С другой стороны, его выделил великий и очень хороший человек, удостоивший его своего безусловного доверия. Честь и долг на одной чаше весов – любовь на другой. На сей раз невозможно увернуться от бича совести. Кого он предаст: мужчину, которого уважает, или женщину, которую любит? Он не мог дольше лежать, ни секунды, и осторожно откинул простыню. Глаза Сантэн дрогнули; она тихонько застонала и глубже погрузилась в сон.

Накануне вечером она положила для Блэйна на умывальник в ванной новую бритву и зубную щетку, и это легкое проявление заботы еще больше подгоняло его. Пока он брился и одевался, его не оставляла тоскливая неуверенность.

Он на цыпочках вышел из ванной и подошел к кровати.

«Я мог бы уйти, – подумал он. – Она никогда не узнает о моем предательстве».

И тут же задумался о выборе слов. Разве предательство – сохранить честь, выполнить свой долг? Он отбросил эту мысль и принял решение.

Протянув руку, Блэйн коснулся ее и Сантэн сразу открыла глаза. Она смотрела на него, ее зрачки были огромными, черными, взгляд несфокусированным. Но вот зрачки сократились, и она улыбнулась довольной сонной улыбкой.

– Дорогой, – спросила она, – который час?

– Сантэн, ты проснулась?

Она сразу села и с отчаянием воскликнула:

– О Блэйн! Ты уже одет – так быстро!

– Послушай, Сантэн. Это очень важно. Слушай внимательно.

Она кивнула, заморгала, отгоняя последние остатки сна, и с серьезным видом посмотрела на него.

– Сантэн, мы отказываемся от золотого стандарта, – сказал он, и его голос звучал резко и жестко от сознания вины и презрения к себе. – Вчера они приняли решение – оу баас и Барри Герцог. Когда в новом году откроются рынки, золотого стандарта у нас не будет.

Она целых пять секунд просто смотрела на него, но неожиданно поняла. Ее глаза широко раскрылись, но потом огонь в них медленно погас.

– О Боже, дорогой, чего тебе стоило рассказать это мне, – сказала она дрожащим от сочувствия голосом: она знала его чувство чести и понимала глубину его чувства. – Ты любишь меня, Блэйн. Ты действительно меня любишь. Теперь я верю.

Но он смотрел на нее свирепо. Сантэн никогда не видела у него такого выражения: он словно ненавидел ее за то, что сделал. Не в силах выносить этот взгляд, она встала на колени посреди смятой постели и умоляюще протянула к нему руки.

– Блэйн, я не воспользуюсь этим. Я не стану использовать то, что ты мне сказал…

Он рявкнул с лицом, перекошенным от сознания вины:

– Тогда моя жертва была напрасной!

– Не надо ненавидеть меня за это, Блэйн, – умоляла она, и гневное выражение исчезло.

– Ненавидеть тебя? – печально спросил он. – Нет, Сантэн, на это я никогда не буду способен.

Он повернулся и вышел. Сантэн хотелось побежать за ним, попытаться утешить, но она знала, что это не под силу даже ее большой любви. Она чувствовала, что, как раненый лев, он должен быть один, и слушала, как стихают его тяжелые шаги на плантации за окном.

Сантэн сидела за своим столом в Вельтевредене. Она была одна, а посреди стола стоял телефон из слоновой кости и меди.

Сантэн боялась. То, что она собиралась сделать, ставило ее вне общества и закона. Она была в начале путешествия в неизведанные земли, в начале долгого, одинокого пути, который мог закончиться бесчестием и тюрьмой.

Телефон зазвонил. Она вздрогнула и со страхом поглядела на него. Он снова зазвонил. Сантэн сделала глубокий вдох и подняла трубку.

– Ваш звонок Рабкину и Суэлзу, миссис Кортни, – сказал секретарь. – На линии мистер Суэлз.

– Спасибо, Найджел.

Она услышала, что голос ее звучит глухо, и откашлялась.

– Миссис Кортни. – Она узнала голос Суэлза, старшего партнера в брокерской фирме. В прошлом она не раз имела с ним дело. – Позвольте поздравить вас с удачно проведенным торжеством.

– Спасибо, мистер Суэлз. – Теперь она говорила четко, деловым тоном. – У меня для вас заказ на покупку, мистер Суэлз. Я бы хотела, чтобы он был выполнен сегодня до закрытия рынка.

– Конечно, – заверил Суэлз. – Мы выполним его немедленно.

