Грозный телефонный голос, казалось, стал ещё резче. Бассо невольно начал кивать головой.

– Но это не так просто!. – перебил он звонящего. – Надвигаются выходные и…

О чём это он говорит? И слушает ли его вообще тот, кто позвонил?

– Да. Капито. Я сделаю всё, что могу. Завтра я позвоню. Адьё.

Энрико Бассо положил трубку и снова лёг в постель. Но о сне нечего было и думать. Теперь он пожалел о том, что четыре недели назад бросил курить и поэтому на его ночном столике не было сигарет.

– Кто это был, Энрико?

– Джон Каун.

– И какую же фирму он хочет купить на этот раз?

– Католическую церковь.

– Что? – Она села в кровати. – Что ты говоришь?

Адвокат откинул одеяло и стал искать свои комнатные туфли.

– Он хочет знать, сколько стоит католическая церковь. Чем она владеет – из недвижимости, из ликвидных средств, из инвестиций, из прочего состояния. Какой у неё наличный оборот. Представь себе, он так и спросил: какой наличный оборот у католической церкви! – он потряс головой. – Понятия не имею, для чего ему это. Но звучит так, будто он хочет её купить.

На сей раз встреча состоялась в жилом вагончике Эйзенхардта. Каун и Уилфорд-Смит вошли вместе.

Каун вошёл, как всегда, так, будто на него было направлено не менее десятка телекамер, – динамичный, словно только что вылупился из яйца, треща по швам от нетерпения и решимости. Профессор же, напротив, казался неторопливым и немощным и вёл себя так, будто всё происходящее его не особенно и касается. Он тщательно вытер ноги, закрыл за собой дверь и вошёл в совещательную комнату, когда Каун уже расположился за столом, широко расставив колени.

– Сварить вам кофе? – спросил Эйзенхардт. Магнат сделал непроизвольный отметающий жест:

– Давайте к делу. Что вы надумали за это время?

Эйзенхардт повернулся к большому листу бумаги с написанными на нём ключевыми словами. Он сделал глубокий вдох и вдруг почувствовал, что находится под большим давлением. Если сейчас он изложит им только то, что им самим и так уже пришло в голову, то уже сегодня вечером он, возможно, будет сидеть в самолёте, летящем домой.

– Я, э-э, наметил некоторые пункты, от которых можно отталкиваться, – начал он.

Пауза. Никто ничего не сказал, они только слушали. Проклятье, к такому он не привык. Ситуация почти как на экзамене. Он взял фломастер и указал им на верхнее ключевое слово:

– Путешествие во времени. Что мы знаем сегодня о возможности или невозможности путешествия во времени? Ведутся ли сейчас где-нибудь в мире исследования, которые могут привести к открытиям, делающим возможным путешествие во времени? Это пункт, в котором я, как автор в области научной фантастики, мог бы вести расспросы и поиски, не вызывая лишних подозрений.

Он посмотрел на Кауна, невольно испытывая страх перед его бровями.

– А раньше вы никогда не предпринимали такие поиски? – спросил тот.

– Нет.

– Но ведь вы написали несколько романов, в которых речь идёт о путешествии во времени.

Эйзенхардт кивнул:

– Правильно. Но это можно делать, и не заботясь о физических законах. Собственно, до сих пор я даже полагал, что это вообще можно делать, только не заботясь о физических законах.

Каун немного подумал, но ничего не сказал. Вместо этого он спросил:

– Кого вы хотите расспросить на этот счёт? И чем эта информация может нам быть полезна?

Вопросы походили на удары хлыста.

– Я начну с одного научного журналиста, с которым я дружу. Он привык к тому, что я ставлю перед ним странные вопросы, а он невероятно осведомлён обо всём в области актуальной науки – знает, кто, где и что исследует и так далее. Если я пойду этим путём, никто ничего не заподозрит, все будут думать, что я собираю материал для нового романа.

– А проку-то что?

