Раненый совсем обессилел, но толмач не давал ему покоя: как ушёл из Минкерфана? почему ранен? была ли погоня?

– Правда ваша, еле ноги унёс… вон стрелой зацепило… Ох, тяжело мне!.. – Раненый мелко затрясся, как в лихорадке. – Я сказал стражникам у ворот, что к своим суздальцам еду… со срочным поручением от воеводы… Они мне поверили, уже начали открывать ворота… Как вдруг один из них возьми да спроси: «Ты от какого воеводы? От Димитрия?». Я ответил, что да, от Димитрия… Тут я и попался!.. Оказывается, Димитрия нет в городе, он осматривает наружные укрепления… Я не растерялся, сразу припустил коня… проскользнул в щель ворот – и сю… да… к вам… Мне стрелы вслед пустили, в плечо попали, коня ранили… но погоню не послали… Конь мой на льду пал… я пешком побежал… Бегу и думаю: только бы не… сбиться…

Суздалец охнул, улыбнулся и понёс какую-то неразборчивую чепуху. Горячка, наконец, одолела его.

Предводитель отдал отрывистое приказание. Толмач выхватил из-за пояса нож, перевернул раненого, схватил за волосы, оттянул его голову назад и провёл лезвием по горлу. Суздалец забился в предсмертных конвульсиях, но вскоре замер, обмяк, его широко раскрытые глаза остекленели. Предатель сделал своё чёрное дело, татары в нём больше не нуждались. Они не привыкли обременять себя заботой о раненных; тем более им ни к чему лишние хлопоты с бесполезным уже чужаком-урусом.

Покончив с суздальцем, толмач быстро вскочил на лошадь, и небольшой отряд исчез в ночи. А спустя несколько минут на берегу запылал огромный костёр. Затем вспыхнуло пламя уже в отдалении, ещё дальше, ещё и ещё… Целая цепочка огней убегала на северо-восток, неся радостную весть: наёмные колдуны убиты! Ордынцам не угрожает никакое чародейство, можно смело начинать штурм.

И двинулось на приступ огромнейшее войско, какого ещё не видел мир! За конными отрядами следовали пешие, за ними – вновь всадники. Над головами в островерхих шапках пылали факела, поблескивали нагрудные пластины, плыл целый лес копий. Скрипели колёса повозок и «пороков» – огромных стенобитных орудий; ржали кони, громко ревели верблюды – диковинные горбатые животные, которых татары привели из покорённой ими Средней Азии. Стучали по мёрзлой земле подковы и ноги, звенела упряжь, бряцало оружие. Гудели барабаны, выли рога. Весело переговаривались воины. Из уст в уста перелетало одно слово: «Минкерфан! Минкерфан!» Ноги печатали с каждым шагом: Мин-кер-фан! Мин-кер-фан! Сотни тысяч сердец бились в унисон: Мин-кер-фан! Мин-кер-фан! Мин-кер-фан!

Взять штурмом этот город, сровнять его с землёй, покорить урусов, раздавить, уничтожить очередную преграду на пути к последнему морю! Захватить богатую добычу. Рабов – на восток, обменять на богатство. И – дальше, дальше, дальше! Как завещал великий Чингиз. Пройти от края земли до края! Увидеть, как взошедшее на востоке солнце скатывается в солёные воды последнего западного моря…

Но больше всех радовался великий Бату. Год назад он послал сюда своего двоюродного брата Менке с разумным предложением о добровольной сдаче города. Однако подлые урусы наняли двух колдунов и уничтожили мирное посольство. Заживо сожгли нечистым пламенем! Какая ужасная смерть… Думали, это злодеяние сойдёт им с рук? Зря надеялись! Великий Бату скоро покажет им, как следует принимать его послов.

Колдунам он уже показал. Жаль, конечно, что они умерли относительно лёгкой смертью. Их бы на кол посадить, поджарить на медленном огне, сварить в кипящем масле. По крайней мере, младший колдун, этот лекаришка, должен был издохнуть от яда гюрзы… Но тогда покушение планировал старый олух Ярослав, и нет ничего удивительного в том, что оно закончилось провалом. На сей же раз план убийства разрабатывался при непосредственном участии великого Бату. И вот результат – оба колдуна мертвы! Мёртв жалкий лекаришка и, главное, мёртв проклятый Хорсадар, который уничтожил немало верных воинов. Но теперь он не опасен, теперь он стал просто легендой, мёртвой легендой. А за его злодеяния поплатятся упрямые урусы, не пожелавшие сдаваться на милость великого Бату.

