Внимание привлекает следующее упоминание в записке, напечатанной в «Русском архиве»: «В одном из кабинетов графа А. Р. Воронцова на видном месте поясной портрет А. Н. Радищева».

По свидетельству старожилов, портрет Радищева был привезен во Владимирский музей вскоре после революции из Андреевского вместе с другими вещами и бумагами.

Таким образом, портрет, находившийся во Владимирском музее, принадлежал видному покровителю писателя Александру Романовичу Воронцову. Кажется не лишенным основания мнение, что портрет написан по заказу Воронцова одним из его крепостных художников. Быть может, портрет Александра Николаевича написали крепостные живописцы, упомянутые выше, Иван Бабарин или Федор Страхов.

Портрет изображает Радищева таким, каким он был после илимской ссылки, на закате своих дней. Другие известные портреты Радищева относятся к более ранним годам.

Остается определить время написания портрета. Трудно предположить, чтобы изображение было сделано во время краткосрочного пребывания Радищева у Воронцова на пути из Сибири. Но тем не менее и оно не исключено.

Рентгеновский снимок, сделанный с портрета, позволил обнаружить под изображением Радищева другой портрет человека в парике с одной буклей. Таким образом, портретист написал изображение Радищева не на чистом домотканном холсте, а на каком-то уже начатом, другом портрете. Очевидно, под рукой не было подходящих материалов, а нужно было опешить…

Впрочем, воронцовский художник мог писать Радищева и позднее, в 1801–1802 годах, в последний, петербургский период жизни писателя.

Дворец в Андреевском — одно из самых прекрасных зданий баженовских времен русской архитектуры. Во всяком случае, зданию свойственна мягкость и затейливость в расположении внутренних дворцовых залов и простота, изящество внешнего вида, монументальность которого подчеркивается лишь традиционными колоннами. Целостный архитектурный ансамбль, замыкавший двор в правильный четырехугольник, включал в себя огромный лесопарк с павильонами и постройками, пруд, речку с плотиной.

Дворец и парк сохранились в сравнительно неплохом состоянии, если не считать досадной, уродующей здание пристройки застекленной террасы. Теперь в бывшем воронцовском дворе размещен санаторий, и в одном из бесконечных залов мы видим большой портрет Радищева, нарисованный на холсте.

Жаль, что на здании нет мемориальной доски, напоминающей о том, что здесь бывал великий писатель.

Недавно в Москве, в Государственном литературном музее, была устроена большая выставка, посвященная жизни и деятельности Александра Николаевича Радищева. В нескольких залах размещались экспонаты, ярко характеризующие благородный жизненный и творческий путь одного из замечательных русских людей XVIII столетия. С огромным интересом останавливались посетители перед первым, редчайшим изданием «Путешествия из Петербурга в Москву». Ведь царское правительство стремилось уничтожить все экземпляры «крамольной» книги, опасаясь ее могучего революционизирующего влияния. Недаром букинисты считают первое издание «Путешествия» уникальной книгой.

Другим ценнейшим экспонатом выставки, неотразимо привлекавшим к себе посетителей, был портрет писателя, привезенный из Владимира. Возле портрета часто возникали жаркие споры — он был большой новинкой для знатоков радищевской иконографии, считавших, что последний портрет писателя исчез безвозвратно. Для специалистов владимирская находка была совершенной неожиданностью.

…Это случилось в воскресный день. В залах выставки много посетителей. Здесь были и колхозники из подмосковных сельскохозяйственных артелей, и рабочие предприятий столицы, и студенчество, и группа библиотечных работников из Сибири. Ведь в наши дни имя Радищева стало достоянием и гордостью всего Советского народа.

Стайка жизнерадостной молодежи остановилась около радищевского портрета. Экскурсовод сказал:

— Перед нами портрет того, кому посвящена выставка… Посмотрите, как привлекательно это лицо, озаренное глубокой мыслью.