– Если бы мы знали, когда наш путешественник стартует и какие физические условия необходимо выполнить для путешествия во времени, то мы смогли бы извлечь из нашей находки далеко идущие выводы. Сейчас мы исходим из того, что способ путешествия во времени будет изобретён, когда фирма SONY ещё будет существовать. И из того, что путешествие возможно в одном направлении, а именно, в прошлое. Допустим, окажется, что путешествие во времени в принципе должно было функционировать в обоих направлениях, – тогда бы мы знали, что у того, кто лежит там, погребённый, что-то не получилось.

Лицо предпринимателя омрачилось. Такие гипотезы были ему очевидно неприятны.

– Окей. И что дальше?

– Дальше, – продолжил писатель, – мы должны попытаться идентифицировать самого покойника. Если он действительно человек нашего века, то можно, надеюсь, по костям или по зубам выявить, кто он.

– И потом?

– Держать его в поле зрения.

Каун невольно фыркнул.

– Эти попытки идентификации уже делаются, пока, правда, без результата. Хорошо, мы должны действовать осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил, но у меня нет такого чувства, что это нам что-то даст.

Эйзенхардт испытующе посмотрел на него:

– А вы не думали о том, что именно вы отправите его в прошлое?

– Я?

В яблочко. Полёт домой сегодня вечером можно вычеркнуть, это ясно. Глаза медиамагната расширялись, и можно было воочию наблюдать, как его мысли торили себе тропу в нехоженой области.

– Вы хотите сказать, что я?.. А могло бы быть, не правда ли? Нет, об этом я ещё не думал. Правильно.

Это действительно сбило его с толку. Он даже улыбнулся, и с изрядной долей воображения можно было разглядеть в его улыбке что-то вроде признания.

Профессор наморщил лоб:

– Этого я не понял.

– Сейчас мы верим, – сказал Эйзенхардт, – что несколько дней напряжённо подумаем, потом отправимся в предполагаемое место, пороемся там и найдём камеру. Но всё, может быть, будет происходить иначе. Может быть, мы направим все наши изыскания на след определённого исследовательского проекта или отыщем будущего путешественника во времени – и через несколько лет именно мы станем его сообщниками. Мы условимся с ним о месте тайника, в котором он должен спрятать камеру, чтобы она сохранялась там две тысячи лет. Мы будем той командой, которая отправит его в прошлое.

Археолог кивнул.

– Интересная гипотеза.

– Следующий исходный пункт, – продолжал Эйзенхардт, чувствуя себя всё увереннее, – камера. Нам требуется больше сведений о самой камере. Нам нужно исследовать инструкцию – может быть, мы найдём на ней дату производства или продажи, какие-нибудь пометки, другую интересную информацию. Затем нам нужно выяснить у производителя всю техническую информацию об этой камере.

– Это я уже сделал, – сказал Каун. – Сегодня утром я говорил по телефону с SONY в Токио. Камера находится ещё в стадии разработки и появится на рынке не раньше, чем через три года.

– А, – Эйзенхардт почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки. – Уже так скоро.

– При этом я узнал несколько интересных вещей, – продолжал Каун, мрачно сдвинув брови. – MR-01 CamCorder будет базироваться на совершенно новой технологии, при которой запись ведётся не на магнитную плёнку, а на такой кристаллический диск, который по ёмкости многократно превышает возможности плёнки. Видеокассета нового типа может записывать 12 часов, и всё у неё иначе, чем у плёнки. Плёнку нужно перематывать туда-сюда, а диск даёт свободный доступ сразу ко всей записи, наподобие жёсткого диска компьютера или CD-ROM.

Эйзенхардт кивнул.

– А как насчёт стойкости записи? – спросил он.

– Это первый интересный пункт. Если верить SONY, то новая технология, которую они называют MR – я забыл, что означает эта аббревиатура, – хоть и допускает всего одну съёмку, как обычная киноплёнка, зато эта запись сохраняется практически неограниченно во времени. Она как минимум в десять тысяч раз стабильнее, чем обычные записи на плёнку.

– Значит, это идеальный прибор для путешествующего во времени, – сказал Эйзенхардт.