— Конечно, мадам будет получать кофе горячим. Я сама присмотрю за этим, — заверила повариха.

Они расстались друзьями, и Анабел вздохнула с облегчением. Она с самого начала подозревала, что холодный кофе был делом рук экономки, которая рассчитывала, что ради установления хороших отношений Анабел не станет жаловаться. Но Анабел знала, что французы не будут уважать того, кто равнодушен к вкусу еды и напитков, даже самых простых.

Вернувшись в спальню, Анабел разделась и отправилась принимать душ. Ванная комната оказалась такой роскошной, что у Анабел захватило дух. Жиль явно не равнодушен к комфорту, подумала она.

Из-за шума воды Анабел не услышала шагов Жиля и спохватилась только тогда, когда завернула краны. Взгляд Жиля заставил девушку покраснеть до ушей. Дрожащей рукой она потянулась к полотенцу, но Жиль оказался проворнее.

— Почему мне не дозволено смотреть на жену, если мне этого хочется? — насмешливо спросил он, когда Анабел попыталась выразить свое возмущение. — Удивляюсь тебе, дорогая. Наблюдать за тем, как ты принимаешь душ, весьма поучительно. Ты прикасаешься к себе не как женщина, осознающая всю силу своей сексуальности. Или тебе нужна публика?

Анабел тут же забыла о своей наготе и дрожащим голосом заявила:

— Как ты смеешь так думать! Я…

Внезапно глаза Жиля потемнели, и Анабел затаила дыхание, трепеща от этого горящего взгляда. Жиль со стоном обнял и прижал ее к себе, дыхание со свистом вырывалось из его легких.

— Ты ведьма… — хрипло пробормотал он, не в силах разомкнуть объятия. — Даже зная тебе подлинную цену, я все еще желаю тебя. Но ведь этого ты и хотела, правда, Анабел? Именно поэтому и ждала меня, чтобы соблазнить… О Боже, а почему бы и нет? — простонал он. — В конце концов, я мужчина, а когда обостряется аппетит, даже тухлятина покажется амброзией!

Его горячее дыхание обжигало кожу, а в глазах горело такое желание, что у Анабел душа ушла в пятки. Она попыталась вырваться, но это только подлило масла в огонь.

Поцелуй, который стал наказанием за непокорность, тут же лишил Анабел и сил, и воли к сопротивлению. Ощутив возбуждение Жиля, она задрожала от смешанного чувства страха и вожделения.

Короткий стук в дверь спальни заставил Жиля поднять голову и гневно сжать губы. Не дожидаясь разрешения, в комнату вошла мадам Лебон. Жиль заслонял Анабел от взгляда посторонней женщины, но сделал ли это нарочно или так вышло само собой, девушка не знала.

— Мадам графиня желает обедать в обычное время? — без всякого выражения спросила экономка.

Анабел уже говорила ей, что пока следует сохранять заведенный порядок, и подозревала, что мадам Лебон специально выжидала, надеясь прервать любовную сцену и смутить юную новобрачную.

К удивлению Анабел, вмешался Жиль.

— Мадам Лебон, если вы хотите сохранить место, будьте деликатнее! — И он коротко кивнул на дверь, давая экономке понять, что та может убираться.

Вспыхнув, женщина молча вышла из комнаты. Жиль тут же отпустил Анабел и сморщился, будто от зубной боли.

— Возможно, мне не следовало быть таким суровым с мадам Лебон. Если бы не ее приход, у меня могла бы появиться причина питать отвращение к самому себе… — И издевательски добавил: — Впрочем, о столь тонкой материи ты не имеешь представления.

Ох, если бы он знал! Во второй раз Анабел очутилась в его объятиях и снова испытала те чувства, которые лишали ее силы воли. Чувства, которых Анабел не понимала, но инстинктивно ощущала, насколько они опасны в ее положении жены Жиля. Жены, которую он презирает за якобы аморальное поведение!

После обеда, прошедшего в гробовом молчании. Жиль удалился в кабинет, а предоставленная самой себе Анабел пошла в библиотеку и стала выбирать, что бы почитать.

Ее внимание привлекла история рода Шовиньи. Девушка сняла книгу с полки. Та оказалась пыльной, лишний раз доказав, что экономка пренебрегает своими обязанностями. Завтра же выработаю план действий, решила Анабел. Все шесть месяцев предстоящего" тюремного заключения нужно чем-то заниматься, иначе я сойду с ума. Кстати, надо будет написать Эндрю и сообщить, что я временно работаю в замке: подробности подождут до встречи. Мне и без того хватает забот…

Знания Анабел французского языка хватило, чтобы понять: история рода Шовиньи тесно переплетена с историей Франции, и все мужчины, принадлежащие к этой семье, отличаются сластолюбием и чувственностью.

