Рука Дункана двинулась к нагрудному карману, и в кулаке Гаррета Шо мгновенно появился револьвер со взведенным курком, который нацелился Дункану прямо в лоб.

– Документы, – спокойно пояснил Фарроу. – Они у меня в кармане. Без всякого обмана.

Прищурившись, Гаррет внимательно следил за движениями пальцев Дункана, пробиравшихся под куртку.

– Здесь письмо поверенного, дающее тебе доступ ко всем моим капиталам и банковским счетам. Вот документ на мою собственность, купчие, выданные на мой дом и мои предприятия. Они все абсолютно законны и неоспоримы. Требуется только поставить наши две подписи.

– Я совсем не разбираюсь в юридических бумагах. – Гаррет с подозрением посмотрел на него. – И я им не доверяю. Красивые слова, красивые печати... Как я узнаю, что это не ловушка и не ложь? Откуда мне знать, что ты действительно владеешь всем, о чем говоришь, и что это не пустые слова?

– Ты дал мне меньше двадцати четырех часов на все приготовления, и двенадцать из них пришлись на воскресенье – день отдыха в цивилизованном мире. Документы подлинные, даю тебе слово. Но они не имеют силы без моей подписи, а ее ты не получишь, пока не освободишь мою дочь.

Гаррет потер обрубком верхнюю губу, стараясь скрыть растерянность, а затем приказал Миранде:

– Освободи ее.

– Что?!

– Ты слышала. Я сказал – освободи ее!

Упершись руками в бедра, Миранда смотрела на Гаррета горящими от злости глазами, но затем все же направилась к стулу, на котором сидела Кортни, и принялась возиться с окровавленными узлами веревок, связывавших запястья пленницы. Некоторое время Дункан наблюдал за ней, а потом с насмешкой взглянул на Гаррета:

– Странно, что ты так боишься слова «ловушка». По-моему, теперь ты способен унюхать ее даже на расстоянии. Просто из любопытства – скажи, сколько американцы заплатили тебе, чтобы устроить свидание в Мокнине?

– Что? – Гаррет резко повернул голову. – Мне? Заплатили мне? Ты сошел с ума?

– Нет, не сошел. У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять над случайными стечениями обстоятельств, преследовавшими нас в последние восемнадцать месяцев: американцы знают, где перехватить суда с зерном, которые мы проводим через блокаду в Триполи; американцы посылают военный корабль вместо сторожевого шлюпа, чтобы охранять гавань, в которой мы регулярно пополняем запасы; американцы знают, где и как мы должны встретиться с посланниками Караманли, знают порядок работы сигнальных огней, знают достаточно, чтобы послать три канонерки перекрыть выход из залива.

– Будь ты проклят, Дункан Фарроу! Ты обвиняешь меня в том, в чем я не виноват! Разве мог я знать, что эти чертовы янки поджидают нас на берегу?

– Ты провел основательную подготовку.

– Увидев те канонерки, я был так же удивлен, как и ты!

– Правда? Значит, именно поэтому, когда нам удалось вырваться – благодаря Дэви Донну, у которого сейчас в плече сидит твоя пуля, – именно поэтому ты послал «Гуся», чтобы он один встретился с ними?

При этом обвинении у Гаррета от возмущения побелели щеки.

– Бон, – хрипло пошептал он, – я потерял бон. Мои марсели были спущены. Я потерял маневренность. К тому времени, когда мы выправились, «Гусь» был объят пламенем. Три канонерки, словно мухи, суетились вокруг него и поливали его огнем... Я видел, как взлетел склад боеприпасов...

– Да, а я видел, как ветер дул тебе в спину, Гаррет.

– Никогда в своей жизни я не убегал от сражения, Дункан Фарроу! – Культя громко ударила по столу. – Мы вернулись! Мы загнали одну из этих проклятых свиней на землю и разнесли ее в щепки. Мы погнались за двумя другими, но они были слишком быстрыми; они держали ветер в зубах и потому убежали от нас. Мы несколько часов прочесывали чертову гавань в поисках выживших; мы осматривали берег, обследовали холмы; мы даже добрались до деревушки, потому что местные жители ради развлечения забрали трех наших мертвых ребят. Я не хотел верить, что ты мертв, и не хотел уходить, пока мы не убедимся, что это так и есть, но ребята стали чаще оглядываться назад, чем смотреть вперед. Они боялись, что янки вернутся с подкреплением. Мы были вынуждены уйти! Мы не хотели, но нам пришлось уйти! Спроси Донна. Спроси его, не говорил ли я открыто в тот день, что ситуация попахивает дерьмом. Спроси у него, не поставил ли я все паруса и не направился ли к Змеиному острову, заподозрив, что душок предательства может добраться и туда тоже?

