Ощущение было такое, словно меня пытались утопить в бочке с самогоном, но я поднатужилась и героически ее выпила. Вчера.

А сегодня… ох…

Голова не просто болела. Казалось, она раскололась надвое и лежащие на подушке половинки при первом же движении раскатятся в стороны.

Минут двадцать я, не открывая глаз, пыталась вспомнить, кто же меня так облагодетельствовал. Память с услужливой издевкой подбрасывала обрывки воспоминаний, не удосуживаясь связать их воедино или хотя бы расставить в нужном порядке.

…эльф хватается за горло и заваливается набок, подавившись серебряной звездой…

…«Мрак, догони его!» Крылатая тень, выставив лапы, падает на бегущего человека, попросту сминая его своим весом…

…конь-призрак в ореоле метели встает на дыбы, в заливистом ржании слышится плеск речных перекатов…

… — Ма-а-астер!

—  Пригнись!!!

…серебряная полоска вдоль клинка вспыхивает и огненной нитью проходит сквозь лезвие вражеского меча, описывает круг и рассекает уже тело, без звука оседающее на снег…

…дракон взмахом хвоста затирает алую роспись на снегу, обрушивает снежный вал на распростертые посреди полянки трупы. Нагнувшаяся за трофейным колчаном Вирра еле успевает отскочить, не выпуская, впрочем, добычи…

Всё это почему-то — в перевернутом виде, в позвоночник врезаются чужие, жесткие, но надежные руки…

Я со стоном мотнула головой. Развалиться та не развалилась, но трещать начала с удвоенной силой, отказываясь логически мыслить. Мол, хочешь больше узнать — спроси у кого-нибудь или сама осмотрись, а меня оставь в покое!

Разлепить веки удалось только с третьей попытки, и то с помощью придавшего сил страха — а вдруг я ослепла?!

Ненавижу так лежать — на спине, с натянутым до подбородка одеялом и вытянутыми поверх руками. Там, где кончались рукава, начинался тихий ужас: пальцы покраснели, припухли и шелушились возле ногтей, ладони и запястья были туго обмотаны задубевшими от какой-то желтоватой дряни тряпками, под которыми тупо пульсировала боль. Морщась, я подтянула руку к лицу, понюхала. Всего лишь вытяжка из успокаивающих и снимающих отек трав. Ничего другого и не надо, серебро не яд, из ран в кровь не всасывается. До свадьбы заживет. Впрочем, до нее у меня даже новая рука отрасти успеет…

— Ну наконец-то! — Кто-то ухватил меня под мышки и усадил на кровати. Заставил поднять голову, убрал с лица волосы. — Эй, Шел! Не спи! Сколько пальцев видишь?

— Вижу, — осторожно подтвердила я. Головная боль накатывала волнами, то размывая незнакомую комнату, то давая возможность разглядеть очередной ее кусочек — печь, стол со скамьей и двумя табуретками, резной ларь, засиженный мухами потолок. — Где мы?

— В охотничьей избушке. Мы на нее наткнулись, когда вас пошли искать. Хозяина нет, так что покамест я за него. Располагайся поудобнее, чувствуй себя как дома!

Ага, я наконец-то вспомнила, как его зовут. Выходит, всё не так уж безнадежно!

— Что произошло, Верес?

— А что, как ты думаешь, происходит с человеком, когда ему в спину попадает зазубренная стрела?

Я пошевелила лопатками и тут же в этом раскаялась: разлитая вдоль хребта боль мгновенно стекла в одну точку и начала остервенело клеваться, заставляя встраивать дыхание в паузы между ее приступами.

— Ты ее вытащил, надеюсь?

— Нет, так и забинтовал, — фыркнул колдун. — Авось сама растворится!

— С тебя станется, — не оценила я шутки. По ощущениям, стрела не только осталась внутри, но и медленно прокручивалась вокруг оси, царапаясь зубцами. — А где остальные?

— Спят в соседней комнате. Еще очень рано, только светать начало.

Вот почему так тихо и сумрачно. А я уж испугалась, что этот проклятый эликсир будет действовать вечно.

— Отпусти меня, — не слишком убедительно запротестовала я, сильно подозревая, что если он послушается, то я так и повалюсь лицом вниз.

К счастью, Верес был неисправим. Сначала он подтянул повыше подушку, усадил меня поустойчивее, подоткнул по бокам одеяло и лишь затем отошел к столу, энергично забренчав посудой.

