Через неделю лодии князя Владимира, доплыв до устья Днепра, подняли ветрила, обогнули длинную косу, которая, подобно стреле, уходила в море, и помчались на юг, к Климатам.

Счастье сопутствовало им. На море стояла погода; днем дул легкий северный ветер, а ночью восточный — с раскаленной солнцем земли Климатов; иногда он совсем утихал, и тогда воины брались за весла.

Воинам помогало, казалось, само небо — ночью на небе, покуда они плыли по Днепру и далее по морю, высоко над ними все время висела хвостатая звезда, которую они впервые увидели за порогами, она сияла в небе и освещала им путь…[239]

Лодии плыли по широкому, безбрежному морю, дважды встречались им несколько хеландий херсонитов; на рассвете третьего дня далеко на горизонте воины увидели узенькую полоску земли — вероятно, мыс Парфения. Князь Владимир тотчас велел повернуть в открытое море — за мысом была Керкентида,[240] защищавшая Херсонес с севера, там постоянно стояли корабли ромеев. Очутившись вскоре в открытом море, лодии поплыли теперь прямо к берегам Херсонеса.

А с наступлением ночи воины увидели далеко на востоке огни — там в нескольких местах высоко, до самого неба, освещая снизу тучи, полыхали огненные столбы. Это был сигнал, что всадники, пробившись через Хазарскую переправу, движутся по Климатам и подходят с востока к Херсонесу.

На рассвете с моря подул и наполнил паруса на лодиях свежий ветерок, и вскоре воины князя Владимира увидели Херсонес — его желтые стены, башни, позолоченные купола церквей, которые высились у самого моря, в заливе Символов с восточной стороны города виднелись мачты множества ромейских кораблей.

Князю Владимиру было известно, что в древние времена вход в залив Символов преграждался на ночь железными цепями. Теперь эти цепи лежали на дне залива, и потому он велел сотне лодий остаться в море, сам же с другой сотней устремился по высоким волнам прямо в залив.

Это был дерзкий, смелый наскок. В тихом заливе все спали на хеландиях, когда к ним приблизились и стали рядом русские лодии. А когда из них выскочили воины с мечами в руках, было уже поздно обороняться, ромеям оставалось только взывать о помощи.

Крики с залива достигли города. Уже рассвело, стража на стене увидела несметное число вражеских лодий в море, немало их стояло и в заливе Символов, а русские воины с копьями и мечами в руках уже бежали к стенам Херсонеса.

Однако взять приступом город не удалось — на его стены высыпала и стала метать стрелы стража, а перед воинами, которые успели уже подбежать к воротам, направо от башни Зенона, упал со страшным грохотом и треском катаракт[241] — город Херсонес заперся.

В то время город Херсонес считался сильной, почти неприступной крепостью. Занимая небольшую площадь — два поприща в длину и намного меньше в ширину, город теснился между двумя заливами на мысе, который выступал далеко в море. В разные времена Херсонес был обнесен двумя стенами из больших тесаных каменных глыб — главной и передней, называвшейся протейхизмой. На ее углах высились башни, одна из них у самых ворот города — башня Зенона. Все ворота, выходившие к заливу Символов, к морю и на запад, в некрополь, были сделаны из дуба, обиты медью и железом, а позади них опускались еще и катаракты.

Жить в городе было тесновато, в кварталах, разделенных прямыми узкими улицами, дома лепились, точно ячеи в сотах, один к другому; западная и южная части, где в хижинах, землянках и прямо под открытым небом ютились ремесленники, рыбаки, грузчики, напоминала муравейник.

Только в северной части города, выходившей к морю, жить было просторно и привольно — там стояли вплотную Друг к другу большие двухэтажные дома богачей, термы,[242] гимназии,[243] огромные храмы, а на высокой скале, над самым морем, базилика — длинное открытое строение; крышу его подпирали колонны, полы были выложены великолепной мозаикой, повсюду ласкали взор мраморные статуи, которые стояли также по бокам спускавшейся к морю лестницы.

Город-крепость, да, но крепостью казался и каждый дом богатого херсонита: окна выходили не на улицу, а во двор, во дворах вырыты погреба, где стояли пифосы с вином, бочки с соленой рыбой, а в углу, под землей, обычно помещалась цистерна, в которую херсонит собирал дождевую воду.

Бедное население города обходилось без цистерн, с древних времен в Херсонесе существовал водопровод — на востоке от города под землей находились цистерны, куда собиралась вода из речек, источников и дождевая, оттуда она текла по каменным подземным трубам в город и во все дома.

В древние времена, когда город был греческим, в Херсонесе кипела жизнь. Воздвигались храмы и великолепные здания, повсюду стояли памятники и мраморные плиты с надписями, прославлявшими подвиги херсонитов, — но когда хозяевами города стали византийцы-ромеи, они разрушили храмы, повергли в прах памятники, а мраморными плитами с надписями устлали полы своих жилищ, — они грабили Климаты, раскрадывали богатства, прибыльно торговали с Русью, а Керкентиду и Херсонес сделали своими торжищами.

Особенно пришел в упадок Херсонес во времена императора Василия, который побаивался не только малоазиатских фем, но и Климатов. Прошло время, когда во главе Херсонеса стояли прогевон и стратиг, которых избирали богатые херсониты; император Василий послал своего стратига и запретил городу чеканить свои деньги.

Империю в то время интересовало одно: чтобы Херсонес давал побольше зерна, меда, скота, чтобы оттуда в Константинополь текло побольше золота и серебра; поэтому в Херсонесе сидел коммеркарий,[244] следил за сбором податей и пошлин и был настолько важной персоной, что имел даже свою печать.

Когда воинство князя Владимира внезапно появилось под Херсонесом, горожане, разумеется, перепугались, полагая, что русы со всеми силами пойдут на приступ.

Владимир этого не сделал, — горожане наблюдали со стен, как одни лодии русов собираются в заливе Символов, другие бросают укоты против северной городской стены, отрезая Херсонес от моря, а на суше, в двух-трех стадиях[245] от города, полукругом, протянувшимся от залива Символов на юг, а затем на запад до залива Парфения, вырастал стан князя Владимира — воины копали на скатах пригорков землянки, складывали из глыб серого камня убежища, возводили шатры для старшин и большой княжеский шатер, над которым зареяло голубое знамя с тремя перекрещенными копьями — знаком князя Руси Владимира.

Теперь херсониты видели, с какой силой им придется столкнуться: русы прибыли не менее как на двухстах лодиях, на каждой из них тридцать-сорок воинов, пять или шесть тысяч воинов высадилось у Херсонеса с моря — для города с десятью тысячами жителей это была страшная сила.

Выяснилось, что рать киевского князя прибыла не только по морю. К вечеру первого же дня осады стража со стен города заметила, что в долине, по дороге к Неаполю,[246] поднимаются столбы пыли. Прошло немного времени — и стало видно, как к Херсонесу скачут множество всадников, — это были воины князя Владимира. Подъехав к стану, они спешились и присоединились к воинству.

Перед заходом солнца, когда на суше и на море все утихло, из стана прибывшей с севера рати выехали на конях воины князя Руси, остановились напротив главных ворот и затрубили в большие турьи рога.

На стенах и в городе все замерло; затаив дыхание, жители ждали и слушали, о чем трубят в рога кликуны.

В наступившей тишине воины русского князя закричали:

— Князь киевский Владимир, прибыв сюда, стал под Херсонесом, зане императоры Василий и Константин, уложившие любовь и дружбу, нарушили мир и причинили Руси зло… Слушайте, херсониты!