Тина нашла свой способ защиты от жестокости сверстников — взяла и стала лидером класса, а потом и всей школы! За ней никогда не ухаживали мальчики, никто не носил ее портфель и не провожал домой. Нет, в гости к ней ходили постоянно, но целой компанией, чтобы обговорить и воплотить в жизнь ее очередную идею: спектакль, концерт, маскарад, просто пикник и еще много-много всяких придумок, которые сыпались из нее как из рога изобилия. Все мальчишки были просто друзьями. Она раз и навсегда решила, что романтическая влюбленность со стороны мужского пола не для нее. Так бывает. Одноклассники уважали ее, дружили с ней и даже защищали, если кто-то со стороны пытался обидеть, но их первые романы и увлечения были направлены совсем на других девочек.

Тина выстояла! Ее фантазии, энергии, умения воплотить в жизнь самые невероятные проекты хватило на то, чтобы достойно выжить среди сверстников, но комплекс толстой, неинтересной девочки остался навсегда.

Тина слонялась по квартире после ухода Алексея, пытаясь ответить себе на вопрос: почему?

Почему так долго жила с этим человеком, почему не хотела видеть реальность: его слабость, безволие, жадность, трусость? Почему терпела бесконечные мелкие придирки, вечное ворчание и недовольство?

От них разбегались друзья, мало кто мог выдержать Лешкины постоянные указания, неизменно произносимые безапелляционным, менторским тоном, как надо и что надо делать в жизни. Он никогда не готовил, но всегда приходил на кухню, когда она стояла у плиты, садился на стул и поучал: «Лук режь мельче, сильно не зажаривай, убавь огонь под кастрюлей», — и так далее. Он никогда не стирал, но приходил к ней в ванную, когда она вручную стирала белье, и давал указания: «Здесь надо сильнее тереть, ты неправильно отжимаешь». Он очень редко мыл посуду, но всегда ворчал: «Ты слишком много наливаешь моющего средства, мало ополаскиваешь тарелки». И так далее, и так далее…

Первые два года она раздражалась, скандалила с ним из-за этого, бросала все и предлагала делать самому, раз он лучше знает, а потом махнула рукой и просто перестала слышать, решив для себя: «А пули летят, пули шальные летят и не очень!» — пропуская мимо, как эти пули, его слова.

Он давно перестал быть ей интересен как человек, как личность, да и как мужчина. Тине было с ним непереносимо скучно: он почти не читал, кино, театры были ему неинтересны.

Путешествия — это вообще отдельная статья!

Дважды съездив с Алексеем за границу в Прагу и Вену, она зареклась куда-нибудь вообще с ним ездить! Он экономил на всем. Оплачивая счет в ресторане, расстраивался так, что ей приходилось часа два отвлекать его от этих мыслей. Но это все были цветочки! Каждый вечер перед сном, когда она уже лежала в кровати, он ходил по гостиничному номеру и отчитывал ее:

— Ты знаешь, сколько мы сегодня потратили? Мы не можем позволить себе такие траты, мой бизнес только становится, все деньги надо вкладывать туда, а не на развлечения!

Отвечать было абсолютно бесполезно и спрашивать: «Какого черта ты вообще тогда поехал?» — тоже. Она и не отвечала, и, очередной раз махнув рукой, стала ездить с Риткой и Дениской, благо к тому времени зарабатывала уже неплохо и могла себе это позволить.

Он был прав, когда обвинил ее в том, что она сама виновата в его измене, — они давно не спали вместе, ей это тоже было неинтересно, да, если честно, никогда не приносило особой радости.

Конечно, она виновата! А кто еще?

Ведь на самом деле его характер, привычки, поучения, «надутые щеки» — все это такая ерунда, и вряд ли задевало бы, раздражая, если б она его любила. Вот просто, по-настоящему любила!

Сейчас, закрывшись в квартире от всех, она передумывала все эти мысли, ясно и четко увидев их совместную жизнь, как будто вымыла грязное окно и наконец рассмотрела улицу.

