– Отпустите вы меня, мне больно! – пытаясь вырвать руку из пальцев Царевой, отбивалась Влада.
– Мам… – нервничала Анжела, вытаращив глаза на свою мать. – Не кричи так, мне страшно! И я не понимаю, о чем ты говоришь…
– Ты поставила весь мир под удар своим рождением, ты… – Не обращая внимания на дочь, Царева толкнула Владу, и та отпрянула в сторону, потеряв равновесие. – Такую помесь называют демонами, вот твое настоящее название! Ты демон, ты чудовище!
– Лика! – Из-за спины Царевой показался Лев Михайлович, который хмурился и раздувал крылья носа. – Что ты говоришь такое, я не понимаю. Эта девчонка опять что-то натворила? Ты вызвала полицию?
– А четырнадцать лет назад ты отлично все помнил и понимал, – с горечью отозвалась Царева. – Ты был светлым стажером в Магиструме и следовал за мною везде. Такая любовь. Ты ничего не помнишь, конечно же. Не помнишь, как мне пришлось взять на себя миссию уничтожить Ольгу с ее ребенком. Ты уговаривал не убивать их, говорил – все само образуется, светлые не должны идти на убийство. Но все-таки решился мне помочь, ради меня. Не помнишь?
Лев Михайлович в полном замешательстве зачем-то полез в карманы халата, отыскивая свой телефон, чтобы позвонить.
– Лева, не надо звонить, – всхлипнула Лика. – Ты и так звонишь постоянно. Все звонишь и звонишь – в никуда. Только вот номер, который ты набираешь, – это номер автоответчика в Магиструме, а он не отвечает на звонки простых людей, понимаешь? Хотя ты не понимаешь и не помнишь…
Царева отвернулась от мужа с перекошенным лицом. Подбородок у нее дрожал, а с ресниц стекали черные ручейки туши.
– Ольга тогда имела с нами очень неприятный разговор. Она пыталась всех нас убедить, что ее девочка вырастет обыкновенным вампиром. Видите ли, хромосома вампира сильнее!.. Показывала книги по наследственности… Только она забыла, что она не человек, а маг. И не просто маг, а маг, за которым тянется проклятие Венго! Она забыла, что ее род задолжал темному миру и Тьме слишком много и придет время отдавать. И этот ее ребенок – и есть расплата. Хуже вампира! Расплата светлой стороны и всех магов, а может, и всего мира… Ребенок напрямую связан с некромагией, которая преследовала Ольгу, я так ей и сказала! Как она плакала, как перепугалась! Но вместо того, чтобы отдать тебя нам, она совершила чудовищную подлость! Она и ее вампир обманули нас, они сбежали, спрятали тебя! Как они путали следы, пытались обмануть всех. Но мы все равно нашли их и нанесли удар! Удар… – Царева всхлипнула. – Как нам было больно, если бы кто-нибудь знал. Магия отразилась от девчонки, она забрала светлую магию, а удар вернулся некромагией страшной силы! Некромагия для светлого мага это хуже и больнее любых пыток… Вокруг была сплошная чернота, я теряла жизнь и себя…
Царева замолкла на несколько секунд, покачиваясь на каблуках.
Продолжила она говорить уже гораздо более спокойно, взяв себя в руки:
– С тех пор я больше не маг, и мне пришлось покинуть пределы Магиструма. Я никто. А он… – Царева кивнула на молчавшего за ее спиной Льва Михайловича. – Он потерял память о тайном мире. Он был таким прекрасным, юным и влюбленным в меня, а стал напыщенным индюком, у которого осталась лишь смутная уверенность в его возможностях. А я не бросила его…
– Мама, мне страшно, – повторила Анжела, всхлипывая. Она вдруг кинулась прочь от матери и прижалась к отцу. Лицо Царева потеряло привычное выражение самодовольства и важности. Его глаза смотрели в никуда, будто сейчас земля уходила у него из-под ног.
– Он получил удар сильнее, чем я, – Царева вздохнула. – Хотя, кто знает, может быть, ему повезло больше, чем мне.
– Мама, не смей так про папочку! – Анжелу трясло от рыданий. – Он лучше всех!
– Молчи! – прикрикнула на Анжелу мать. – Да, с тех пор наша семья бывших магов Каролингов стала Царевыми, и мы обычные люди. Но я помню о Магиструме, я помню тайный мир. Наш подвиг не прошел даром – эта девчонка стала сиротой, и некому было рассказывать ей о ее силах. С каждым годом она теряла уверенность в себе, у нее не было поддержки! Она считала себя слабым человеком, и второй раз отразить удар она не сможет… Я знаю, Магиструм поручил мне следить за ней и держаться поблизости.
