Правую руку Рейли не снимал с оружия. Чувствовал он себя совершенно счастливым. Уже давненько он никого не расстреливал в упор, не видел вереницы черных маленьких дырочек, разбегающихся по живой мишени и тут же на глазах превращающихся из черных в красные. К тому же это будет первая убитая им женщина. Рейли замирал от удовольствия, предвкушая то, что должно вот-вот произойти.

Она пройдет через вращающиеся двери и направится к лестнице или к лифту. А может, появится из коридора, ведущего к боковому выходу. Не имеет значения. Так или иначе, Блейз придется идти мимо него. Прежде чем открыть огонь, он ее хорошенько рассмотрит, и в этот миг она поймет, что жить ей осталось секунды две. И тогда он с наслаждением нажмет на спуск.

Рейли надеялся, что Гарвин продержится до этого момента. Если бомба все же взорвется раньше, все будет немного по-другому. Это, конечно, ничего не решает. Но Рейли хотел, чтобы Гарвин слышал, как умрет Модести Блейз. Когда рядом ждет машина, а за рулем верный человек, не стоит применять глушитель. Пусть будет громко. Глушитель портит всю картину. Грохот, несомненно, является ее неотъемлемой составной частью. Еще чуть-чуть.

В двухстах ярдах от гостиницы капитан Сагаста взглянул в зеркальце, чтобы удостовериться, что следующая позади машина с четырьмя полицейскими остановилась. Затем он проехал вперед, притормозил и свернул на площадку перед отелем.

— Может, мне войти в главный вход, а вы пойдете через боковой? — спросил капитан.

— Эта ловушка — для меня, — ответила Модести. — И я сама займусь этим, Мигель. Они думают, что я попытаюсь приблизиться осторожно и незаметно, но я, пожалуй, сделаю по-другому.

— Но…

Что-либо еще добавить он не успел. Не дожидаясь, пока машина остановится, Модести на ходу выскочила и бегом бросилась к гостинице.

Сагаста выругался, заглушил двигатель, поставил машину на ручной тормоз и рванулся за ней.

Наконец Рейли услышал звук открывающихся дверей главного входа. А через секунду из-за выступа стены показалась сама Модести Блейз.

На ней была черная мужская рубашка с карманами и короткая юбка того же цвета. Темные нейлоновые чулки и мокасины. Ноги ее были просто великолепны. Впрочем, как и лицо. В руках — ничего. Рубашка расстегнута чуть ли не до пояса.

Модести чуть замедлила шаг, окидывая холл быстрым взглядом. Палец Рейли любовно ласкал курок. Вот этот миг. Он в упор смотрел на нее, и девушка остановилась. Их взгляды встретились.

Темные глаза цвета полуночной синевы, холодные и уверенные. Ни тени испуга в них не было. Все наслаждение, весь восторг Рейли мгновенно улетучились, и их место занял безотчетный страх. Левая рука его скользнула вперед, рванула ствол автомата, газета слетела. Он нажал на спуск.

Есть какая-то тайна в искусстве ведения ближнего боя. Движения борца дзюдо кажутся нарочито замедленными, а его противник послушно идет навстречу мощному броску. Получается странная картина. Таким же странным образом в руке Модести, казавшейся почти неподвижной, вдруг появился маленький черный предмет, из которого вырвалось яркое пламя, и в тот же миг сама она была на полу. Рейли стоял уже мертвый, с маленькой черной дыркой в переносице. Дырка начала быстро краснеть, когда он рухнул вперед на стойку, прямо на свой автомат. Высоко над головой Модести посыпалась штукатурка. Автомат Рейли дал прощальный салют мертвому хозяину.

Девушка крикнула:

— Где-то рядом должна быть их машина. Надень его пиджак, Мигель!

Через несколько секунд Сагаста выскочил из боковой двери гостиницы — в пиджаке ночного портье, распахнутом настежь. Поблизости стоял черный «шевроле». За рулем сидел какой-то человек.

Сагаста распахнул дверь. Ударил стволом по рукам, вцепившимся в руль, потом сунул пистолет прямо в удивленное лицо сообщника Рейли.

— Где Гарвин? — сквозь зубы процедил Сагаста.

Модести уже подбежала к ним. Парень за рулем скорчился от боли, но упрямо сжал губы. Сагаста яростно ткнул стволом ему в рот.

