Я скользнул в компьютер локомотива. Как раз в этот момент кто-то запрашивал его о причине остановки. Видимо, пока двое сопровождающих искали какое-то объяснение вдоль состава, третий занялся проверкой систем.

Человек, который шел с моей стороны, заглядывал под вагоны и между ними, решив, видимо, лично проверить состав до самого локомотива. Я заставил открыться двери ближайшего пассажирского вагона, метнулся через насыпь, вскочил внутрь и тут же отпустил створки.

Долго ждал в волнении и неуверенности, опасаясь, что меня заметили. В моем вагоне было темно, так же как и в двух других. Я сел у одного из окон, выглядывая над низким краем наружу. Прошло несколько минут, и я задышал спокойнее. Но только минут через десять до меня донесся звук шагов и шорох гравия с правой стороны. Я съехал еще ниже на сиденье и продолжал ждать. Вскоре слева подошел второй сопровождающий.

Я глубоко вздохнул, сбрасывая с себя напряжение, и снова проверил компьютер. Но лишь когда команду «Стоять до последующего распоряжения» сняли и вагон дернулся, я по-настоящему расслабился. Поезд медленно пошел вперед, набрал скорость, и движение стало более равномерным. Я снова сел прямо.

Когда локомотив разогнался, я встал и осмотрел все три вагона, потом решил, что останусь в самом первом, чтобы услышать, если кто пойдет из конца поезда. У меня не было уверенности, что сквозь шум движения это мне удастся, но так казалось спокойнее.

Затем я сел и проскользнул в центральный компьютер, отвечающий за движение на этом участке дороги. Стер все упоминания о непредвиденной остановке и заменил их просто сведениями о том, что поезд запаздывает. Прямо на моих глазах компьютер сформулировал и передал локомотиву корректирующую команду. Поезд тут же увеличил скорость. Если никто из операторов не заметил до тех пор, пока они не стерлись, я был в безопасности. Мне начало казаться, что я успешно овладеваю искусством маскировки.

За окном проносились бескрайние поля и фермы. Пока мне везло, и я чувствовал, что какие-то шансы на успех у меня есть.

— Кора, я уже в пути, — произнес я вслух под размеренные сухие смешки вагонных колес. Солнце медленно падало на запад, уходя в забвение где-то над теми местами, куда я и направлялся.

Так я и задремал под убаюкивающий телеграфный рэгтайм вагонных колес. Спать в общем-то не хотелось, поскольку я хорошо отдохнул, дожидаясь поезда, но меня охватило какое-то бездумное оцепенение, а руки и ноги налились тяжестью. Видимо, просто реакция на быструю смену событий последних дней. Слишком многое случилось за очень короткий промежуток времени. Я пережег слишком много адреналина, прожил и пережил слишком много потрясений. И я понимал, что это еще не все, но разум восставал против необходимости готовиться и строить планы. Мне хотелось просто сидеть, ни о чем не думая, и разглядывать сумеречные пейзажи за окном. Довольно долго я именно этим и занимался, заложив руки за голову и вытянув ноги.

Не уверен сколько прошло времени, потому что я не без наслаждения претворял в жизнь великий таоистский принцип «ву вей» — ничегонеделанье, но совершенно неожиданно у меня возникло ощущение, словно я нахожусь в саду. Энн выбрала не самое удачное время, чтобы вдруг обрушивать на меня философию просвещения, и я мгновенно насторожился.

Вокруг плавали вполне достоверные изображения цветов, в воздухе чувствовалась сильная смесь их ароматов. Даже при всей моей настороженности я в первый момент растерялся от этого ворвавшегося в мои ощущения цветочного хаоса.

— Энн? — произнес я, нащупывая твердую почву. — Что ты задумала на этот раз?

В ответ — молчание и все то же буйство красок и запахов, медленно меняющее структуру, словно орнамент в калейдоскопе.

Потом, заполнив все мои мысли, прорвалась безмолвная нотка страха. Я чувствовал за ней Энн, хотя мне казалось, что она лишь частично уделяет мне внимание.

— Энн?

— Да. Я пропала… — донесся до меня её голос вместе со смутным ощущением боли.