— Есть хочешь? Мы бульон из тетерева — Вирра вечером подстрелила — сварили, с травами. Дать тебе миску?

— Дай. Только вон ту, пустую.

Колдун поглядел, как меня выворачивает над протянутой посудиной, и невозмутимо заметил:

— А, ну это нормальная реакция на противоядие от «Зимнего озера».

— Посмотрела бы я, что бы ты сказал, если бы это была твоя реакция! — Я еле разогнулась, жадно хватая ртом воздух. Немного полегчало, но живот продолжало крутить спазмами.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — оптимистично пообещал Верес. Порылся в сумке, немного поколдовал над своими склянками — в обоих смыслах слова, небрежно плеснув в кружку из одного флакона, тщательно отмерив капли из второго и долив до верха водой, одновременно что-то над ней нашептывая. Взболтнул и протянул мне.

Как бы мне ни было худо, я всё-таки сумела иронично поинтересоваться:

— Приворотное зелье?

— Вынужден тебя огорчить, но ты не в моем вкусе, — в тон мне отбрил колдун. — Терпеть не могу русых и синеглазых.

— Ты тоже не в моем — жесткий, костлявый и наверняка ядовитый.

«Зелье» я тем не менее выпила. После пары минут активного протеста внутренности неохотно согласились разойтись по местам, а я — выпустить судорожно стиснутую миску.

— Поешь, — повторил Верес, взамен подсовывая мне кружку с бульоном, накрытую ломтем белого хлеба. — Даже оборотню надо откуда-то брать силы. Или ты собираешься неделю здесь валяться?

А было бы неплохо. И пусть все вокруг меня бегают, а я, как в далеком и почти уже забытом человеческом прошлом, изображать беспомощную страдалицу в духе «вот умру и будете плакать!». Я неуклюже обхватила кружку зудящими ладонями, уронив ломоть на одеяло. Вяло, почти не чувствуя вкуса, начала прихлебывать, наблюдая, как Верес, сочтя свой вражеский долг передо мной выполненным, с довольным фырканьем плещется над ведром, смывая ночную усталость.

Ополоснув лицо и шею, колдун выпутался из подмокшей у ворота рубашки, тряхнул волосами и поправил сбившийся на спину амулет-чешуйку. Заметил мой раздосадованный взгляд и проказливо ухмыльнулся. Воспользовался беспомощным состоянием женщины, мерзавец!

А не такой уж он и костлявый, кстати. Заклинание потихоньку делало свою работу, исправно наращивая если не жирок, то мышцы. Было уже на что посмотреть, но я отставила полупустую кружку и нетронутый хлеб и демонстративно отвернулась к стенке. Сама я сейчас, подозреваю, выглядела немногим лучше обычной клиентуры Вереса, то бишь поднятого из могилы трупа. Ну что это за глупое женское стремление нравиться всем мужчинам без исключения, даже врагам?! Терпеть его не могу… но и перебороть не получается.

— Верес, — покосившись через плечо, шепотом окликнула я. — Скажи, чем расплачиваются некроманты за вызов духов?

Вытиравший лицо колдун на мгновение вынырнул из полотенца, заинтересованно глянул на меня.

— Один обряд — один год жизни. А что?

— И не жалко?

— Жалко, но надо, — отшутился Верес, вешая полотенце на гвоздь. — Можно, конечно, девицу какую-нибудь замордовать и ею расплатиться, но это грязно и непрофессионально…

Я, вздохнув, закрыла глаза. Ненормальный. Ну ладно еще ради Делирны…

И запах. Везде — на повязках, постели, рубашке… Он что, сам меня переодевал? Всю ночь рядом сидел? Кошмар какой… Да нет, не запах кошмар, тот как раз очень даже неплох. В том-то и проблема…

Дура ты, Шел. Тебе ведь и в самом деле никогда не нравились смуглые брюнеты.

Никогда раньше.

Колдун, судя по звукам, невозмутимо доедал и допивал не оцененный мною завтрак, понятия не имея, о чем я думаю.

А то подавился бы на гхыр.

Во второй раз Верес растормошил меня ближе к обеду. Восторга это у меня не вызвало: я скулила, отворачивалась, шипела и даже цапнула колдуна за бесцеремонную ручонку, но получила затрещину и от возмущения тут же проснулась.