Кроме того, мимо ее машины, припаркованной в городе, за несколько часов ее отсутствия прошло множество людей, и с большинством из них она беседовала о Кэролайн — одни настораживались и замыкались, другие говорили легко и открыто, но, насколько она могла понять, никто не испытывал страха. Но как узнаешь, что в действительности скрывается за внешним расположением — и в жизни, и в сказках полно чудовищ с обезоруживающей улыбкой на лице.

Кто угодно мог испортить ее машину, оставшись незамеченным. Кто угодно.

В списке подозреваемых — весь город Клиффсайд.

«Потому что если обозначить мотив покушения как просто» сохранить тайну «, — размышляла Джоанна, шагая к беседке, — то можно найти сколько угодно людей, под него подпадающих. Слишком уж это неопределенно, слишком много открывается возможностей. У подавляющего большинства есть те или иные тайны, но какой же должна быть тайна, чтобы за нее можно было убить? Наверняка таких тайн в этом маленьком городке немного. Наверняка!»

Но даже если их и немного, это никак не сужает поля деятельности, ибо в итоге непонятно, что искать. Не зная, что беспокоило Кэролайн перед смертью и чем она была так напугана, Джоанна не имела ключа к этой единственной тайне, раскрытие которой могло дать ей желанный покой.

Когда она пришла к этому выводу, беседка уже была видна, и Джоанна остановилась на опушке.

Удивительно, но Риген сидела там, на карусельной лошадке, она смотрела на море, и ее личико было так же неподвижно и бесстрастно, как у ее отца.

Я здесь из-за тебя.

Джоанна вдруг поняла это с хрустальной ясностью и изумлялась только, почему же так поздно пришло к ней прозрение. Она здесь из-за Риген. Сон влек ее сюда, потому что Риген нужна ее помощь.

НЕ ОСТАВЛЯЙ ЕЕ ОДНУ.

Значит, это мольба Кэролайн каким-то образом зазвучала в мозгу Джоанны в тот момент, когда обе они были в состоянии клинической смерти? Значит, это Кэролайн выкрикнула мольбу о помощи своей дочери через три тысячи миль, через пропасть самой смерти, значит, ее ужас и отчаяние в тот момент были столь велики, что она как-то смогла проникнуть в подсознание Джоанны и вложить туда сгусток зрительных образов — и свой безумный страх?

Джоанна понимала, что подсознание работает по своим собственным законам, преломляя реальность в некие абстракции. Например, сны редко толкуют буквально, гораздо чаще символически. А раз в ее сне большинство зрительных образов существует на самом деле, значит, и толковать его нужно буквально.

Рев океана и дом Кэролайн — вот они! В их существовании не усомнишься. Реально существует картина, написанная Кейном. И карусельная лошадка вертится перед глазами. В оранжерее обнаружилась и роза «Кэролайн». Там же Адам поведал Джоанне свою печальную историю. Тиканье часов должно напоминать об уходящем времени, о том, что надо спешить.

Но бумажный самолетик?! Этот образ — пока загадка.

Детский плач — это, должно быть, Риген.

Риген была единственной, кого Кэролайн действительно любила, и естественно, что последней отчаянной мыслью матери перед смертью была мысль о ее ребенке — особенно если смерть была насильственной и мать знала, что ребенок в опасности.

Но почему?! Почему Риген нужна помощь Джоанны? Потому что она горюет по матери? Нет, если бы Кэролайн беспокоилась только об этом, сон, пожалуй, не был бы проникнут таким леденящим кровь ужасом. Потому что ей угрожает опасность? Может быть, то, что так страшило Кэролайн, каким-то образом затрагивает и Риген? Это, пожалуй, логично. И даже придает веса достаточно не правдоподобной мысли, что некая часть души Кэролайн достигла сознания Джоанны; ибо что в мире сильнее материнской любви — опасность, угрожающая ребенку, часто подвигает мать на вещи невозможные, только бы защитить любимое дитя.

НЕ ОСТАВЛЯЙ ЕЕ ОДНУ!

Но как следует это понимать? В том смысле, что Джоанна постоянно должна быть около Риген? Или Кэролайн пыталась сказать, что ее дочери нужен человек, который уравновесил бы и как-то оправдал холодность отца?

— О черт, чем это я занимаюсь? — чертыхнулась про себя Джоанна.

