— Нет, — ответила Вера. — Я ничего не делала. Это чересчур сложно. Учиться надо.

— Жалко, — сказал рыжий. — Лучше бы пометила их всех для пользы дела.

Вера не сказала, что потренироваться один раз ей все же пришлось. И не на ком-нибудь, а именно на Вовчике, Владимире Калашникове, который буквально допек ее своими бесконечными просьбами что-нибудь изобразить на его не по возрасту желтоватой, безжизненной коже. То и дело, буквально каждый день, он появлялся в «салоне», где чувствовал себя вполне естественно, как дома, разваливался на диване и начинал показывать Вере разные похабные картинки и наклейки, варианты того, что хотел бы запечатлеть на своей руке или груди.

Наконец Вера не выдержала натиска и сдалась, согласившись попробовать по специальной инструкции сделать на предплечье у Вовчика маленький пробный узор — традиционную античную раковину в виде веера.

Вера тогда еще подумала: ведь как раз в это место младенцам делают обычно прививки, чтобы они потом не болели страшными, смертельными болезнями. Пусть и у Вовчика будет на руке что-то вроде прививки против «озвериности».

Для Веры раковина всегда была особым, тайным символом.

Она часто представляла: вот маленькая ракушка лежит на дне огромного океана, вокруг нее — подводный мир. Наверху бушуют бури, тонут корабли, рыбы и диковинные морские существа ведут неустанную борьбу за существование… А раковина лежит себе тихо, незаметно, и кажется, с ней ничего не происходит. Но между тем внутри ее непонятно из чего — из песка, влаги, комочка неодушевленной плоти — появляется драгоценная жемчужина.

И ведь точно так же и в душе человеческой. Причем в самой тихой, незлобивой душе…

Конечно, братец Ленки наверняка мечтал бы увидеть на своей руке огнедышащего дракона, которого оседлала голая амазонка, но Вера сказала: «Слишком сложно, для начала только это смогу», — так что ему пришлось согласиться.

Господи, сколько глупостей все же у нее в голове! Вот ведь и теперь…

«Нет», — ответила сейчас Вера милиционеру не задумываясь. И сразу же пришла в ужас: получалось, что этим ответом она ставила себя на сторону преступников, скрывала особые приметы, отказывалась помогать органам правопорядка, то есть поневоле становилась соучастником их темных дел.

«Ничего, все равно Вовчик говорил, что скоро сотрется, такая краска», — придумала она себе мысленное оправдание. И перевела дыхание.

— А чего же купила, если струмент краденый? — хитро прищурился рыжий.

Его юный подручный, казалось, спал с открытыми глазами: похоже, все происходящее ему было до лампочки, и он разглядывал книжную полку.

— Откуда же я знала?

— А он чего сказал? Калашников?

— Сказал, что какой-то знакомый этим делом занимался, а потом ему надоело. Вот и продает по дешевке.

— Надоело, значит, — усмехнулся рыжий. — Тебя табуреткой по голове шандарахнуть, тоже небось надоело бы сразу. Придется конфисковать.

— Берите, — разрешила Вера.

— Значит, про покражу ничего не знала? Так и записываю.

— Нет.

— А ты здесь откуда, с луны, что ли, сюда свалилась? — вдруг спросил рыжий.

— Почему? Переехала недавно.

— Может, совсем неграмотная? Или глухая?

— Я, между прочим, учительницей работала, — начала обижаться Вера.

— По рисованию, что ли?

— Нет, по истории, — сказала Вера и вдруг снова вспомнила недавний сон. Надо же, кажется, она никогда детям так не рассказывала о Гомере. Как-то обычно все же по-другому, в более поэтическом духе.

— Во всех газетах и даже по телевизору в новостях передавали про ограбление косметического салона на улице Кутякова. Весь струмент там своровали, парики всякие, краски. Хочешь сказать, ты одна ничего не знаешь?

— Нет, не знаю, первый раз слышу, — покачала головой Вера.

— Да брось дурочку ломать! Вон у тебя на столе газетка раскрытая лежит. Небось этим делом как раз интересуешься… Если как раз криминальную колонку смотришь, тогда все понятно! — воскликнул рыжий и тут же прыгнул к столу, зашуршал газетой.

«Правда, как кот, ловкий какой. И хитрый», — подумала Вера.

Но газета, которую утром принес нетерпеливый Борис, лежала нераскрытой. Потому что фоторепортаж с конкурса красоты был опубликован на первой полосе: на одном из снимков крупным планом Борис картинно припал к руке Веры.

