Рана Уорренов все еще кровоточит. Сколько зла может натворить пресса во имя свободы информации! Дэвид, его близкие, шахтеры, полиция, весь Рок-Ривер были равнодушно забрызганы грязью полуправды, которая хуже вымысла.

– Из уважения к памяти Дэвида, к вам и к доброй репутации Вайоминга я хочу разобраться в этой истории, – говорит Адриан. – Сам я тоже виноват. И я невольно участвовал в искажении этого драматического факта. Но я прочитал ваше открытое письмо, и мне захотелось увидеться с вами.

Уоррены соглашаются на разговор. Адриан вынимает из внутреннего кармана куртки блокнот и ручку с синими чернилами.

Глава 27

ИНТЕРВЬЮ, КОТОРОЕ АДРИАН РЭНДАЛ ВЗЯЛ У ДЖЕССА И ЛИНДЫ УОРРЕН

АДРИАН. У вас есть еще дети, кроме Дэвида?

ДЖЕСС. Нет.

АДРИАН. Дэвид был женат?

ДЖЕСС. Да, пять лет. Его жена и сын сейчас в отъезде.

АДРИАН. В Рок-Ривере поговаривают, будто у Дэвида были трудности с деньгами. ДЖЕСС. Вряд ли что-то серьезное. АДРИАН. Так у него не было крупных долгов?

ДЖЕСС. Нет, насколько я знаю. Если в кармане пусто, то долг и в тысячу долларов – катастрофа. Но если зарабатываешь триста в неделю.

ЛИНДА. У него были старые долги. Ему часто напоминали о них. Случались и непредвиденные расходы. Мотор в его машине сдал еще в прошлом октябре.

АДРИАН. Его жена работала?

ДЖЕСС. Да.

АДРИАН. Вы имели возможность помогать ему?

ДЖЕСС (морщится и понижает голос). Вопрос не в том, была возможность или нет. Мы помогли бы ему, вот и все.

ЛИНДА. Но он должен был попросить нас об этом! Я думаю, иногда он тратился без особой нужды. Зачем, например, ему понадобилось брать напрокат "Шевроле"?

АДРИАН. Может, ему просто не хватало благоразумия. Он не состоял на учете у психиатра?

ДЖЕСС и ЛИНДА (в один голос). Нет.

АДРИАН (настойчиво). Так у него не было психических отклонений?

Молчание.

ЛИНДА (нерешительно). Н-н-нет, но Дэвид не все нам рассказывал. (Убежденно) Знаете, он был, ярким, очень-очень ярким человеком.

ДЖЕСС. Он не смог найти своего места в жизни, потому что чересчур сосредотачивался на своих мелких неприятностях.

АДРИАН. На мелких неприятностях?

ДЖЕСС. Да, мы так думаем. Ему наверняка стало бы легче, если бы он поделился с нами.

ЛИНДА. Наш друг, священник, того же мнения. Дэвид с детства стремился к успеху, ему ужасно хотелось всех превзойти. Стать лучшим. Он скрывал свои слабости, потому что боялся показаться смешным.

Глоток пива. Адриану вдруг делается неловко перед этой парой, которую он видит в первый и последний раз. Он вторгается в душевный мир погибшего молодого человека, его родителей. И все же отступать поздно. Не сможет он успокоиться, пока не разберется с этим Дэвидом до конца! Он сдвигает на лоб очки и трет уголки глаз большим и средним пальцами.

АДРИАН. Боялся показаться смешным. Может, это и служило причиной для психологической заторможенности?

ЛИНДА. Он часами просиживал, сочиняя какие-то рефераты, проекты, трактаты, даже очерки. Он много читал и все запоминал, у него была отличная память. Но Дэвид никогда и никому не показывал свои сочинения. Ни разу. Даже нам.

АДРИАН. Я слышал, он очень любил появляться на людях в форме, даже в нерабочее время.

ДЖЕСС. Да, ему всегда нужна была какая-нибудь маска.

АДРИАН. Он любил производить впечатление на окружающих?

ДЖЕСС. Думаю, большей частью на самого себя. Ему импонировало все, что символизирует мужественность: оружие, огромные наручные часы, кожаный браслет, связка ключей на поясе, униформа.

АДРИАН. А в армии он служил?

ДЖЕСС. Нет. Ему хотелось служить в морской пехоте, и вступительный экзамен он выдержал просто блестяще. Но его не пропустила медицинская комиссия, из-за пустяка: у него была экзема.

