Шаса спустился, сбросил скорость и держался в двухстах ярдах над ним. Он видел пулевые отверстия в капоте двигателя и в крыльях. Один из итальянских стрелков дал очередь по Дэвиду. На фюзеляже «харрикейна» краска почернела почти до самой кабины. Дэвид пытался открыть перплексовый купол.

«Если купол заело, Дэвид поджарится», – подумал Шаса, но в этот миг купол раскрылся и легко скользнул в сторону. Дэвид посмотрел на Шасу. Воздух вокруг его головы, нагретый невидимым пламенем, искажал очертания, и на глазах у Шасы на рукаве рубашки Дэвида появилась темная полоса: ткань обуглилась.

– Ничего не получается! Я пускаю в ход шелк, Шаса.

Шаса видел, как движутся губы Дэвида, и одновременно в наушниках звучал его голос, но, прежде чем он смог ответить, Дэвид сорвал шлем с головы и расстегнул зажимы ремней на плечах. В прощальном жесте поднял руку, потом перевернул горящий «харрикейн» на спину и выпал из открытой кабины.

Он летел вниз, расставив руки и ноги, напоминая неправильную морскую звезду, и начал вращаться, но неожиданно из его парашютного ранца вырвался каскад шелка и расцвел над ним ослепительным белым цветком, Дэвида дернуло, его падение замедлилось, и он поплыл к обожженной, коричневой земле в пяти тысячах футов внизу; легкий ветер нес его парашют на юг.

Шаса еще больше сбавил ход, и наконец его «харрикейн» стал терять высоту с той же скоростью, что и спускающийся парашют, и медленно закружил возле Дэвида, держась в двух-трех сотнях ярдах от парашютиста, вертя в открытой кабине головой в попытках определить, где приземлится Дэвид, и с тревогой поглядывая на указатель горючего на приборной панели. Стрелка дрожала у красной линии.

Горящий «харрикейн» Дэвида ударился о пыльную землю у подножия высоких Амб и взорвался в густом облаке дыма. Шаса осмотрел равнину.

Прямо под ним вздымались железно-серые кряжи, увенчанные более темными вершинами и разделенные каменными ущельями, неровные, как кожа крокодила, а затем, сразу за последним кряжем, расстилалась относительно ровная долина; снижаясь, Шаса разглядел на пологих склонах этой долины правильные борозды, возникшие при примитивной обработке земли. Дэвид должен был опуститься в эту долину или очень близко к ней.

Шаса сощурился. Человеческое жилье! В конце долины виднелась кучка хижин, и на мгновение Шаса воспрянул духом. Потом вспомнил снимки изуродованных и оскверненных тел, груды человеческой плоти; сжав зубы, он посмотрел на Дэвида, который раскачивался на стропах.

Он повернул «харрикейн» в сторону, спустился к долине и на высоте пятидесяти футов выровнял машину, потом полетел назад. Пронесся над грубо обработанными полями, над рядами стеблей сорго, увядшего и пожелтевшего от засухи, и увидел впереди людей.

Несколько человек бежали от деревни по долине, двадцать или больше фигур в грязных длинных серых одеяниях, которые на бегу болтались вокруг голых ног. Густые темные волосы стояли дыбом; все люди были вооружены: одни современными карабинами, добытыми, вероятно, в результате грабежа на полях битв, у других были длинные джезайлы, заряжающиеся со ствола.

Когда «харрикейн» пролетал низко над их головами, трое или четверо из них остановились, поднесли ружья к плечам и нацелили их на Шасу. Он увидел, как вспыхивает черный порох, но не чувствовал, что пули попали в самолет.

Шасе не потребовались другие доказательства враждебных намерений. Вооруженные люди бежали по долине, размахивая ружьями, чтобы поймать парашютиста.

Шаса снова опустился и с пятисот ярдов открыл по бегущим огонь из восьми «браунингов». Бегущих окружила буря трассирующих пуль, поднялась пыль; Шаса видел, как четверо или пятеро упали под пулеметным огнем.

Но тут ему снова пришлось набрать высоту, чтобы не врезаться в холмы у оконечности долины, а когда он вернулся, то увидел, что шуфта перестроились и снова бежали наперерез Дэвиду, которого теперь отделяла от земли тысяча футов. Было очевидно, что он опустится на склон кряжа.