– Или, возможно, ты уже знал об этом и вернулся, чтобы покопаться в объедках?

– Дункан... – у Гаррета отвисла челюсть, – ради Бога! Я вор, да. Разбойник и мошенник... но я не иуда! Боже правый, не думаешь же ты, что я тот человек, который нас предавал?

Оставив свои вялые старания развязать узлы, Миранда переводила взгляд янтарных глаз с одного напряженного сурового лица на другое.

Воспользовавшись тем, что Миранда отвлеклась, Кортни продолжала тянуть и крутить веревки, не обращая внимания на то, что они глубоко врезаются в тело. Веревки были уже почти развязаны, и оставалось совсем немного, чтобы освободиться, но следовало быть осторожной – Кортни не забывала о наблюдателе, скрывавшемся в темноте. Она видела блеск мушкетного ствола и старалась поймать взгляд отца, чтобы предупредить его о невидимой опасности, но Дункан был слишком поглощен изобличением во лжи Гаррета.

– Эверар говорил, что близок к тому, чтобы узнать, кто постоянно продавал нас янки, Караманли – по-видимому, все равно кому, но всегда по одной и той же схеме. И это должен был быть кто-то, кто знал о наших планах, о наших маршрутах, о наших деловых встречах. Кто-то, кто знал имя предателя, чтобы вызвать больше •боли, чем все, вместе взятые, измены. Имя из прошлого, которое обеспечит совместные действия французов и британцев, а теперь и американцев. Это ты, Гаррет. У тебя было много возможностей. Ты всегда жаждал власти и денег.

– Нет!

– Ты знал о Франции. Ты знал, что я работал на британцев, чтобы арестовать бандитов и освободить аристократов.

– Нет!

– Ты знал кодовое имя, которое могло воскресить воспоминания прошлого, открыть двери, развязать кошельки...

– Нет, черт побери! Послушай меня...

– Ты знал, что я отхожу от дел. Ты знал, что скоро игра будет кончена и не останется ни нападений, ни захваченных кораблей, ни доходов от работорговли. Ты знал о том, что у меня здесь есть... и хотел получить все.

– Нет! Я знал об этом... – он сделал широкий жест культей, указывая на склад, – и да – я даже признаюсь в некоторой зависти...

– Ты хотел иметь мои корабли, мою дочь, мою любовницу. Я только никогда не предполагал, что в своем желании получить все ты способен зайти так далеко. Я не думал, что ты предашь собственный клан. Закон моря, Гаррет, помнишь его? – тихо спросил Дункан. – Наш закон? Полная преданность собственному клану.

– Это не я, мерзавец! Не я! – У Гаррета вздымалась грудь, а по лбу струился пот.

– И ты совсем не приложил к этому руку? – рассвирепел Дункан. – Похищение, требование выкупа – чья это идея, если не твоя?

– Ты считала, что все пройдет легко. – Гаррет остановил взгляд на Миранде. – Ты уверяла меня, что мы сумеем все сделать так, что никто не пострадает!

– Заткнись, дурак! – разъярилась Миранда. – Неужели ты не понимаешь, что он делает? Он нарочно обвиняет тебя. Он хочет, чтобы ты был слепым и тупым, и тогда он сможет доказать, что умнее тебя. Ради Бога, не слушай его. Мы так близко... так близко к тому, чтобы получить все!

– Я не хочу получать все. Во всяком случае, таким способом! Нет – если за это меня заклеймят иудой!

– Ты не иуда, – решительно объявила она. – Разве ты не слышал, что он сказал? Ты его не слушал? Французы и британцы знают его как Морского Волка. Он тот, кто боится обвинения в том, что продавал нас, и во всем остальном, в чем, как мы знаем, он виноват. Как еще он мог приобрести все это? Посмотри на него, Гаррет, и посмотри на себя; Скажи мне: кому заплатили и кто кого предал?