Загрузка «источника» в вертолет происходила утром с особыми мерами предосторожности. Работавший с нами постоянно подполковник ГРУ по кличке Миша Грек подогнал вплотную к двери машину, в которую быстро прошмыгнул его агент, накрытый попоной. И вскоре мы понеслись по безмятежно-синему небу на свидание с ничего не подозревающими «духами». Мощный гул двигателей придавал уверенности, а осознание того, что за тобой двигается такая армада, — силы.

Полет на предельно малой высоте обостряет чувства. Твои рецепторы подключаются к «организму» машины, и уже мчится над землей некий симбиоз из железа и плоти, мышц и бустеров, крови и топлива, нервов и проводов. Мы уже думаем вместе, чувствуем одно и то же, и если где-то в недрах машины что-то кашлянет, то отзвук ощущается ребрами. Летчик щупает воздух кончиками лопастей, вдыхает запахи весны горловинами двигателей, касается земли пятками колес, глядит на землю циферблатами приборов.

Я лечу, и пространство подвластно мне. Вот оно податливо выстилается лентой под брюхом вертолета. Деревья, пригорки, дома послушно пригибаются, когда я пролетаю над ними. Облака смиренно пропускают через себя, неслышно облизывая бока. Время замедляет свой бег, зная, что летчику Верховный судия не засчитывает полет в счет времени, проведенного на земле. Движение становится сутью всего происходящего. Все остальное: страх, ненависть, любовь — остается внизу.

А вот и она, цель. Перекрестье прицела безжалостно вперилось своей паутиной в грязную серо-коричневую стену. Кнопка огня откинута, главный выключатель вооружения разблокирован, табло подвесок загорелось хищным красным цветом. Тело машины напряглось, готовясь исторгнуть тонну взрывчатки. Сброс! Есть!

С облегчением взвыли движки, радуясь освобождению от обузы, унося машину побыстрее прочь от осколков собственных бомб, от ответного лая пулеметов и разящих наповал ударов ПЗРК.

Сзади слышу мощное уханье разрывов и, спиралью набрав высоту, обозреваю результат нашей работы: над руинами бывшей еще минуту назад крепости поднимается султан черного дыма. Из его центра струями пронзительного красного цвета забил «фонтан». На конце каждой его струи вспыхивала, разгоралась неистовым белым светом и, опадая, гасла звезда. Звезд было много, они щедро рассыпались по всей округе, и казалось, что вскоре ими заполнится все окружающее пространство.

Оцепенение прервал голос Павлова в эфире, который понял, чем «любование» такой красотой может грозить следующим «бортам», выходящим на цель, и мощным командирским рыком приказал прекратить работу, уйти на аэродром.

Через неделю на стоянке снова появился Миша Грек. Он рассказал нам последствия этого удара с воздуха. За месяц до описываемых событий военный суд приговорил командира пехотного полка к шести годам колонии за «негуманное обращение с местным населением». Трудно сказать, что явилось действительной подоплекой данной акции, возможно, давление со стороны стран Запада, США? Вот и после нашего налета в Кабул, в ставку военного командования советских войск, возглавляемую в тот период маршалом С.Л. Соколовым, прибыло несколько старейшин из кишлака, подвергнутого бомбардировке. Они поведали маршалу, что шурави камня на камне не оставили от кишлака, погибло много мирных жителей, среди которых десятки детей. Соколов приказал выяснить, кто в этот день работал по данной цели, отдал распоряжение об образовании комиссии для разбора «случившегося случая». Авторитетная комиссия на двух БТР под прикрытием трех БМП и парочки танков выехала на место «трагедии»…

Взорам членов комиссии предстал абсолютно целый кишлак с носящимися по улицам ребятишками, и только на месте бывшего склада с оружием — огромная воронка, слабо чадящая остатками дыма. По всему поселку валялись осколки от мин, зарядов к гранатометам, снарядов с клеймами китайских фабрик. Призвав к ответу старейшин и поговорив с ними «душевно», члены комиссии услышали уже другой рассказ о том, как несколько раздосадованных и взбешенных огромными материальными потерями «духов» пришли в кишлак и, пригрозив вырезать семьи этих старейшин под корень, заставили их идти жаловаться.

