Если это правда, это может спасти Зи (по крайней мере от местной полиции), но политические последствия могут быть ужасны. Я была ребенком, когда малый народ впервые заявил о себе во всеуслышание, но помню, как куклуксклановцы сожгли дом, в котором находились иные, и помню беспорядки на улицах Хьюстона и Балтимора, предшествовавшие переселению малого народа в резервации.

Но сейчас дело в Зи. До остальных других мне нет дела, лишь бы Зи был в безопасности.

– Я ничего не слышал о смертях в волшебной стране.

– Ты и не мог слышать, – сказала я. – Они не вынесли это за пределы своего круга.

– Тогда откуда знаешь ты?

Я говорила ему, что я не из малого народа и не вервольф, но кое-что повторяют так регулярно, что в это начинают верить. Согласно этой теории я и действую.

– Я тебе говорила, что я не из малого народа, – сказала я. – Это действительно так. Однако я кое-что знаю, а другие считают, что я могу им помочь.

Звучит не очень правдоподобно.

– Это вздор, Мерси.

– Когда-нибудь, – пообещала я, – я все тебе расскажу. Сейчас не могу. Думаю, я вообще ничего не должна была тебе говорить, но это уже неважно. Я считаю, что за последний месяц О'Доннелл убил… – я мысленно посчитала, – семь иных. – Зи не возил меня на места остальных убийств. – Ты имеешь дело не с правительственным агентом, убитым плохими парнями. Ты имеешь дело с плохим парнем, убитым… – Кем? Хорошими парнями? Другими плохими парнями? – …кем-то.

– Кем-то таким сильным, что он смог оторвать ему голову, Мерси. Рывок был такой, что сломались обе ключицы. Наш высокооплачиваемый консультант считает, что это сделал Зи.

Да? Я взглянула на свой телефон.

– К какому виду малого народа относится Зи, по ее словам? Много ли она о нем знает?

Я подумала, что если бы Зи не рассказывал мне о своем прошлом и я сама не стала бы интересоваться, этот консультант мог бы узнать больше меня.

– Она говорит, гремлин… он сам, кстати, тоже. Во всяком случае, так записано в его регистрационных документах. С тех пор как мы его задержали, он не произнес ни слова.

Я с минуту думала, как лучше помочь Зи. И наконец решила, что, поскольку он невиновен, чем больше правды станет известно, тем лучше.

– Грош цена твоему консультанту, – сказала я Тони. – Либо она знает гораздо меньше, чем утверждает, либо у нее есть своя особая цель.

– С чего ты взяла?

– Гремлинов не существует, – продолжила я. – Это слово придумали английские пилоты во время мировой войны, чтобы объяснить странные отказы самолетов. Зи гремлин только потому, что сам так утверждает.

– Тогда кто же он?

– Металлзаубер, то есть иной, способный работать с металлом. Это очень широкая и очень немногочисленная категория. После знакомства с ним я из чистого любопытства занялась изучение немецкого малого народа. Однако никого похожего на Зи не нашла. Я знаю, что он работает с металлом, потому что видела это. Не знаю, хватит ли у него сил оторвать голову, но твой консультант тоже не может этого знать. Особенно если называет его гремлином и считает это настоящим определением.

– Первая мировая война? – задумчиво переспросил Тони.

– Можешь сам посмотреть в Интернете, – заверила я. – Во Вторую мировую Дисней уже рисовал их в мультиках.

– Может, тогда он и родился. Может, отсюда и легенда. Могу представить себе немецких иных, портящих самолеты врага.

– Зи жил на свете задолго до Первой мировой.

– Откуда ты знаешь?

Хороший вопрос, и у меня нет на него ответа. Сам Зи никогда не говорил мне, сколько ему лет.

– Когда он сердится, – медленно заговорила я, – он бранится по-немецки. Не на современном немецком, который я в основном понимаю. Препод читал нам «Беовульфа» в оригинале. Вот так говорит Зи.

– Мне казалось, «Беовульф» написан на староанглийском?

Здесь я была в своей стихии. Диплом историка может быть полезным.

– Английский и немецкий происходят из одного источника. Средневековые английский и немецкий отличаются гораздо меньше, чем современные языки.

Тони невесело усмехнулся.