Цветы начали меркнуть, запахи стали тоньше…

— Больно… Вот! Я его остановила!

— Энн! Что происходит, черт побери?

— Он здесь… Малыш Уилли пришел по мою душу.

В это мгновение что-то в моих ощущениях перевернулось. Я очутился рядом с ней, вместе с ней, как в прошлом случалось несколько раз. Я чувствовал себя гостем в ее разуме, смотрел ее глазами, слушал ее ушами и чувствовал ее боль…

Мы оказались в квартире, довольно большой, но я даже не представлял, где она находится. Боковым зрением я заметил элегантную мебель, но наш взгляд через всю длину комнаты приковывал Малыш Уилли, прислонившись к стене в холле. Он стоял, чуть сгорбившись, и тяжело дышал. Невысокий простенок отделял нас от маленькой кухни. Справа — большое окно с видом на залитый солнцем горизонт, но я все равно не догадывался, где находится квартира, хотя чувствовал, что это восточное побережье. В углу размещался ее компьютер-телефон-и-так-далее — одним словом, «домашний блок», как их теперь называли почти все. Мы стояли у светло-коричневого кожаного диванчика, опершись на марокканский столик. У нас в груди пульсировала боль, но мы ее не только принимали, но еще и отбивались.

— Сестра моя, я понимаю твою точку зрения, — произнес Малыш Уилли, но ты только оттягиваешь исход, не больше.

Энн добавила силы в созданную для него галлюцинацию. Она заставляла его испытывать острую сердечную боль, такую же для него реальную, как настоящая, которую Малыш Уилли вызвал у нее. Его это заметно отвлекало. Он на несколько секунд оставил свои попытки, тем самым дав ей возможность разыскать меня и мысленно перенести к себе.

— Какое-нибудь оружие, Энн! Вот та тяжелая пепельница или лампа… Что угодно! Дай ему по голове! — говорил я. — Переключайся на реальное нападение. Нужно лишить его сознания. Это тебя спасет. Наступай!

— Я… не могу… — ответила она. — На то, чтобы его сдерживать, уходят все мои силы…

— Тогда двинь ему между ног! Выцарапай глаза! Он убьет тебя, если ты не будешь нападать.

— Я понимаю, — произнесла она. — Но если я подойду ближе, преимущество будет на его стороне. Чем ближе подходишь, тем он сильнее.

— У тебя есть пистолет?

— Нет.

— Ты можешь добраться до кухни и взять нож?

— Он к кухне ближе, чем я. Ничего не выйдет.

Разговор отвлекал ее. Я тут же почувствовал жгучую боль в груди и в левой руке, как тогда, на монорельсовой станции. Энн послала Малышу Уилли точную копию этого ощущения, и он прижал руку к груди.

— Видимо, у него действительно неладно с сердцем, — сказала она. — Я могу играть на его страхе и не давать сосредотачиваться.

— Как долго?

— Не знаю.

Я лихорадочно искал способ помочь ей. Мне внезапно вспомнилось, как много она значила для меня раньше.

— Какой у тебя номер телефона?

Номер тут же всплыл у меня в памяти, но в этот момент Малыш Уилли оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов вперед. Энн снова ударила его ощущением боли, и он остановился.

— Ты не сумеешь меня спасти, — сказала она. — Я позвала тебя не за этим.

— Мы будем драться, — сказал я. — Нужно хотя бы попытаться.

— Я знаю. Но он слишком силен. Это всего лишь дело времени. Я хотела вернуться в то место, что ты мне недавно показывал. Мир даже более реальный, чем мои цветы, холодный металлический мир, заполненный электричеством и логикой. Я хочу снова его увидеть, и только ты можешь меня туда доставить.

— Следуй за мной, — сказал я, чувствуя, что Мэтьюс снова набирает силу.

Клик. Клик. Кликлик.

На мгновение «эффект витков» словно слился со стуком вагонных колес, и я вскользь заметил, что появившаяся луна залила пейзаж за окном жемчужным блеском, потом добрался до компьютера локомотива и нырнул глубже, через систему связи к региональному компьютеру, оттуда еще глубже…

Клик.

Я гнал через раскинувшийся передо мной простор, выискивая входные и выходные каналы…