— Вот, тут и про меня есть, — показала Вера на фотографию, чтобы переключить внимание рыжего.

— Ё-моё! — сразу же очнулся молоденький милиционер, похожий на студента, который листал какую-то книгу. — Я все гляжу: лицо какое-то знакомое, а вспомнить не могу.

— Смотри-ка, да она вроде как королева! — удивился вслух рыжий, поглядев на снимок. — Вот смех! Королева, а живет в таком сарае!

— В каком смысле? Что вы себе позволяете?

— Все нормально. Давай ключ, мы к соседям еще заглянем, поглядим, что там у них, — махнул он рукой.

— Не дам я вам ключа от чужой квартиры. С какой еще стати?

— Все равно, надо будет, мы ведь и дверь сломаем, — пригрозил рыжий.

— Вот и ломайте, потом отвечать будете. А ключ все равно не дам. У вас что, ордер на погром есть? Или где-то уже доказано, что это именно Вовч… Калашников салон ограбил?

— А ты давай не лезь не в свое дело. Ключ гони, — сказал рыжий и вдруг ловко схватил Веру за локоть, начал выкручивать ей руки. — Давай, Олежек, доставай ключ у нее из кармана, хватит разговаривать…

— Ну, ты опять, бать… не того, — почему-то даже не сдвинулся с места его подручный. — Хватит горячиться, мы же сюда не за этим пришли. Потом снова объяснительные писать придется за превышение, знаю я тебя. Потом придем к соседям, когда у них дома кто-нибудь будет. Какая тебе разница?

Но так как рыжий все равно ее не отпускал, Вера изловчилась и вцепилась зубами в его плечо. Она и сама не ожидала, что у нее это так умело получится.

— Е-мое! Да она еще и кусаться умеет! — удивился он, сразу отпуская свою мертвую хватку.

— Слышь, у нее наверняка какой-нибудь спонсор есть, раз она из этого конкурса. Мне про это дело много чего рассказали. Не трогай лучше, — сказал молоденький, поставил книгу на полку и первым отправился к двери.

— Для свидетельских показаний тебя вызовут отдельной повесткой, королевна, — сказал рыжий милиционер и послал Вере в дверях щедрую улыбку из нержавеющего металла.

Пора было бежать в соседний дом за Антошкой. Но Вера не успела натянуть свитер, как услышала звонок в дверь. На этот раз это была Ленка.

— Ушли? — спросила она, озираясь. — Фу, пронесло. Отсиделась. Я ведь их, Вер, по стуку уже узнаю и не пускаю. А теперь ты мне, Вер, скажи, что они еще про моего братишку говорили?

— Что он вор.

— Ну уж прямо и так! — усмехнулась Ленка. — Пускай сначала докажут.

— Не волнуйся, докажут.

— Нет, правда, чего ты в последнее время такая, Вер? — помолчав, спросила Ленка. — Я тебя прямо не узнаю: ты Вера или не Вера?

— Невера, — ответила Вера и вздохнула. — Ко мне первый раз из милиции домой приходили, с ордером. Руки выкручивали. Вот, даже синяк теперь, наверное, тут будет.

— Тю, ерунда, было бы из-за чего нос вешать! И потом, ты что, своими глазами видела ордер на обыск? И как он выглядел?

— Не знаю, — попыталась припомнить Вера. — Бумажка с печатью.

— Ну ты даешь! Бумажка, — беззлобно передразнила ее Ленка. — А может, это вовсе был не ордер? Или там совсем другая фамилия была вписана? Может, им просто понадобилось проникнуть в дом с какой-нибудь своей целью? А? Что скажешь?

— И откуда они меня знают? Но он же сказал: Клементьева Вера Михайловна…

— Я тоже могу сказать: Клементьева Вера Михайловна, руки за голову, я тебя сейчас на этой люстре вешать буду без суда и следствия! И ты что, сразу руки за голову?

— Нет, — нахмурилась Вера.

— Подумаешь, менты: пришли да ушли. Подумаешь, руки выкручивали. Ничего ведь с тобой не случилось? Точно? Глупости все это.

— Тебя послушать, так и в тюрьме тоже нормально сидеть, особенно в предварительной камере, — не выдержала и взорвалась Вера. — Сидишь, ничего не делаешь, глядишь за решетку, а тебе бесплатно похлебку дают. Удивляюсь я тебе. Не понимаю.