Хэнку было хорошо известно, где в Чайнатауне ворочаются деньги. Торговля опиумом здесь процветала, но вот азартные игры… эти китаезы ставили на все и вся. Конечно, у них были свои игорные заведения — для фан-тана, маджонга, пай гоу, сик бо, кено и прочего — но на этом они не останавливались. Огромной популярностью пользовалась лотерея. Он видел, как днем и ночью по всему кварталу, на каждом углу организаторы собирали у местных бумажки. Напиши на такой три числа, сдай ее вместе с деньгами и молись, чтобы завтра последние три числа индекса Доу-Джонса совпали с твоими.

Черт, они ставили практически на все, даже на погоду.

И не считали нужным это скрывать. На дверях игорных заведений висели таблички с часами работы, а у некоторых даже стояли зазывалы, завлекая людей внутрь. Азартные игры были у них в крови, и поэтому в игорном бизнесе всегда вращались деньги, так что Хэнк хотел бы иметь в нем свою долю.

Нет, он будет иметь.

Цзян покачал головой и начал подниматься.

— Очень жаль, детектив Соренсон, но…

Хэнк вскочил со стула и схватил Цзяна за грудки.

— Слушай, ты, узкоглазый! Это не оговаривается! Так или иначе, я собираюсь вступить в вашу игру. Дошло? Серьезно вступить. Или же здесь не будет никакой игры. Или же я буду приводить сюда наряд за нарядом, мы схватим за шиворот каждого узкоглазого лотерейщика и закроем все вшивые игорные притоны в районе. Маджонг, сик бо, или как вы их там называете, останутся в прошлом. И что тогда получит твой босс? Сколько выйдет, если взять сто процентов от нуля?

Он рывком подтянул к себе Цзяна, ударил его по липу тыльной стороной ладони и оттолкнул к стене.

— Передай ему, пусть поумнеет, или же он не получит ничего!

Хэнк хотел продолжить, однако при виде смертельной ярости в глазах Цзяна слова застряли у него в горле.

— Собака! — прошипел китаец сквозь стиснутые зубы. — Ты опозорить этот человек перед все эти люди!

Хэнк оглянулся на неожиданно притихший ресторан. Посетители и разносчики стояли, словно окаменев, и глядели на него с открытыми ртами. Но Хэнка Соренсона не запугаешь кучкой китайцев.

Он ткнул Цзяна пальцем.

— Кем ты себя вообразил, назвав меня…

Цзян взмахнул рукой.

— Я служить тому, кто брезговать вытереть о тебя сандалии. Ты опозорить этот человек, а значит, опозорить его. Горе тебе, детектив Соренсон.

Он внезапно вскрикнул и ударил ребром ладони по столу, затем развернулся и ушел.

Цзян был уже на полпути к двери, когда столик развалился на куски.

Потрясенный Хэнк уставился на кучку деревяшек.

— Какого черта…

Не стоит обращать на это внимания. Он собрался слухом и посмотрел по сторонам. Ему хотелось убраться отсюда, но не было желания проходить мимо всех этих зевак. Они могли заметить, что его бьет дрожь.

Этот стол… если Цзян смог проделать такое с деревом, что же он мог сделать с человеческой шеей?

Отогнав эту неприятную мысль, он вышел через заднюю дверь. Оказавшись снаружи, Хэнк глубоко вдохнул затхлую вонь улочки. Утреннее солнце еще не успело подняться достаточно высоко, чтобы разогнать здесь тени.

Во всяком случае, он доставил свое послание. И тот факт, что Цзян ударил не его, а столик, только укрепил его уверенность в том, что насчет возможного отпора можно не волноваться. Ни один китаец не посмеет поднять руку на представителя полицейского отделения Сан-Франциско. Они знали, что в таком случае ждет их квартал.

Шагая к улице, он вздохнул. По крайней мере, в этом ресторане его мысли были заняты чем-то еще, кроме Луанны. Но теперь она вернулась. Ее лицо, ее фигура, голос… о, этот голос.

Луанна, Луанна, Луанна…

— Мне стоило убить этого пса за неуважение к вам, почтеннейший, — сказал Цзян, опустившись на колени перед Мандарином и прижавшись лбом к каменному полу.

Вместо привычного для себя кантонского Цзян говорил на мандаринском — на диалекте, который предпочитал Мандарин.