– Вы убийца, – тихо сказала Влада. – Это вы убили мою мать и моего отца…
– В тайном мире нет понятия «убийца», – ответила Царева усталым голосом. – Маги не убивают просто так, есть миссия, есть долг. Как на войне – ведь тайный мир находится в постоянной войне. Разве солдат судят за убийство врага на поле боя?
Влада смотрела на Царевых. Надо же, сейчас она должна чувствовать ярость и гнев, наконец узнав, кто убил ее родителей, сделал ее сиротой!.. А вместо этого ей почти жалко этого трясущегося от ужаса Царева, эту чудовищно уверенную в своей правоте женщину…
– Лика, остановись, я умоляю, – попросил Лев Михайлович. – Мне трудно это слышать. Я не хочу этого вспоминать…
– Нет, ты вспомнишь, – Царева резко вскинула голову. – И я верну себя прежнюю. Я верю в это. Мы вернемся туда, откуда нам пришлось уйти. В наш Магиструм, в наше с тобой Кольцо. Только надо довершить начатое. Тогда мы станем магами, как раньше!
– Погодите. Меня уже вызывали в Магиструм. Но я вернулась оттуда живой, – быстро сказала Влада. – Если они хотели меня убить, то убили бы там!
– Резвее-едка, – протянула Царева с улыбкой. – Зачем им рисковать и повторять наши ошибки? Они вызвали тебя, посмотрели, проверили, кто ты и что ты. Внушили тебе отказаться от защиты темных: очень уж они мешали. А твою уязвимость Яромир проверил легким ударом светлой магии. Ты подвержена ей, а значит – смертна.
Царева протянула руки, и Владу ударила головная боль. Как тогда, в кафе.
– У вас же… не осталось… дара… – сквозь боль выкрикнула Влада, хватаясь за виски.
– Светлого – да… Светлая магия мне недоступна, но зато темная, – Царева прищурилась. – Порча, удары темной магией… Я практиковалась на тебе… Я натравливала на тебя собак, крыс – все, что возможно! И сейчас ты ничего не сделаешь, магия действует на тебя, и ты не умеешь от нее защищаться!
– Так вот что значили ваши вопли, когда вы меня видели, – прошептала Влада. – Теперь понимаю.
Вместо ответа Царева улыбнулась, жестко и неприятно. Она протянула руки, и головная боль стянула Владе голову железным обручем. В ушах зазвенело так, будто кто-то колотил молотком по водосточной трубе, надетой ей на голову.
Каждая секунда убивала и жалила, как ядовитая змея. Влада, закрыв голову руками, опустилась на землю. Когда-то, в первые дни своей жизни, она обладала даром, способным толкнуть магов на ее убийство. Где же теперь этот дар? Он бы сейчас помог ей противостоять и спастись, когда помощи ждать неоткуда.
Ее слепило ярко-белыми вспышками света, стало трудно лышать. Пахло чем-то овратительным, вроде смеси горелого железа и стирального порошка, чем-то убийственным для нее.
– Не могу больше, – прошептала она онемевшими губами.
Перед глазами был перевернутый набок двор, сейчас наполненный дождем. Вот тут она выросла, а теперь лежит и ждет смерти, не в силах пошевелиться.
Среди грохота дождя и звона в ушах было что-то еще. Как тихий голос на грани слышимости. Далекое воспоминание. Нужно было только услышать, настроиться на его мотив. Круги фонарей, освещавшие темный двор, поплыли в глазах огненной рекой, и Влада закрыла глаза.
Майский теплый вечер плывет над маленькой деревней. Пахнет скошенной травой, в бочке с дождевой водой плавают травинки, пытается выбраться на сушу незадачливый комар. Слышится стук по железу, ленивый собачий перелай за дальними домами.
– Фе-е-едя! – громко зовет румяная полная женщина, вытирая испачканные в земле руки о передник. – Федечка, пора спать! Где ты там? Ох, певец, поет он…
– Пусть всегда-а будет солнце, пусть всегда-а… – Восьмилетний мальчик играет с котенком, бегая по примятой траве. Он весело напевает песенку звонким мальчишеским голоском, срываясь на хохот, когда котенок выполняет воздушные кульбиты, распушив рыжий хвост.