Выслушав доклад, маршал Соколов старчески пожевал губами и произнес: «Так, мне все ясно, это политическая провокация. Летчиков и офицера ГРУ, отвечавшего за операцию, представить к наградам».

Да уж, выдохнули мы, выслушав рассказ Миши Грека, а потом подумали: «А что бы было, промахнись мы?!».

Ну, а награды? Миша вроде бы свое получил, а мы. Да если бы нас за каждый точный удар награждали, мы обвесились бы орденами погуще Брежнева!

Л.С. Вильдгрубе в рабочем кабинете

В прошлом году в Москве вышел из печати солидный энциклопедический словарь «XX век. Авиастроение России в лицах». Безусловно, появление такой книги — настоящее событие. Ее издатели сделали доброе дело, вписав в историю имена людей, которые внесли значительный вклад в развитие отечественной науки и практики авиастроения. Обидно только, что в этой энциклопедии не нашлось места для целого ряда крупных ученых, а роль некоторых, например, выдающегося ученого в области аэродинамики вертолета Л.С. Вильдгрубе — явно занижена. Попытаемся исправить эту несправедливость.

Леонид Сергеевич Вильдгрубе родился 27 апреля 1908 года в Санкт-Петербурге. В 1928 году он поступил в Ленинградский государственный университет на физикоматематический факультет. Молодой специалист-аэромеханик был распределен в самолетную секцию Научно-исследовательского института ГВФ. В те годы Леонид увлекался планеризмом, принимал активное участие в работе ячейки «Авианито» (Авиационного научно-исследовательского инженерно-технического общества). Он успешно сотрудничал с журналом «Самолет», в котором печатались тогда многие широко известные в будущем авиационные специалисты С.К. Антонов, В.П. Ветчинкин, М.В. Водопьянов, М.М. Громов, Б.Т. Горощенко, С.В. Ильюшин, С.П. Королев, В.С. Пышнов, А.С. Яковлев и другие. «АвиаВНИТО» включилось в работу Комитета технической печати, созданного при Совете научных инженерно-технических обществ Ленинградской области. Ученый секретарь этого общества Л.С. Вильдгрубе в 1936 году подготовил к печати работу «Некоторые вопросы буксирных полетов».

С 1933 по 1937 гг. Вильдгрубе преподавал в Ленинградском институте гражданской авиации, по совместительству и в Политехническом институте.

В июле 1937 года Леонид Сергеевич по доносу был арестован НКВД и два года находился под следствием, но дело за отсутствием улик было прекращено. После освобождения он работал инженером на авиационном заводе, который в июле 1941 года был эвакуирован в город Чкалов (ныне Оренбург).

В ноябре 1943 года Л.С. Вильдгрубе был переведен старшим инженером на работу в Москву в ОКБ А.С. Яковлева, где и начал заниматься вертолетами. С этого времени вся дальнейшая жизнь Леонида Сергеевича была связана с винтокрылой техникой. При его непосредственном участии в ОКБ был создан первый в стране экспериментальный вертолет соосной схемы, а затем и вертолет одновинтовой схемы Як-100. А когда объем работ по вертолетной тематике в ОКБ А.С. Яковлева уменьшился (на это повлияло и создание двух новых ОКБ — М.Л. Миля и Н.И. Камова), Л.С. Вильдгрубе перешел на работу в ЦАГИ.

Здесь в пятом научно-исследовательском отделе (НИО-5) он возглавил сектор аэродинамики вертолета. Эту должность Леонид Сергеевич занимал с ноября 1948 по декабрь 1986 гг. Но, будучи очень пожилым человеком, дело всей своей жизни не бросил — до последних дней жизни он работал в ЦАГИ на полставки ведущим научным сотрудником. В ноябре 1948 г. он приступил и к преподавательской деятельности в Московском авиационном институте, где проработал более тридцати лет.

Неординарные способности позволили Л.С. Вильдгрубе достаточно быстро завоевать авторитет в научных кругах. Его работы всегда отличала глубина проработки темы — такими работами стали кандидатская и докторская диссертации, защищенные Леонидом Сергеевичем в 1948 и в 1960 годах соответственно. Профессор Вильдгрубе был членом двух Ученых советов в МАИ и ЦАГИ.