По прошествии времени Анабел стала подозревать, что Салли и сама была влюблена в Жиля, но какой смысл ломать голову над тем, что кануло в Лету? Правда заключалась в том, что Анабел по уши влюбилась в Жиля, но Салли разгадала ее тайну и начала дразнить подругу.

Тот роковой день выдался очень жарким. Девочки лежали на травке в дальнем конце сада тети Кэролайн. Жиль подстригал газон,; под его гладкой смуглой кожей с неанглийским загаром играли мускулы. Анабел следила за ним с замиранием сердца. Скоро Жилю предстояло вернуться во Францию, и девочка чуть не плакала.

Угадав ее мысли, Салли с видом змея, предлагающего Еве вкусить запретный плод, сказала:

— Спорим, ты не посмеешь признаться ему в своем чувстве?

Анабел пришла в ужас: что бы подумал надменный и неприступный Жиль, сделай она такую глупость?!

— Тогда это сделаю я, — пригрозила Салли.

Разумеется, простодушная Анабел сдуру принялась умолять подружку не делать этого, и Салли неохотно согласилась.

Позднее Салли, гордо вскинув голову, заявила, что не нарушила данного слова: написать письмо — не значит говорить. Подруга искусно подделала почерк Анабел, подписалась ее именем и воспользовалась той самой линованной бумагой из подаренного тетей Кэролайн бювара.

При наличии стольких улик глупо надеяться убедить Жиля в моей невиновности, мрачно размышляла Анабел. Но жестокость и черствость, с которыми он отверг мое чувство, я не забуду никогда.

Шесть лет назад, когда Жиль вошел в ее спальню, Анабел вспыхнула как маков цвет. Белая рубашка и зауженные черные брюки делали его еще выше и красивее. Просвечивавшая сквозь тонкий шелк загорелая мускулистая грудь заставила девочку задрожать от не испытанного ранее чувства, от страха, смешанного с возбуждением, по спине побежали мурашки. Но прежде чем Жиль покинул ее комнату, вуаль невинности была сорвана с Анабел раз и навсегда.

Его присутствие лишило девочку дара речи, однако выражение глаз Анабел говорило само за себя.

— Очень приятно, — саркастически улыбнулся он, глядя на Анабел, которая сидела на кровати, скрестив ноги. — К сожалению, мадемуазель, я пришел не для того, чтобы удовлетворить ваши нимфоманские прихоти, но чтобы посоветовать не говорить ничего подобного другому мужчине, которому может не хватить порядочности, чтобы защитить вас от самой себя.

— Я…

— Молчи! — велел он. — Эти похотливые излияния достаточно красноречивы!

Не выпуская розовых листков из дрожавших от негодования пальцев, Жиль сунул письмо под нос Анабел, и зеленые глаза девочки расширились от ужаса. Некоторые слова были ей незнакомы, но и того, что поняла Анабел, было достаточно, чтобы вспыхнуть до корней волос.

— Ох, но ты же не думаешь… Я не писала этого! — взмолилась она, но лицо Жиля осталось чужим и холодным.

— Это ведь твой почерк, не так ли? Я видел твои тетради. Школьные тетради! Что бы сказали учившие тебя добрые монахини, если бы прочитали эту… мерзость?

— Я не писала его!

Из ложно понимаемого товарищества девочка не могла выдать истинную виновницу.

Анабел чувствовала себя так, словно упала в грязный, заросший пруд и теперь никогда не сможет очиститься от вонючей тины. Осуждающий взгляд Жиля заставил ее содрогнуться. Вглядевшись в его гневное лицо, она забыла о своей любви и ощущала теперь только страх.

— Я слышал от друзей про таких девчонок, как ты, — презрительно сказал Жиль. — Про девчонок, которые пользуются своим малолетством, чтобы скрыть отсутствие невинности! — Он бросил какое-то французское словечко, которого Анабел не поняла, но не сомневалась, что это страшное оскорбление. Затем, не дав девочке опомниться, Жиль схватил ее, прижал к себе так крепко, что она тут же ощутила огромную разницу в анатомии женщины и мужчины, и прильнул к губам. — Надеюсь, ты запомнишь этот урок, — ухмыльнулся он, отпустив Анабел, — хотя верится с трудом. Скажи спасибо, что я не расскажу о твоей распущенности тете Кэролайн!