У Тины было такое ощущение, что она отмывает себя изнутри, честно признаваясь себе в том, что долгие годы не хотела видеть. И от этого понимания стало так тяжело, что она не могла ни лежать, ни сидеть в кресле или на стуле, ни ходить. Она брала чашку с кофе, сигарету и устраивалась на полу, вытянув ноги и опираясь спиной о стену. Сидела все время в разных углах, перемещаясь по комнатам. Ее любимым местом стала прихожая — она садилась в угол на пол, напротив входной двери, и часами раскладывала в своей голове мысли-думы по порядку, стараясь не поддаваться жалости к себе и не врать. Она не любила, когда в квартире пахло табаком, особенно застарелым, поэтому открывала все окна и двери нараспашку, и по всей квартире гулял свободный августовский ветер, успокаивая ее шелестом газетных страниц и шуршанием развевающихся штор.

Когда она поступила в институт, вокруг нее вдруг обнаружилась целая толпа поклонников. Тина стала очень интересной девушкой. В ней появилась какая-то утонченность, изысканность и тайна.

В ее жизни толстушки имелось одно существенное преимущество — зная, что не может интересовать противоположный пол как девушка, она воспринимала их иначе, чем ровесницы, видела их характеры, привычки и истинные мотивы поведения очень четко. Не забивая себе голову размышлениями на тему: «Понравилась я ему или нет и как себя получше преподнести?» — она присматривалась, слушала, пытаясь понять, что это за человек. Наверное, поэтому понимала мужчин гораздо лучше, чем многие женщины.

Она видела, что все эти мальчики, «танцующие» перед ней, — всего лишь молодые стрекозлы, у которых гормоны только из ушей не лезут. И все, что им нужно, — это как можно больше секса, с как можно большим количеством женщин. А если девушка еще и интересная, недоступная и красивая, то можно и наизнанку вывернуться, чтобы завоевать, — что-то типа спорта, замешенного на первобытных инстинктах.

Себя красивой и интересной она категорически не считала и отделывалась шутками. Правда, на третьем курсе решила вкусить «прелести» секса, не отставая от других. К тому времени поклонников поубавилось, мало кто мог выдержать ее язвительный, острый язык и холодный тон. Ее прозвали Тина-льдина. Из наиболее стойких ухажеров она выбрала того, кто был ей хоть как-то интересен.

Месяц они не вылезали из постели, но для себя Тина так и не поняла, почему вокруг этого столько шума. Когда ей окончательно стало скучно и неинтересно, она с ним рассталась, с недоумением пережив сцены ревности и попытки ее вернуть, честно считая, что мальчик что-то перепутал — она совсем не та женщина, из-за которой можно страдать или которую хочется вернуть.

Поняв, как ей казалось, все про постель, она полностью ушла в учебу, закончив институт с красным дипломом и окончательным диагнозом, закрепившимся за ней: «Тина — льдина. Не подходи — замерзнешь!»

Вся ее совместная жизнь с мужем была построена на бесконечном извращенном чувстве благодарности и долга. Это был первый мужчина в ее жизни, который убедил ее в том, что она нужна кому-то как личность, как женщина.

Он долго и упорно за ней ухаживал, восхищался ее умом, ее очарованием, оглушив напором. Он признавался ей в любви так часто, что она поверила. Поверила и прониклась такой благодарностью, которая затопила ее разум на долгие годы, породив бесконечное чувство долга перед ним за то, что он разглядел ее настоящую и полюбил.

Как гипноз, вернее, самогипноз.

Ну хорошо, а ему-то что от нее надо было? Или он действительно так ее любил? Нет, не любил, это сейчас было ей совершенно понятно, он просто этого не умеет. Ему нужна была сильная женщина рядом, и неосознанно он искал именно такую, которая будет толкать вперед, брать на себя ответственность, вытирать сопли, принимать все его капризы и тащить, тащить, посвящая всю себя этому мужчине. Он, как тот слабый кукушонок, чувствовал, что самому ему не выжить и не справиться, ему нужен кто-то сильный и, желательно, вечно благодарный.

Вот он ее и нашел!

Да! Плохую шутку сыграло с ней детство! Невеселую!

Впрочем, наплевать! Значит, так надо было! А как бы иначе она разобралась в своих глубинных установках, мотивах? А так словно от кандалов освободилась. Ладно, как говорится: проехали!