В одиннадцать часов она закрыла книгу, поднялась наверх и только тут спохватилась, что у них с Жилем общая спальня. Анабел была уверена, что он настоял на этом исключительно из желания доставить ей новые неприятности. Он действительно преуспел, но совсем не так, как задумал. Жиль считал, что Анабел будет мучиться, лежа с ним в одной постели, она же боялась, что желание, однажды вспыхнувшее в его глазах, вспыхнет вновь и окончательно сведет ее с ума.

Спальня была пуста. Анабел зажгла свет и на этот раз заперла дверь, принимая душ. Она не вышла из ванной, пока не облачилась в ночную рубашку и тонкий шелковый пеньюар — тот самый гарнитур, купленный Жилем.

Она напрасно беспокоилась: какие бы то ни было признаки пребывания Жиля в спальне отсутствовали. Атласные простыни были холодными и враждебными. Ворочаясь на них, Анабел поняла, что тоскует по своей односпальной лондонской кровати. При мысли о том, какой счастливой могла бы быть ее жизнь, если бы не неожиданная встреча с Жилем, на глаза девушки навернулись слезы.

Это уже стоило мне любимой работы, большей части самоуважения и множества болезненных душевных ран. Сколько новых шрамов появится на моем сердце, пока я не вырвусь на свободу?

Анабел забывшись тревожным сном, не слышала, как Жиль лег, когда проснулась — его уже и след простыл. Так повторялось изо дня в день.

Одна из служанок приносила ей завтрак в постель. Видимо, повариха решила, что новобрачной нужно подкреплять силы, перед тем как встать. Анабел подолгу нежилась в постели, ела только что испеченные круассаны и пила бодрящий горячий кофе. Она начинала открывать для себя такие моменты своего нового статуса, о которых раньше не догадывалась. Одни были приятными, другие — не очень. К последним относилось то, что ее все сильнее тянуло к Жилю.

Анабел стала избегать оставаться в спальне, когда он ближе к вечеру возвращался с виноградников. В исходившем от Жиля запахе земли, в пробивающейся щетине, в волосатой груди было нечто такое, что заставляло сердце Анабел биться сильнее. Семейная жизнь пробуждала к жизни чувства, впавшие в спячку много лет назад.

Однажды вечером во время обеда зазвонил телефон. Жиль ушел и вскоре вернулся мрачнее тучи.

— Это отец Луизы, — лаконично сообщил он, принимаясь за еду. — Хочет познакомиться с тобой. И поговорить со мной о продаже земли. Я пригласил его завтра на обед.

Анабел промолчала. Она чувствовала себя виноватой перед пожилым человеком, который мечтал выдать дочь замуж за Жиля. А она невольно нанесла этим мечтам смертельный удар…

Жизнь в замке текла по сложившемуся распорядку. Анабел знала, что должна быть благодарна Жилю за его отсутствие, но ее начинало мучить странное беспокойство. Часть дня она неизменно проводила в Южной башне, откуда открывался прекрасный вид на виноградники. Не отдавая себе отчета, Анабел искала взглядом Жиля — высокого, смуглого, красивого, верхом на неизменном вороном жеребце.

Шел июнь, а Анабел не нужно было лишний раз напоминать, как важен этот месяц для урожая. Неустойчивая погода могла задержать цветение, ветер и дождь могли сбить и унести пыльцу и помешать опылению, столь важному для образования завязей. Ничего удивительного, что Жиль часто мрачно смотрел в голубое небо и хмурился, слушая прогноз погоды. Анабел ни о чем его не спрашивала — она не собиралась менять их отношения. Жиль обращался с ней, как с чужой, но никто из окружающих, по горло занятых производством драгоценного вина, не обращал на это внимания.

После проведенного в полях трудного дня Жиль обедал на скорую руку и каждый вечер спускался в винные погреба, чтобы проверить уровень вина в цистернах, так как с наступлением жаркой погоды возрастала опасность испарения. Анабел отводилась роль стороннего наблюдателя. Жиль никогда не приглашал ее с собой в поля, хотя знал, что ей это интересно, а напрашиваться она не собиралась.