли тина, то ли все это вместе. В придачу ко всему над гробом летали мухи. И пахло-о вместе с запахом гнилых цветов очень неприятно. Даже отвратительно. Это был настоящий мертвец, а не игрушечный, как в кино… Ужас…

— Ну что за наказанье, — всхлипнула Танька. — Везде меня какие-то страсти-мордасти преследуют! И все это за один день. Не слишком ли круто?

Ее пробила крупная дрожь. Она ощутила неприятное жжение в желудке и закрыла глаза. Танька — по-другому не скажешь — до смерти боялась смерти, а особенно ее неизменных атрибутов — гробов и мертвецов.

Она почувствовала, что ее сейчас вырвет во второй раз, — настолько сильными были спазмы в желудке. Девчонка отвела взгляд от покойника и подумала о Сереге Штопоре. Если она опоздает, назначит он еще одну встречу? Вернет ей мозги или нет, а то жить без мозгов как-то фигово… И зачем он их брал? Своих, что ли, нет? Конечно, можно ему рассказать обо всем, что с ней случилось, но поверит ли он?…

«…Бежать! Бежать! Срочно бежать! Уносить ноги!» — стучало в Танькиной голове.

Она заплетающимися ногами, которые следовало уносить, побежала прочь от раскрытого гроба, сердце колотилось как сумасшедшее, в груди что-то кололо, клокотало, но она бежала, бежала, бежала… Перед ней стояла одна цель — скрыться как можно дальше от покойника, успеть на встречу с Серегой Штопором и забрать у него свои мозги.