– Черт побери, Мерси. У меня на руках жестокое убийство, и начальство хочет, чтобы я его раскрыл еще вчера. Особенно если есть подозреваемый, пойманный на месте преступления. А теперь ты говоришь, что подозреваемый не виноват, а наш высокооплачиваемый консультант либо лжет, либо ничего не знает. Этот О'Доннелл убийца – хотя малый народ вообще отрицает факты убийств. Но стоит мне только заикнуться об этом, и мне на шею сядут федералы, потому что преступления произошли в Волшебной стране. И все это без единой прямой улики.

– Да.

Он грязно выругался.

– Будь я проклят, я тебе верю. Но как мне доложить об этом боссу – особенно учитывая, что официально я этим делом не занимаюсь?

Мы оба долго молчали.

– Найди ему адвоката, – наконец сказал Тони. – Он молчит, и это разумно. Но ему нужен адвокат. Даже если ты уверена, что он невиновен, и особенно в том случае, если он действительно невиновен, ему нужен очень хороший адвокат.

– Хорошо, – согласилась я. – Мне вряд ли позволят взглянуть, – на самом деле принюхаться, – на место преступления?

Вдруг я смогла бы отыскать то, что не может найти современная наука – например, того, кто был и в других местах убийства.

Он вздохнул.

– Найди адвоката и попроси его устроить это. Не думаю, что я мог бы тебе помочь. Даже если адвокат добудет разрешение, тебе придется ждать, пока наши специалисты не закончат там работать. Лучше найми частного сыщика, такого, который знает, как осматривать место преступления.

– Хорошо, – сказала я, – найду адвоката.

А вот нанимать частного сыщика-человека – либо напрасная трата денег, либо сметный приговор для него, если он узнает что-то такое, что Серые Повелители не хотят предать огласке. Но Тони это знать не обязательно.

– Тони, постарайся в поисках убийцы глядеть дальше своего носа. Зи не убивал.

Он вздохнул.

– Хорошо. Хорошо. Я не занимаюсь этим делом, но поговорю с теми, кто его ведет. Мы попрощались, и я осмотрелась в поисках Кайла.

Кайл стоял в маленькой толпе недалеко от меня и достаточно далеко от сцены, чтобы разговор не мешал следующему исполнителю. В центре группы стоял Сэмюэль со своими инструментами.

Я сунула телефон в задний карман (эта привычка уже стоила мне двух телефонов) и попыталась придать лицу бесстрастное выражение. С вервольфами это не поможет: они все равно учуют мою тревогу, но по крайней мере незнакомцы не будут спрашивать, что со мной.

Какой-то молодой человек в дорогой рубашке что-то горячо говорил Сэмюэлю. Тот смотрел на него забавляясь, но это было ясно только тем, кто хорошо его знает.

– Я не слышал такой версии последней вашей песни, – говорил молодой человек. – Обычно используют другую мелодию. Хотелось бы знать, где вы ее услышали. Вы отлично справились – если не считать произношения одного слова в первом куплете. Вот так… – он произнес что-то, отдаленно напоминающее валлийский, – произнесли вы, а должно быть… – еще одно непроизносимое слово, звучащее очень похоже на первое. Хоть я и выросла в стае, где вожак валлиец, но в стае использовали только английский, и ни Маррок, ни его сын Сэмюэль не говорили по-валлийски достаточно часто, чтобы я могла научиться. – Я просто подумал: все остальное выполнено прекрасно, и вам стоит это знать.

Сэмюэль слегка поклонился и произнес пятнадцать-двадцать звучащих по-валлийски слов.

Человек в красивой рубашке нахмурился.

– Если вы справлялись насчет произношения там, неудивительно, что у вас проблема. Толкин основал свой эльфийский на валлийском и финском.

– Ты понимаешь, о чем он? – спросил Адам.

– Я про надпись на Кольце, понимаете? «И одно – Властелину на черном престоле…», ну, это все знают.

Несмотря на тревогу, я начала забавляться. Ярый любитель народных песен, кто бы мог подумать?

Сэмюэль улыбнулся.

– Очень хорошо. Я не очень владею эльфийским, но не мог противиться желанию немного поддразнить вас. Меня научил этой песне один старый валлиец. Кстати, меня зовут Сэмюэль Корник. А вас?