Как ни странно, этот случай пошел Анабел на пользу, ибо начисто отбил у нее охоту к сексуальным экспериментам: она была по горло сыта оскорблением Жиля и искренне полагала, что другие мужчины не лучше.

Девушка очнулась, когда кто-то негромко постучал в дверь ее комнаты. Жиль? — Анабел, это я. Она с облегчением вздохнула, услышав бодрый голос босса. Когда Анабел открыла дверь, Майкл, взглянув на нее, вопросительно поднял бровь.

— Одно из двух: либо ты искусно притворялась, либо объявление о помолвке стало для тебя таким же потрясением, как и для меня!

— Вы прекрасно знаете, что я обручена с Эндрю.

Ей ужасно хотелось пожаловаться Майклу, но… дружба дружбой, а служба службой. Они приехали сюда по делу. В двадцать два года пора научиться самостоятельно справляться с трудностями. Впрочем, Анабел понятия не имела, как выкарабкаться из этой ситуации.

— У меня сложилось впечатление, что вы вступили в заговор, чтобы избавиться от этой Луизы, — признался Майкл, когда Анабел промолчала. — Очень тонкий замысел!

— Тоньше, чем вы думаете. Жиль хочет, чтобы мы поженились, — естественно, на какой-то срок. Тем временем он купит земли у отца Луизы, но сама Луиза не станет частью этой сделки.

— И на правах старой дружбы он решил, что ты поможешь ему, — предположил Майкл. — Что ж, может получиться. Похоже, Эндрю пробудет в Канаде как минимум год, а этого времени тебе с лихвой хватит, чтобы развестись и снова быть готовой пойти под венец.

Теперь Анабел жалела, что не сказала Майклу всей правды, но момент был упущен. Разве можно признаться в том, что тебя шантажируют с помощью письма, которого ты никогда не писала? Эндрю обязательно поверит написанному. Да и чем Майкл лучше остальных?

— А знаешь, это нам на руку! — оживился вдруг Майкл. — Если Жиль станет твоим мужем, он продаст нам свои вина, мы с тобой получим от руководства фирмы прибавку к жалованью. Бьюсь об заклад, так и будет, если нам удастся заполучить вино «Замок Шовиньи»!

Надежда Анабел получить дельный совет рассеялась как дым. Осуждать Майкла нельзя: он уверен, что предложение Жиля всего лишь дружеский договор, кисло напомнила себе девушка.

— Ну, графиня, — с улыбкой заключил Майкл, — спокойной вам ночи. Кстати, когда регистрация?

— Я еще не дала согласия!

— Гм… Едва ли граф смирится с отказом. На твоем месте я был бы очень осторожен.

Когда забрезжил рассвет, Анабел уже проснулась. Она умылась, оделась и заторопилась вниз. Замок казался пустынным. Со двора доносилось воркование голубей. Внезапно по мосту застучали конские копыта, и Анабел поняла, что побыть наедине с собой ей не удастся.

Она едва успела спрятаться в тени, как во двор въехал Жиль на вороном жеребце. Всад ник и лошадь представляли собой живописную картину. Анабел затаила дыхание: не хватало только, чтобы Жиль заметил, что она исподтишка наблюдает за двумя великолепными самцами!

В вестибюле ее остановила экономка. Анабел невольно задумалась, как эта полная женщина умудряется двигаться с такой быстротой и появляться словно по мановению волшебной палочки.

— Легкий завтрак будет накрыт в малом салоне, — небрежно сообщила она Анабел, скользнув взглядом по ее розовым льняным брюкам, такой же безрукавке и тонкой белой блузке.

Анабел хотелось отказаться от завтрака, но это означало бы признать свое поражение, поэтому она согласно кивнула.

У портрета, замеченного накануне, Анабел невольно остановилась.

— Рене де Шовиньи, — негромко прозвучало у нее за спиной. Жиль положил руку на перила, перекрыв Анабел путь к отступлению. — Он был безгранично предан Наполеону Бонапарту и даже как-то спас императору жизнь. В награду же получил это имение, принадлежавшее де Шовиньи до революции, но перешедшее в руки троюродного брата Рене, который настолько ненавидел своих аристократических родственников, что без зазрения совести послал их на гильотину. Человек, изображенный на этой картине, был не многим лучше. Он похитил дочь знатных родителей, изнасиловал, а затем женился на ней. Она так ненавидела своего мужа, что заперлась в одной из башен и отказалась выходить.