— Тридцать девять, Ника. Нужен укол.

Он умеет делать уколы? Я вот ни разу в жизни не ставила уколы. Да что там, я и шприц-то никогда не набирала. В этом просто не было необходимости.

Наблюдаю за Марком из-под полуприкрытых век.

— Я тут много всего купил, — говорит он, показывая на пакет. — Посоветовался с фармацевтом. Она такая молоденькая, но дело своё знает! Объяснила что к чему.

Она такая молоденькая!

— Молоденькая, да? — Хриплю я. Блин, голос у меня, как у курящего всю жизнь мужика! Откашливаюсь снова.

— Ага.

Он берёт ампулу и наполняет шприц. Постукивает ногтем, убирая пузырьки воздуха. Достает какой-то пузырек с прозрачной жидкостью, мочит кусочек ваты. Смотрит на меня.

— Готово.

Я смотрю на него, прищурившись.

— Красивая она? — Спрашиваю.

Он хмурит брови. Явно не понимает, о ком я говорю.

— Кто?

— Фармацевт?

Он вдруг понимает, о чём я. Улыбается.

— Ника, ты чего? Ревнуешь меня?

Я фыркаю. Вот ещё! Мне слишком плохо, чтобы опускаться до ревности. Или нет?

— Нет.

Он садится на кровать. Тянет ко мне руку, я отстраняюсь.

— Малыш, не отодвигайся от меня, пожалуйста.

— Ты не ответил на вопрос, — вот я упрямая!

— Ника, для меня нет красивых девушек, кроме тебя. Это правда.

Верю ему.

— Ладно. Ты точно умеешь ставить уколы? — Кошусь на шприц.

Он кивает.

— Точно. Не бойся, я воткну, куда следует.

Что он там сказал? Смотрю на него. Он смеётся. О чём я подумала? Я становлюсь такой же пошлой, как и он!

— Марк, я не могу покраснеть больше, чем есть уже. Ты очень пошлый!

Он поднимает брови вверх.

— Почему? Что я такого сказал? Я же об игле говорю. А ты о чём подумала?

Он притворно поджимает губы и качает головой.

— И о чём только думают современные девушки, — брюзжит он, подражая какой-нибудь пожилой женщине, осуждающей молодежь.

Я всё-таки смеюсь. Мне нравится, что Марк шутит, а не стоит с серьёзной миной, обвиняя себя в том, что я простудилась. Хотя, я знаю, что считает себя виноватым. Нет уж, на этот раз я точно виновата сама. Нужно думать, прежде чем делать что-то!

— Давай уже, поворачивайся на животик, малыш. Надо поставить тебе укол, чтобы жар спал, и тебе стало лучше. Ты вся такая горячая.

Он трогает мой лоб.

— Мне тоже нужно научиться ставить уколы, — говорю я, переворачиваясь на живот.

— Научишься.

— Буду учиться на твоей симпатичной заднице, — чувствую, как он осторожно стягивает с меня штаны.

— Конечно, — соглашается он. — На чьей же ещё заднице тебе получать такой важный опыт. Вот и всё.

Он тихонько шлёпает меня по попе.

Как это всё? Уже поставил укол? Когда успел?

— Я ничего не почувствовала, — говорю ему и разворачиваюсь обратно на спину.

Он убирает использованный шприц и садится рядом со мной на кровать.

— Я же говорил, что умею ставить уколы.

Марк гладит мои волосы. Проводит рукой по мокрому от пота лбу.

— Ты просто волшебник, — шепчу я.

Он смеётся.

— Нет, я только учусь.

Я улыбаюсь.

— Так, тебе ещё нужно принять вот этот сироп от кашля и вот такие таблетки, — показывает мне лекарства.

Он встаёт. Опять уходит?

— Марк, — стону я. — Не уходи!

Он оборачивается.

— Я только схожу на кухню за стаканом тёплой воды.

— Нет, нет, нет, — хнычу. — Пока ты ходишь на кухню, я уже умру здесь.

Я немного привстаю, облокачиваюсь на локоть. Пусть это звучит по-детски, но я не хочу, чтобы он уходил.

— Ника, ты такой ребёнок, — смеётся Марк. — Ладно, я немного побуду с тобой, но потом всё равно схожу за водой. Хорошо?

Я киваю. Марк подходит, и я раскрываю плед.

— Ложись со мной, — прошу его.

Он снимает толстовку и джинсы. Ложится ко мне в кровать. Я накрываю нас, обнимаю его за талию. Его кожа прохладная, в отличие от моей. Мы лежим лицом к лицу. Марк смотрит на меня.

