— Это действительно так… — Она успела остановиться и не ляпнуть первое, что пришло в голову.

— Жутко, — закончил Конрой.

— Боже, мерзость какая. Жаль, что нельзя об этом писать.

— Только попробуй, и у тебя заберут удостоверение журналиста до тех пор, пока мы не поймаем этого парня.

— Ты же знаешь, что не получится. Тетя Мелани тебе не позволит. — Она нахально улыбнулась.

— Может, ты и права. — Конрой откинулся на спинку стула. — Но это ничего не меняет. Пусть Фиск и медэксперты делают свою работу, а ты попридержи пока язык. Если не будешь играть по правилам, обломаешь нам все расследование и из-за тебя могут погибнуть люди.

— А именно — женщины, — поправила Соланж, ерзая на неудобном стуле. — Я пока что помолчу, но пообещай, что я первой узнаю все новости по делу.

— Обещаю. Ты же знаешь, что я сразу же тебе позвоню.

— Ага. Иначе тетя Мелани…

— …сделай одолжение, не продолжай.

Ресторан оказался фешенебельным, с приглушенным золотым освещением вместо привычных ламп дневного света, с тяжелыми портьерами и драпри, серебряными приборами, крахмальными скатертями, китайским фарфором и австрийским хрусталем. Соланж, в своем втором лучшем коктейльном платье — дизайнерская работа, косой разрез, кобальтово-синий цвет, и рукава «летучая мышь» ей очень нравились, — изо всех сил пыталась не показать, насколько ее впечатлило шестистраничное меню. Оторвавшись от изучения блюд, она подняла взгляд на пригласившего ее и спросила:

— Почему вы передумали, граф?

— Насчет интервью? — Собеседник вел себя крайне современно и утонченно.

На нем был шелковый черный костюм, явно сшитый на заказ, белоснежная шелковая рубашка, винного цвета узорчатый галстук с заколкой, которая подходила к запонкам: белое золото со вставками почти черных сапфиров.

— Да. — Соланж покосилась на приближающегося официанта. — Что вы с этого получите?

— Удовольствие находиться в вашем обществе, но пусть это не мешает вам наслаждаться здешними блюдами. — Он ждал от нее новых вопросов, а когда понял, что их не последует, продолжил: — У меня, к сожалению, аллергия на большинство продуктов, поэтому я воздержусь от заказа. Пусть это вас не смущает. Я привык составлять компанию за обедом. — Он махнул официанту, приглашая принять у нее заказ. — Я хотел бы взглянуть на карту вин, если таковая здесь имеется.

Соланж сверкнула глазами.

— Значит, вы пьете… — начала она.

— Вино для вас. Я не пью вина.

Она рассмеялась.

— Вы же знаете, кто обычно так говорит?

Он иронично улыбнулся.

— Вампиры.

Соланж, с трудом сдерживая смех, обернулась к официанту:

— Для начала я хотела бы крем-суп из лесных грибов, затем жареные гребешки на блюде, утку с вишней, бергамотом и луком, затем салат из цикория, а насчет десерта я решу после того, как закончу с основными блюдами.

— Хорошо, мадам, — ответил официант. — Граф, карту вин я принесу через минуту.

— Благодарю, Франко.

— Так вас здесь знают? — Соланж снова сгорала от любопытства.

— Я вкладывал деньги в этот ресторан и отель напротив. — Он принял карту вин у официанта, который принес корзину со свежим хлебом и масленку.

— Вы полны сюрпризов, граф. — Соланж решала, какую статью можно будет состряпать из истории его капиталовложений.

— Разве? — Он просмотрел карту и остановил выбор на «Котэ Саваж». — Вино не слишком сочетается с гребешками, но подчеркнет вкус супа и утки.

— Для человека, который не пьет вина, у вас удивительный вкус.

— Надеюсь, мисс Барендис.

Соланж с изумлением поняла, что краснеет под взглядом его темных глаз, и попыталась справиться с румянцем:

— Я хочу поблагодарить вас за такое необычное вино. — Прозвучало глупо даже на ее вкус, и она сделала еще одну попытку: — Мне очень приятно, что вы решили со мной поговорить.