С интересом слушали юноши и девушки историю портрета, только что привезенного из Владимира в литературный музей. И, рассматривая одухотворенное лицо человека, отдавшего свою жизнь во имя счастья далеких потомков, молодые люди вспоминали пламенные стихи прорицателя вольности:

Да, юноша, взалкавый славы,
Пришед на гроб мой обветшалый,
Дабы со чувствием вещал:
«Под игом власти сей рожденный,
Нося оковы позлащенны,
Нам вольность первый прорицал».
Ветка Лауры - i_033.jpg

МИР КНИГ И РУКОПИСЕЙ

Время от времени полезно заглядывать в архивы… Полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное, глубже опускаясь в смысл былого — раскрываем смысл будущего; глядя назад — шагаем вперед.

А. И. Герцен

Ветка Лауры - i_034.jpg
ПОДНОЖЬЯ старых владимирских холмов находится высокое здание, в котором разместился местный архив — замечательное собрание документов, рукописей, уникальных книг. Фонды архива уже немало послужили для создания интересных монографий, статей, публикаций. Но главные дела еще впереди. К десяткам и сотням документов пока еще не прикасалась рука исследователя.

Не знаю, как другие, но я всегда прохожу по архивным комнатам с душевным трепетом. В пухлых пронумерованных папках лежат бумаги, которые нельзя без волнения брать в руки. Листы, исписанные старинными почерками, повествуют о судьбах и делах людей, воскрешают забытые предания старины глубокой. Если хочешь составить свое собственное мнение о прошедшем, обратись к первоисточникам. Вспомним, какое огромное влияние на формирование писательского таланта Алексея Николаевича Толстого оказало изучение деловых архивных бумаг — розыскных актов XVII века. Эти розыскные акты, рассказывает Алексей Николаевич, записывались дьяками, которые старались изложить в сжатой и красочной форме наиболее точно рассказ пытаемого. Не преследуя никаких «литературных» задач, премудрые дьяки творили высокую словесность.

Почитайте хранящиеся во Владимирском архиве личные дела заключенных в царские тюрьмы. Из тюремных одиночек люди кровью сердца писали алмазным языком, о котором говорил А. Н. Толстой. Эти письма — богатейший материал для историка, поэта, романиста, художника. Надо сказать, что Владимирский архив — один из богатейших провинциальных архивов. По богатству и разнообразию фондов он с полным основанием может быть назван сокровищницей документов.

Несомненно, значительный интерес представляет фонд заводчиков Баташевых, бывших владельцев Гуся Железного. В этом фонде собраны бумаги более чем за полтораста лет! А вот самоуверенный почерк «всей России притеснителя» Аракчеева, чьи бумаги также попали в местный архив.

Настоящий клад для исследователя — личные фонды владимирских писателей и ученых. Этих фондов не очень много, но количество с лихвой возмещается качеством. В фонде писателя Нефедова мы видим письма Салтыкова-Щедрина, Писарева, Глеба Успенского, Плещеева, Майкова, Михайловского, Ивана Аксакова, Стрепетовой, Пыпина, Скабичевского, Стасюлевича, Трефолева, Гайдебурова и многих других. Кроме того, имеются рукописи литературных произведений различных лиц, материалы по фольклору, этнографии и археологии.

Нельзя не порадоваться первой попытке владимирских архивистов, устроивших выставку редких книг, периодических изданий и некоторых документов. В комнате со стеклянными витринами чувствуешь себя так, словно попал в волшебный мир. Книги, где удивляться и восхищаться можно буквально на каждом шагу.

На столе лежит подшивка ленинской «Искры». Эпиграфом к этой замечательной большевистской газете послужили слова из ответа декабристов Пушкину: «Из искры возгорится пламя!» С гордостью думаем мы, что автором ответа является Александр Иванович Одоевский, чья жизнь тесно связана с нашим краем. В суровой сибирской ссылке, а потом среди опасностей военной жизни на Кавказе с отрадой вспоминал опальный поэт-демократ вишневые сады Владимира, извилистую Клязьму, свой последний приезд в Юрьев-Польский накануне декабрьских событий 1825 года.