— Отвечай!

Мотнув головой, парень согнулся пополам. С хрипом, чуть слышно, едва шевеля разбитыми губами, прошептал:

— Четыре, один, пять. Номер в гостинице…

Сагаста еще раз ударил парня по голове рукояткой пистолета и выбрался из машины. Прошло не больше минуты с того момента, как Модести вошла в вестибюль отеля. Они снова вбежали в холл. Испуганный человек в пижаме выглянул из двери с надписью «Не входить», расположенной рядом с боковым выходом. Где-то надрывался телефон.

— Управляющий? — рявкнул Сагаста.

Человек робко кивнул.

— Тут стреляли…

— Да. Прикажите постояльцам оставаться в номерах. Это требование полиции.

Они бросились вперед. На бегу Модести скомандовала:

— По лестнице. В лифте можно застрять.

Сагаста быстро взглянул на ее решительное бледное лицо.

— Вы думаете, уже поздно спасать Гарвина?

Она мчалась, перепрыгивая через три ступеньки.

— Не знаю. Уверена только, что медлить нельзя.

Когда вдалеке прозвучала автоматная очередь, Вилли Гарвин замер, пытаясь справиться с подступившей слабостью и острой болью, пронзающей дрожащую правую руку.

Он почувствовал, что пот, крупными каплями стекающий по его лбу, стал ледяным, а боль словно отдалилась и уже не составляла часть его существа. Он прекратил тщетные попытки освободиться от лейкопластыря и отрешенно посмотрел на бомбу, потом на свою левую руку, прикованную к батарее. Казалось, какая-то часть его сознания полностью отключилась, но другая была ясной как никогда.

В цепочке наручников шесть звеньев. Он вывернул кисть и повел ею вверх-вниз. Браслет скользнул по запястью, и цепь перекрутилась.

Рука, удерживающая бомбу, все еще дрожала. Вилли сосредоточил на ней всю свою волю. Сейчас нельзя ошибиться. Слишком многое еще предстоит сделать и со многими людьми надо свести счеты. Мышцы послушно напряглись, и Вилли снова переключил внимание на наручники, мягко делая вращательные движения рукой вокруг цепи.

В конце концов цепь стала короче на дюйм или два, звенья перекрестились и легли внахлест друг на друга таким образом, что гибкая цепь превратилась в жесткий стержень. Больше руку поворачивать нельзя. Только немножко согнуть, чтобы выиграть еще несколько миллиметров.

Пора.

Вилли опустил голову. Теперь он полностью расслабил каждый мускул своего тела — разумеется, кроме правой руки, которая словно перестала ему принадлежать. Его глаза были широко открыты, но ничего не видели. Он плыл в бархатной темноте, и для него не существовало ничего, кроме дремлющей пока, медленно концентрирующейся энергии.

Две минуты прошли.

Вилли приподнял голову и глубоко вдохнул через нос. Потом по его левой руке, от плеча до кисти, как будто пронесся ураган, вобравший в себя всю его силу, духовную и физическую, и направивший ее в одну точку — на перекрещенные звенья цепи.

Где-то вдалеке появилась боль. Она все приближалась, и вот уже вцепилась острыми когтями в израненную кисть. Зрение вернулось к нему. Вилли посмотрел вниз и увидел, что его левая рука свободно повисла вдоль тела. Наручник с двумя звеньями цепи по-прежнему болтался на батарее. А третье звено было разорвано.

Он медленно поднял руку. Стальной браслет глубоко врезался в разодранную кожу, но пальцы пока работали. Тогда Вилли начал продвигаться к двери, осторожно выворачивая занемевшую правую руку. Теперь уже обеими трясущимися руками он удерживал бомбу у себя на плече. Пот ручьями стекал по лицу. Пластырь стал совсем мокрым.

Еще чуть-чуть. Спокойно. Без спешки. Никто не собирается открывать дверь…

Он приподнял одну ногу и, не наклоняясь, левой рукой стащил с нее носок. Не стоит резать пальцы до кости. Вилли поднялся на цыпочки, чтобы ослабить натяжение проволоки, и, обернув руку носком, обмотал проволоку вокруг кисти. Сначала мягко он потянул ее вниз, удерживая бомбу в прежнем положении. Потом все сильнее и сильнее…