— Вы крайне настойчивая юная леди, мисс Барендис. Я решил, что, раз уж мы с вами пришли к диалогу, почему бы беседе не проходить в приятной обстановке?

— Жаль, что не все мои собеседники отличаются такой сознательностью, — лукаво улыбнулась Соланж. Разломив булочку, она уложила половинки на блюдце для хлеба. — Великолепно пахнет, вам не кажется?

— Да, конечно, — отстраненно ответил граф.

Соланж начала мазать булочку маслом.

— Вас не смущает то, что я буду есть во время разговора об убийстве?

— Нет, ведь не мой аппетит может быть испорчен. Насколько я понимаю, сегодня вы на задании.

— Да. — Соланж словно только что вспомнила об этом. — Это задание, причем довольно важное.

— Именно поэтому я и согласился на встречу.

— И я благодарна за то, насколько цивилизованно вы ее обставили, учитывая, что это общественное место и моя репутация не пострадает. Хотя слухи вряд ли могут повредить журналисту.

— Возможно, я излишне осторожен, — сказал он. — Но не только вам может грозить опасность из-за двусмысленного положения.

Соланж мудро и с облегчением улыбнулась.

— Вы намекаете на то, что не хотите слухов о влиянии и предвзятости с любой стороны и вас не волнуют сплетни о возможных отношениях?

Прежде чем граф успел ответить, официант принес суп и пообещал вернуться с вином. На некоторое время разговор был забыт ради изумительно вкусного ужина.

Одолев половину порции утки, Соланж вспомнила, ради чего состоялась их встреча. И начала задавать вопросы о телах и их возможной связи с Центром исследований крови.

— Некоторые так называемые эксперты утверждают, что убийца может быть близок к расследованию, что крайне нервирует полицию. Муж моей тети — коп, и он говорит, что чувствует себя подозреваемым.

— Вы считаете его слова достойными доверия? — спросил граф. — Не все полицейские одинаково профессиональны.

— Конрой просто образец нравственности, — сказала Соланж и тут же решила, что вино, наверное, ударило ей в голову.

Она редко использовала слово «нравственность», особенно в описании Нила Конроя, поэтому попыталась исправить положение:

— Он ответственный, честный, предан своему делу, и на него можно положиться.

— Похвальные качества для любого мужчины, — подтвердил граф.

— Да. Он говорил мне, что у него есть сомнения насчет расследования, в том числе и насчет мнения одного из экспертов. И его беспокоит то, что пресса может начать задавать такие же вопросы. Он хочет, чтобы расследование ни у кого не вызывало сомнений. — Соланж наслаждалась ужином, отчасти потому, что это позволяло ей провести с графом больше времени.

— Вы помните, кто именно из экспертов утверждал то, что так обеспокоило супруга вашей тети? О том, что убийца близок к расследованию? — Граф оставался невозмутимым. И наблюдал за выражением ее лица. — У супруга вашей тети есть свое мнение насчет сложившейся ситуации?

Соланж задумалась над ответом.

— Нет, не по поводу расследования. Эксперт же не коп. Я считаю, что речь идет о Фиске, он недавно часто общался с прессой.

— Без сомнения. — Граф слегка нахмурился.

Соланж сделала стойку.

— Что вы имеете в виду?

Ей не нравилось тревожное ощущение, что разговор ведет граф, а не она. Соланж тут же подготовила несколько реплик, чтобы перехватить инициативу.

Граф пожал плечами.

— В отличие от Фиска я не эксперт, но мне кажется странным, что человек, ответственный за качество и сохранение улик этого дела, слишком многое ставит под сомнение. Он должен оставаться непредвзятым, но из того, что я о нем читал, можно заключить, что Фиск шагнул далеко за пределы непредвзятости.

Соланж удивилась и задумалась.

— Он ведь только выполняет свое дело, его функция — сбор улик. А улики — это только улики, у них не может быть своего мнения, они либо есть, либо их нет.

— Возможно, однако мнение у Фиска есть. И он оспаривает свою же работу на каждом шагу. Мне кажется, что, если состоится арест, Фиск будет выступать на стороне защиты.