Джесс прерывается, чтобы закурить сигарету. Адриан набивает трубку. Линда приносит две новые бутылки пива. Наполняет стаканы.

ДЖЕСС. И вот еще что, сэр. Среди вещей сына мы нашли пачку газет с объявлениями о работе. Некоторые были уже многолетней давности. Предложения, которые его интересовали, он отмечал звездочками и нумеровал в порядке предпочтения. Высший балл у него получали должности, где нужно носить форму: в полиции, в армии, в охране банков или аэропортов, в конвое бронированных грузовиков и т.д. Затем шли организации социальной поддержки, которые занимались благотворительностью, оказывали помощь бедным, работали с юными правонарушителями. Не скажу, чтобы Дэвид очень уж жалел этих людей, но ему нравилось помогать другим, чтобы ощущать свое превосходство над ними, внушать чувство благодарности, и главное – производить на них хорошее впечатление. И все это – ради того, чтобы больше верить в собственные силы.

АДРИАН ("Довольно странный портрет сына", – отмечает он про себя. И вслух спрашивает). Ему не хватало веры в себя?

ЛИНДА. Думаю, в глубине души он чувствовал себя очень неуверенно.

ДЖЕСС. Это так. Как-то он приехал к нам с огромными часами на руке, и я сказал ему: "Зачем тебе эти доспехи? Брось ты эту показуху!"

АДРИАН. Я слышал, что Дэвид не задерживался подолгу на одном месте.

Джесс в раздумье затягивается, потом давит сигарету в пепельнице. Минуту он словно пытается отыскать что-то глазами над головой Адриана, затем вновь устремляет на него пылающий взгляд.

ДЖЕСС. Не знаю, есть ли тут какая-то связь, но и у меня был такой же характер. Мне тоже было нелегко осесть где-нибудь надолго. Может, Дэвид перенял это от меня? Знаете, яблочко от яблони недалеко падает: семейная традиция!

Лицо Джесса светлеет. Он даже слегка улыбается и сразу молодеет лет на десять. Но тут же снова мрачнеет и продолжает рассказывать о сыне.

ДЖЕСС. Дэвида все интересовало, он загорался по любому поводу. И за что бы он ни брался, он влезал в это капитально. Обычно человек приходит вечером домой и до утра забывает о работе. А Дэвид – нет. Стоило ему получить место, он раздобывал все возможные книги по новой работе, встречался с более опытными людьми. Выкладывался полностью. Через несколько дней ему казалось, что он уже все знает. Учиться больше нечему. Дэвид начинал скучать, и как только прослышит о другом месте, тут же кидался туда очертя голову.

ЛИНДА (строго). Я называю это слабоволием.

ДЖЕСС (продолжает). Мы советовали ему обратиться к психиатру. Бесполезно. Дэвид никогда и никому не открывал, что у него на душе. Наш друг священник сказал: психиатр не смог бы ему помочь.

АДРИАН. Дэвид и вам никогда не доверялся?

ДЖЕСС. Даже нам.

ЛИНДА. Он стыдился рассказывать даже о самых пустяковых проблемах.

АДРИАН. При этом он производил впечатление веселого, откровенного человека, который любил жизнь, легко сходился с людьми. Ведь так?

Джесс не отвечает.

ЛИНДА. Возможно.

Снова молчание.

ДЖЕСС (решительно). Вот как все происходило. К примеру, поступает он работать на большую стройку. Ему бы начать с самого низу, а он сразу устраивается бригадиром. Использует свою внешность, обаяние – он это умел. Его принимают. И Дэвид, который в жизни не забил ни одного гвоздя, берется руководить огромной стройкой. В первый день он туда идет, присматривается, а вечером, дома забрасывает меня вопросами – я был одно время строителем. Читает всю ночь, а наутро принимается учить рабочих, как им строить. Сами подумайте, рабочих, которые осваивали это ремесло, когда его еще на свете не было. Но он выезжал на теории. В конечном счете, вопрос был только в том, что случится раньше – надоест ли ему, как обычно, работа или его выгонят. Не прошло и двух недель, как Дэвид допустил ошибку и его уволили. Он вернулся домой потрясенный, он был уязвлен: почему его в очередной раз не оценили по заслугам? Страшно сказать: он знал все, не зная ничего.

ЛИНДА. Да, он пускал пыль в глаза, из кожи вон лез, чтобы казаться лучше, чем был на самом деле. Дэвид влюблял в себя всех, кто с ним общался. Для него не было чужих; он садился рядом с незнакомым человеком и разговаривал с ним, как со старым другом.