— Куда? Быстро все под парты! — закричала Вера страшным, каким-то глухим, утробным голосом, который сама сейчас у себя не узнавала.

Зазвенело и посыпалось оконное стекло, как раз то самое, возле которого сидел Алешка. За окном снова раздался чей-то надсадный крик, слышно было, как отъезжают машины, тут же завыл сигнал милицейской сирены.

— Бабушка говорит, что недавно на базаре тоже перестрелка была. И там одну тетеньку, которая на проходе семечками торговала, даже в живот ранило, она сейчас в больнице лечится, — сообщила из-под парты Оля Ермакова, на редкость обстоятельная девочка, почти отличница.

— А теперь можно посмотреть? — снова встрепенулся Алешка.

— Нет! — сказала Вера. — Продолжаем урок. Но вы пока так сидите.

— Как это? Прямо под партами?

— Ничего, вы же все равно там все время что-то ищете, вот и сидите. Итак, если говорить современным языком, главные герои «Илиады» — это гордые и надменные мужчины, любящие богатство и власть…

Вера потихоньку выглянула в окно: как раз в этот момент из милицейской машины выскочили трое человек, подбежали к белой «девятке» и открыли дверцу: на асфальт из машины грузно вывалилось тело мужчины в светлом пиджаке. Вера мельком успела заметить окровавленную щеку.

— …Некоторые ученые придерживаются мнения, что вовсе не патриотизм и даже не борьба за прекрасную Елену, а именно жажда добычи была основным мотивом, двинувшим греческую рать на Троянскую войну, которая длилась десять лет, — продолжала говорить Вера спокойным учительским голосом. — Они все хотели богатства.

— Денег, да? — пискнул кто-то из-под парты.

— Денег, да, да, только денег… — рассеянно повторила Вера, снова подходя к окну.

Тело унесли в милицейскую машину, но на асфальте осталась темная лужа крови. К месту происшествия со всех сторон сбегались старшеклассники и, несмотря на окрики милиционеров, которые теперь занимались осмотром «девятки», продолжали обступать машину все более тесным кольцом.

— …Обратите внимание, в какую ярость приходит вроде бы внешне свободный и наиболее благородный герой гомеровской поэмы Ахиллес, когда Агамемнон обходит его добычей:

Нет, несмотря, что тягчайшее бремя томительной брани
Руки мои поднимают, всегда, как раздел наступает,
Дар богатейший тебе, а я и с малым, приятным
В стан не ропща возвращаюсь, —

прочитала Вера строчки «Илиады» и хотела еще что-то сказать, но не успела, потому что в класс забежала директриса школы Татьяна Алексеевна с абсолютно белым лицом.

— Вера Михайловна… Никто из детей?.. Пуля — прямо в окно… не пострадал… сволочи… буквально возле школы… — задыхалась она от бега и еще больше от пережитого ужаса. — Кажется, все уехали.

— Все в порядке, — сказала Вера. — Дети, вылезайте.

— Вон, одна пуля прямо в стену попала, продырявила, — тут же с видом знатока установил Алеша Пчелинцев. — Где стенгазета висит.

— А что там дальше было, Вера Михайловна? — спросила Оля. — Ахиллесу отдали его добычу?

— Что? Дальше? — очнулась Вера, которая никак не могла оторвать взгляд от этой проклятой дырки в стене.

Она вдруг представила, как безобидно, возможно, выглядела незнакомая комната, где в ящике стола только что лежал этот самый пистолет, из которого сейчас чудом не был убит ребенок. Вера в подробностях видела стоящий в углу уютный диван, картинки на стенах, шелковые занавески в полоску, старый письменный стол, а в ящике… Потом она заметила в коридоре монетный профиль молодого мужчины с упрямо выдвинутым подбородком и спадающей на лоб прядью волос, рядом чью-то фигуру в длинном, почти до земли, черном кожаном пальто…

И — проснулась. Или не спала вовсе? Ведь она просто так, на несколько минут, прилегла на диван, после того как выпила таблетку от головы. Похоже, она все же простудилась вчера. Или начинался грипп. Может быть, она просто думала о школе? Но откуда тогда взялась эта история с пулей, перестрелкой?

Нестерпимо сильно болела голова. Но если сначала боль ярко обозначилась двумя пульсирующими точками на висках, то теперь медленно красно-коричневой радугой расползалась по окружности головы и накрепко сцепила ее со всех сторон свинцовым обручем.