– Пожалуйста, купите как минимум пятьсот тысяч акций «Шахт Восточного Ранда», – сказала она, и на другом конце линии наступило молчание.

– Пятьсот тысяч, миссис Кортни? – наконец повторил Суэлз. – Акции ШВР идут по двадцать два и шесть десятых. Это почти шестьсот тысяч фунтов.

– Совершенно верно, – согласилась Сантэн.

– Миссис Кортни… – Суэлз замолк.

– Какие-нибудь проблемы, мистер Суэлз?

– Нет, конечно, нет. Никаких проблем. Вы застали меня врасплох, вот и все. Просто такой крупный заказ. Но я немедленно займусь.

– Я пришлю вам чек на всю сумму, как только получу известие о покупке. – Она помолчала и продолжила ледяным тоном: – Конечно, если вы не потребуете немедленно выслать задаток.

Она затаила дыхание. Даже задаток, который может попросить у нее Суэлз, ей взять негде.

– Миссис Кортни! Я надеюсь, вы не думаете… должен искренне извиниться за то, что позволил вам подумать, будто могу усомниться в вашей кредитоспособности. Никакой спешки. Мы пришлем вам контракт обычной почтой. Вам всегда открыт кредит у Рабкина и Суэлза. Надеюсь самое позднее утром подтвердить выполнение вашего заказа. Как вы, конечно, знаете, завтра последний день торгов перед рождественскими каникулами.

Ее руки так дрожали, что ей с трудом удалось положить трубку на место.

– Что же я сделала? – прошептала она, зная ответ. Она совершила преступное мошенничество, максимальное наказание за которое – десять лет заключения. Она влезла в долги, которые не может надеяться отдать. Она банкрот и знает это, но только что взяла в долг еще полмиллиона фунтов. Сантэн в приступе раскаяния потянулась к трубке, чтобы отменить заказ, но телефон зазвонил раньше, чем она дотронулась до него.

– Миссис Кортни, на проводе мистер Андерсон из компании «Хокс и Джайлс».

– Соедините меня, пожалуйста, Найджел, – приказала Сантэн и сама удивилась тому, что в ее голосе не было дрожи. Обычным небрежным тоном она сказала:

– Мистер Андерсон, у меня есть для вас заказ на покупку.

К полудню она телефонировала семи различным брокерским компаниям в Йоханнесбурге и разместила заказы на покупку акций золотодобывающих компаний на пять с половиной миллионов фунтов. И тут ее нервы сдали.

– Найджел, пожалуйста, отмените два последних вызова, – спокойно сказала она и, зажимая рот руками, побежала в свой личный туалет в конце коридора.

Она успела опуститься на колени перед белым фарфоровым унитазом и исторгла жесткую струю рвоты, выпуская с нею весь свой ужас, и стыд, и вину; ее рвало, пока желудок не опустел. Мышцы груди болели, горло жгло, словно облитое кислотой.

День Рождества с самого детства Шасы был их особым днем, но сегодня Сантэн проснулась не в праздничном настроении.

В пижамах и халатах они с Шасой обменялись в ее комнатах подарками. Он нарисовал для нее открытку, разукрасив полевыми цветами. И подарил ей новый роман Франсуа Мориака «Клубок змей», написав на форзаце: «Что бы ни случилось, мы все равно есть друг у друга. Шаса».

Она подарила ему летный шлем и очки, и Шаса изумленно посмотрел на нее. Мать совершенно определенно высказывалась против его намерения стать летчиком.

– Да, chеri, если ты хочешь учиться летать, я не могу запретить тебе.

– А нам это по карману, мама? Я хочу сказать, ты ведь знаешь…

– Позволь беспокоиться об этом мне.

– Нет, мама. – Он решительно покачал головой. – Я больше не ребенок. Отныне я буду помогать тебе. И не хочу ничего, что осложнило бы твое… наше… положение.

– Мы – жители пустыни. Мы выживем, дорогой.

Но ее настроение весь день резко менялось; Сантэн изображала grande dame, хозяйку большого поместья, принимала многочисленных гостей, угощала их хересом с печеньем, смеялась и очаровывала, а затем под предлогом, что нужно присмотреть за слугами, закрывалась в кабинете с занавешенными окнами и боролась с угрюмой тоской, сомнениями и страшными предчувствиями. Шаса, неожиданно повзрослевший и ответственный, казалось, понимал ее; когда она уходила, он занимал ее место, бросаясь ей на помощь, чего никогда не делал раньше.