Шаса снизился для второй атаки, но на этот раз шуфта разбежались перед приближающимся «харрикейном» и укрылись от обстрела за камнями, когда Шаса с ревом промчался над их головами. Пулеметный огонь поднял облака пыли и обломков камня, но не причинил вреда людям.

Шаса снова набрал высоту и выровнял машину, поворачивая голову, чтобы видеть приземление Дэвида. Парашют проплыл над вершиной кряжа всего в нескольких футах от земли, потом коснулся противоположного склона и быстро упал.

Шаса видел, как Дэвид тяжело ударился о землю и кубарем покатился по каменистому склону. Потом зацепившийся парашют остановил его и рывком поставил на ноги. Дэвид сражался со спутанными стропами и шелком, резал и рвал, выпускал из парашюта воздух, пока тот не спал серебряной грудой. Дэвид сбросил ремни.

Он стоял, глядя, как снизу по склону к нему бегут шуфта, и Шаса увидел, как он расстегнул кобуру, достал пистолет, заслонил глаза и взглянул на кружащий «харрикейн».

Шаса снизился почти до его уровня и, пролетая, настоятельно показал вниз по склону. Дэвид, не понимая, смотрел на него. На пустынном склоне он казался очень маленьким и одиноким; Шаса был достаточно близко, чтобы увидеть на его лице выражение покорности; Дэвид помахал Шасе, прощаясь, и повернулся лицом к дикарям.

Пролетая над шуфта, Шаса снова обстрелял их, и они снова разбежались в поисках укрытий. Они были в полумиле от Дэвида; Шаса задержал их на несколько драгоценных секунд. Он как можно круче развернул «харрикейн», едва не задев концом крыла землю, и, как только выровнялся, выпустил шасси. С выпущенным шасси он снова пролетел над тем местом, где стоял Дэвид, и опять указал в сторону долины.

Он увидел, как на лице Дэвида появилось понимание. Дэвид повернулся и во всю прыть побежал вниз по склону. Казалось, он летит над темными камнями, легко огибая их.

Шаса повернул к дальнему концу долины и выровнялся над полосой грубо вспаханной земли у подножия склона. Он видел, что Дэвид уже на середине склона и что шуфта стараются опередить его, но тут ему понадобилось все внимание для посадки.

В последнее мгновение он закрыл заслонку и позволил «харрикейну» планировать, сбрасывая скорость, – ручку назад, назад, назад. В двух футах от распаханной земли двигатель заглох, и самолет с грохотом опустился, подскочил, снова ударился, колеса зацепились за землю, и машина покатила, задрав хвост. Едва не ткнулась носом, но выпрямилась и поехала дальше, раскачиваясь и дергаясь, резко бросая Шасу из стороны в сторону, так что ремни врезались в тело.

Он сел. Он считал, что при посадке его шансы сесть или разбиться равны, но вот он на земле, а Дэвид почти добежал до подножия кряжа.

Почти сразу Шаса понял, что Дэвид не успеет. Четверо самых быстрых шуфта вырвались вперед и могли перерезать Дэвиду дорогу раньше, чем он добежит до распаханной земли. Остальные остановились и стреляли издали. Шаса видел, как пули поднимают пыль на склоне, некоторые впивались в землю совсем рядом с бегущим Дэвидом.

Шаса повернул «харрикейн», встав на рули направления, чтобы проехать по бороздам. Когда нос самолета нацелился прямо на четыре бегущие фигуры, Шаса увеличил скорость, хвост машины поднялся. На мгновение она выровнялась; можно было стрелять из «браунингов». Шаса дал очередь. Залп пронесся над полем, срезая сухие стебли сорго, ударил по бегущим; двое превратились в клубки рваных красных тряпок, третий, прикрытый завесой пыли, завертелся в неуклюжем dance macabre[88]. Четвертый бандит бросился на землю, и хвост «харрикейна» снова опустился в глубокую борозду. Стрелять было нельзя.

Теперь Дэвид был всего в нескольких сотнях ярдов и быстро приближался, его ноги словно летели над землей. Шаса повернул «харрикейн» в сторону долины. Пологий спуск со склона поможет взлететь.

Шаса высунулся из кабины.

– Давай, Дэви! – крикнул он. – На золотую медаль, приятель!