К тому же кто-то изо всех сил барабанил во входную дверь. Наверное, Антошка вернулся. Почему-то по детской привычке он не любил звонок, до которого давно стал дотягиваться, а предпочитал по-прежнему стучать в дверь.

Только что Вера после долгого упрашивания отвела его на день рождения к дворовому другу, но строго приказала не возвращаться одному, дождаться, пока она сама за ним сходит. Неужели прошло уже два часа? И впрямь время пролетело со скоростью пули. Все утро Антошка провел в сложных раздумьях, какой дарить подарок: ту игрушку, которую не жалко отдавать, или, наоборот, которую сам бы хотел получить. Вроде бы только что…

— Тоша, ты? — спросила Вера.

— Откройте, милиция, — раздался из-за двери незнакомый мужской голос.

Вера приоткрыла дверь, держа ее на цепочке: кто знает, что это за личности? По радио в последнее время неоднократно предупреждали, чтобы граждане не пускали в дом воров под видом незнакомых водопроводчиков, сантехников, милиционеров, телефонных мастеров, коммивояжеров, распространителей религиозной литературы и восточного вида женщин с детьми.

— Вы, наверное, что-то перепутали… — начала было Вера, со страхом вглядываясь в незнакомые физиономии двух мужчин: пожилого, слегка смахивающего на рыжего кота, и худенького белобрысого юноши, на вид совсем мальчишки.

— Клементьева Вера Михайловна. Ты, что ли? Ордер на обыск, — протянул рыжий какую-то бумажку. — Открывай, что ли?

Вера открыла дверь, и представители правопорядка, не разуваясь, прошли в квартиру, по-хозяйски оглянулись.

«Господи, что еще? Наверное, из-за рисунка? Или из-за пропавших документов? Неужели отец Александра распорядился сделать у меня обыск? Но по какому праву? Что? Кто?» — замельтешило у Веры в голове.

— Я не брала никаких бумаг, честное слово, — сказала она дрожащим голосом.

— Каких еще бумаг? Нам железки нужны.

— Что?!

— Струмент, — коротко ответил рыжий и блеснул целым рядом металлических зубов.

— Чего? — не разобрала Вера с первого раза. — Извините, я что-то…

— Да ладно, хватит придуриваться! — оборвал он ее строго. — Клементьева Вера Михайловна. Это ведь ты всякими примочками и татуировками занимаешься? Значит, у тебя струмент должен быть краденый. Поступили сведения.

— Ах, так вот в чем дело! — поняла и даже почему-то обрадовалась Вера. — Вы тут пока постойте, я принесу чемодан. Он внизу, у соседей.

— У соседей? Их дома никого нет Мы звонили в дверь.

— А у меня ключ есть.

— Ясно — одна шайка-лейка, — кивнул рыжий. — Тащи.

Буквально через минуту милиционеры уже рассматривали диковинное содержимое чемодана, состоящего из флакончиков, иголок, каких-то блестящих острых предметов, переводных картинок. За все это время Вера его открывала только один раз, а потом снова задвинула в дальний угол.

— Где взяла? — достав из кармана замусоленный блокнот, приступил к допросу рыжий.

— Купила.

— У кого?

— У соседа снизу. У Вовчика. То есть Владимира.

— Ясно, значит, приобрела у Владимира Калашникова? Сбыт краденого.

— У Калашникова.

— Работала с ним?

— С кем? С соседом? Нет, что вы!

— Да нет, я про струмент тебя пока спрашиваю.

— Пока даже не дотрагивалась.

— Не ври давай. Наклепала им уже чего-нибудь?

— Чего?

— Ты этим своим дружкам уже успела какие-нибудь татуировки сделать? Или как? — блеснул зубами милиционер.

— Вы о чем? Кому? Да нет же, я говорю… О ком вы? — удивилась Вера.

— Пока что о двоих — о Владимире Калашникове и Василии Летове, которые в данный момент скрываются от органов правопорядка. Спрашиваю, ты на них точно еще ничего не наклепала? Я бы добавил в особые приметы. Когда есть какие-нибудь наколки или приметные родинки, легче искать, а особенно по всяким рисункам. А ихней шкуры все равно не жалко.