— Нет, — произнес хозяин тихим шипящим голосом. — Ты хорошо поступил, не причинив ему вреда. Мы должны найти иной способ с ним справиться. Садись, Цзян.

— Благодарю вас, о великий.

Цзян поднял голову, но остался стоять на коленях, отважившись лишь украдкой взглянуть на своего хозяина. Он много раз видел того, кто был известен в Чайнатауне как Мандарин — настоящее его имя оставалось тайной даже для Цзяна, — но это не умаляло его величия.

Высокий широкоплечий мужчина стоял, спрятав руки в широкие рукава своего вышитого изумрудного халата; традиционная черная шапочка покрывала тонкие волосы, обрамляющие высокий лоб. Цзяна, как всегда, поразили светло-зеленые глаза, которые словно светились.

Ему было неизвестно, является ли его хозяин настоящим Мандарином или же его называют так из-за диалекта, на котором он предпочитал говорить. Он знал, что хозяин владеет многими языками. Он слышал, как он говорил на английском, французском, немецком и даже обращался к работавшим на него индусам на примитивном диалекте хинди.

Несмотря на огромные деньги, проходящие через его руки, хозяин вел скромную жизнь. Цзян по крупицам собрал информацию о том, что он принадлежал к более крупной организации и, возможно, даже возглавлял ее. Он подозревал, что львиная доля денег возвращается обратно на его родину и используется для закупки оружия, чтобы противостоять вторжению японских псов, опустошивших Нанкин.

— Так значит, этот жалкий отпрыск червя требует половину прибыли от игорного бизнеса? Желает — как он там выразился — войти в игру?

— Да, великолепнейший.

Хозяин прикрыл глаза.

— Войти в игру… войти в игру… Что ж, мы, несомненно, можем исполнить его желание.

Несколько мгновений, проведенных в молчании, Цзян чувствовал себя сбитым с толку. Хозяин… уступает требованиям этого таракана? Невероятно! И все же его слова…

Бросив взгляд вверх, он увидел, что глаза хозяина снова открылись, а на тонких губах играет еле заметная улыбка.

— Да, именно. Мы сделаем так, чтобы он стал частью игры.

Цзяну уже случалось видеть эту улыбку. И он знал, что обычно за ней следовало. Цзяну оставалось только порадоваться, что он не детектив Соренсон.

Хэнк взял свой двубортный смокинг и придирчиво его изучил, особое внимание уделяя широким атласным лацканам. Пятен нет. Отлично. Можно еще несколько раз его надеть, прежде чем отправить в чистку.

Как всегда, он поразился тому, насколько неуместно смотрелся смокинг в его ободранной двухкомнатной квартирке. Но иначе и не могло быть. Он отдал за него месячную квартплату.

Все для Луанны.

Эта крошка обходилась ему в целое состояние. Проблема заключалась в том, что у него не было состояния. Однако игровой бизнес Чайнатауна это исправит.

Он покачал головой. В свое время, когда он был еще неопытным вымогателем, Хэнку и в голову не пришло бы провернуть такое дело. И если бы не Луанна, он не решился бы на это и сейчас.

Но женщина меняет все. Женщина может вывернуть тебя наизнанку и поставить с ног на голову.

И Луанна была как раз из таких.

Он вспомнил, как впервые увидел ее в клубе «Серендипити». Это походило на удар под дых. Не просто красотка; увидев ее, можно было потерять голову. А затем она подошла к микрофону и… Этот ангельский голос!

Хэнк услышал, как она поет «I’ve Got You Under My Skin» — и пропал. Раньше он сотни раз слышал эту песню по радио в исполнении Дорис Лессинг, но Луанна… Ему тогда показалось, что она поет только для него.

Хэнк остался до конца выступления. Когда она ушла со сцены, он последовал за ней — вида полицейского значка было достаточно, чтобы тип, охраняющий выход за кулисы, его пропустил, — и пригласил на свидание. Коп не был простым поклонником, поэтому она согласилась.

Хэнк из кожи вон лез, чтобы произвести на Луанну впечатление, и на данный момент они раз шесть вместе выходили в город. Но Луанна не позволила ему зайти дальше. Он знал, что был не единственный, с кем она встречается (пару раз видел ее с богатыми бездельниками), но Хэнк не любил делиться. Однако для того, чтобы получить ее в свое личное распоряжение, требовались деньги. Много денег.