Реплика была совсем негромкой, но Риген тотчас повернула голову, и ее личико просветлело.

— Джоанна, — сказала она с явной радостью, и ее губы сложились в неповторимую очаровательную улыбку.

— Привет, Риген. — Джоанна вошла в беседку и прислонилась к перилам. — Как поживаешь?

Риген приподняла плечи, продолжая улыбаться.

— Нормально. Я… вчера села в папину машину и побыла там немного.

Это громадный шаг вперед для ребенка, который панически боялся машин. Джоанна ласково улыбнулась.

— Я рада за тебя. Это очень смелый поступок, ведь ты, наверное, все равно боялась. Твоя мама гордилась бы тобой.

— Мне не с кем поговорить, кроме вас, — пожаловалась Риген.

— А с папой?

— Нет. Ему на меня наплевать.

— Риген, — помедлив, заговорила Джоанна. — Я, конечно, не очень хорошо знаю твоего папу, но я уверена, что ему не наплевать. Этого просто не может быть.

— Ему на всех наплевать. Так сказала мама.

— Мама сказала это — тебе?!

Риген чуть нахмурилась.

— Нет. Я случайно слышала, как она сказала это папе.

— Риген, — очень мягко произнесла Джоанна, стараясь достучаться до маленького сердечка. — Я знаю, тебе трудно это понять, но иногда взрослые говорят друг другу обидные вещи, и это совсем не обязательно правда. Особенно когда ссорятся. Возможно, твои мама и папа не очень ладили между собой, но это не значит, что кому-то из них было на тебя наплевать.

Риген нахмурилась еще сильнее.

— Мама вовсе не кричала на папу, когда это сказала.

— А она вообще-то кричала, когда сердилась?

— Нет.

— Значит, вполне возможно, что она просто рассердилась на него и поэтому так сказала. Даже если и не кричала. И, скорее всего, она так не думала на самом деле.

Риген подняла плечи, став похожей на нахохлившуюся птицу.

— Наверное.

— А тебе она когда-нибудь говорила, что твоему папе на всех наплевать?

— Нет.

Джоанна улыбнулась.

— Послушай, Риген, я хочу сказать только одно: возможно, твой папа из тех мужчин, которые не любят показывать своих чувств, но это не значит, что они ничего не чувствуют. И ты вовсе не должна на него сердиться только потому, что мама, может быть, на него сердилась.

Наступила пауза. Риген выглядела неуверенной и смущенной.

— Я поэтому все время хочу закричать на него, Джоанна? Потому что я на него сержусь? Потому что я… я хотела бы, чтобы он умер вместо мамы?! — выпалила Риген, сама испугавшись своих слов.

Джоанна не ужаснулась, но острая жалость к ребенку Кэролайн сдавила ей горло, так что она не сразу смогла ответить.

— Малышка, мне кажется, на самом деле тебе бы хотелось, чтобы этой катастрофы просто не было. Ты ведь не хочешь, чтобы папа умер, ты хочешь, чтобы мама осталась жива. А понимая, что маму уже не вернуть, ты начинаешь злиться. Раз он папа — он должен был защитить маму. Правда? Он должен был сделать так, чтобы не было этой аварии.

Риген кивнула. В ее темных глазах блестели слезы.

— Я это понимаю, — продолжала увещевать ее Джоанна. — Я думала то же самое о своем папе, когда случилось несчастье. Я долго его проклинала, потому что проклинать было больше некого. Но мой папа сделал все, что мог, чтобы спасти маму. И твой папа тоже сделал бы все, что мог, если бы он там был. Но его там не было, Риген. Он был дома, он не знал, что мама в опасности. Как он мог ее спасти? Как он мог ей помочь?

После долгого молчания Риген сказала:

— Я все равно сержусь на него, Джоанна.

— Это ничего, малышка. Если ты немного подумаешь, то поймешь, что он не виноват в том, что мама умерла. Пройдет время, и ты перестанешь на него злиться. Пройдет время, и тебе уже не будет так тяжело.

— Не будет? Правда?! — В этом детском голосе было столько неизбывной боли, что у Джоанны едва не разорвалось сердце.

— Клянусь тебе! Ты всегда будешь тосковать по своей маме, но наступит день, когда тосковать о ней не будет так больно.