— Сколько сейчас времени? — Спрашиваю.

— Около десяти.

— Мне нужно позвонить Лидии, я ведь должна быть уже на работе!

Как я вообще про это забыла! Чёрт!

— Успокойся, я уже позвонил ей. Всё объяснил. Она, кстати, зайдёт вечером тебя проведать.

Я прикрываю глаза. Он обо всём позаботился. Почему-то меня это даже не удивляет.

— Спасибо тебе, — шепчу я.

— Ника, мне нетрудно. Не нужно благодарить. Как твой живот, кстати? — Чувствую его руку на своем животе. Он тихонько поглаживает его точно в том месте, где он у меня болел совсем недавно.

— Перестал пока болеть.

Знаю, скоро он заболит снова. Мне нужно вовремя пить таблетки.

— Ты стонала во сне. У тебя такие сильные боли в эти дни?

Я придвигаюсь к Марку ближе, он целует меня в лоб. Что ж, давай обсудим мои боли в женские дни.

— Да, если я вовремя не выпью таблетки, — говорю. — Иначе мне будет туго. Бывало, что тошнило, голова кружилась. Я плохо переношу эти дни.

Он смотрит на меня с сочувствием. Я так спокойно говорю с ним о таком личном! Это что, новая ступень наших отношений? Возможно.

— Это нормально? — Спрашивает он. — Ну, что ты испытываешь столь сильные боли?

Ему, правда, интересно? Его рука с живота перемещается мне на спину. Проводит сверху вниз. Движения его мягкие и нежные, в них нет страсти. Только забота.

— Многие испытывают подобное. Не все, конечно, но многие. Насколько я знаю, в этом нет ничего аномального. Просто так бывает. Такой у меня организм.

— А ты ещё и простыла вдобавок, — сокрушается Марк. — И ванна не помогла. И зачем я вообще оставил тебя одну там!

Я вытаскиваю руку из-под пледа и провожу ладонью по его щеке.

— Ты не оставил меня одну. Там были Рита и Вадим. Просто так случилось, что им пришлось выйти. Рите позвонила мама, впервые за много месяцев. А В…

— Да, знаю, — говорит Марк недовольно. — Он пошел разнимать Глеба с Олегом.

— Я тоже хотела пойти, найти тебя, но Саша подсела ко мне на диван. И на уши, — добавляю я и хрипло смеюсь.

— Сучка она, — злится Марк. — Так и хотелось дать ей по роже.

— Она сказала, что ты со мной просто, чтобы затащить в кровать, а потом бросить как использованную тряпку.

Даже сейчас, зная, что всё это просто ложь, я чувствую боль от таких слов.

— Ника, я знаю всё, что она сказала. Не вспоминай об этом. Просто у этой стервы слишком грязный язык.

Марк прикрывает глаза на секунду, потом смотрит на меня.

— Ладно, я больше не буду о ней говорить и думать, — решаю я.

— Так-то лучше, — соглашается мой любимый парень и прижимает меня к себе.

— Из-за чего, кстати, подрался Глеб с этим Олегом?

Марк отстраняется немного. Цокает языком.

— Твоё любопытство меня просто поражает, малыш! — Восклицает он, смеясь. — Ты лежишь с температурой под сорок, но тебе всё равно интересно из-за чего дрались мало знакомые тебе парни?

Я смотрю на него, покусываю нижнюю губу, глаза горят от любопытства. Киваю.

Марк просто хохочет надо мной.

— Ты неисправима!

— Скажи мне, давай, — требую я.

— Не скажу, — издевается Марк. Тогда наклоняюсь к его уху и тихонько кусаю.

— Ай, — он вскрикивает. — Ника, перестань!

— Скажи или я буду целовать твою родинку, — шепчу, потому что голос пропал.

— Шантаж прямо в кровати? — Его брови взлетают вверх.

Киваю.

— Ты же любишь шантажировать. Говори, — выставляю указательный и средний пальцы вперёд, а большой вверх, как будто это пистолет. Касаюсь его груди. — Иначе застрелю тебя.

Он ржёт.

— Ты настоящая маньячка, Ника! Это точно! Ладно, — он берёт мою руку-пистолет, разгибает все пальцы и кладёт ладонь себе на щеку. — Они подрались из-за девушки Глеба.

Мой мозг работает. Девушка Глеба? Ах, да, та самая в джинсовой рубашке? Что там говорила Рита про девушку Глеба? Что Саша боится её?

Перевожу взгляд на Марка. Он наблюдает за мной.

— Твои серые клеточки заработали, Эркюль?

— Ритка сказала, что Саша боится её.