Мёртвая легенда… Хорошо!

Бату злобно ухмыльнулся, поправил густые длинные волосы, выбившиеся из-под роскошной, вышитой бисером, отороченной куньим мехом шапки и посмотрел в едва зазеленевшую даль, туда, где находился ненавистный Минкерфан, к которому тянулось войско, до сего дня невиданное в мире. Поначалу он и не думал собирать такое количество воинов. Но князь урусов, этот государь Данила, нанял колдунов… себе на горе! Ничего, пусть трепещут, глупцы, пусть раскаиваются! Поздно, поздно…

Ехавший во главе дружины суздальцев Ярослав Всеволодович тоже радовался. Наглый выскочка Данилка рассчитывал использовать в битве с татарами это исчадье ада, этого татя Давида. Он заключил сделку с дьяволом, уповал на нечистое колдовство – и теперь его ждёт жестокая кара. Теперь у Данилки нет никаких шансов, ибо воев у него вдвое меньше, чем у татар. А татары – это сила! Против них не сдюжила ни одна северная земля, по которой они прошли, не устоит и юг Руси. Падёт одряхлевшая «мать городов русских», и поведёт Бату своё воинство дальше на запад – в Угорщину, в Польшу, в немецкие земли. О-о-о, татары – это мощь!

А тем временем на севере вырастет сила, способная сокрушить ордынцев. Сынок Александр в Новгороде – вот молодец! До чего ловко он шведов уделал-то! Как ни силён Бату, а не посмел ведь сунуться в новгородскую землю. Не дурак татарин, чует, что не по зубам ему Александр. Молодчина сынок! Хоть он и не жалует отца, но Ярослав на него не в обиде – это всё по молодости, по глупости. Сегодня отец докажет старшему сыну, что и он не лыком шит. Бату не относится к нему всерьёз; этому поганцу надобно одно – русских князей друг на дружку натравить. А как Ярослав Всеволодович снимет с отрубленной головы Данилки шапку Мономаха, наденет её на себя – обретёт тогда Русь своего истинного государя!..

Немного позади Ярослава Всеволодовича держался Святослав Всеволодович, который отнюдь не разделял восторгов старшего брата. Для него поход сводной суздальской дружины в составе татарского войска был прежде всего позором. И хотя Святослав никоим образом не симпатизировал Даниле Романовичу, вместе с тем не считал правым и Ярослава. Поэтому рискнул вступить в тайные сношения с самозванным государем, всем сердцем желая поражения врагам Руси. Ждал лишь сигнала, чтобы поднять суздальцев на правое дело и бить татар вместе с войсками Данилы, а там… Самозванец кое-что обещал, это так; но главное было уберечь северян от позора.

А теперь всё пошло прахом! О сути сигнала Святослав ничего толком не знал. Данила лишь дал понять, что это будет заметное, необычайное событие. В то же время, таковым событием никак не могла быть гибель обоих нанятых колдунов! Значит, либо самозванец издевался над ним (но зачем?), либо случилась настоящая катастрофа. И Святославу Всеволодовичу оставалось лишь покорно принять позор, неминуемо ложившийся на северные уделы Руси. Видно, такова их горькая доля, и никакие колдуны не в силах изменить её, противостав победоносному шествию проклятых ордынцев…

Увидев с обращённой к Днепру городской стены бегущую на северо-восток цепочку огней, Читрадрива обернулся и махнул рукой стоявшим внизу гридням. Те мигом натянули на головы Юрию, Климу и Серафиму мешки, обвязали поверх верёвками и поволокли в расположенный неподалёку поруб.

– Ну как? – спросил Данила Романович, когда Читрадрива спустился вниз.

Государь даже не пытался скрыть своего волнения. Слишком многое зависело от того, добежит ли Тихон до татар, поверят ли они сообщению о гибели наёмных колдунов, начнётся ли долгожданная переправа. Иначе пришлось бы отпускать ещё одного пленника, а в наихудшем случае – срочно менять весь план сражения.

– Порядок, – с явным облегчением сказал Читрадрива. – Сигнал подан.

Он беспокоился за успех их маленькой хитрости не меньше Данилы Романовича, потому как идея использовать в своих целях подосланных князем Ярославом убийц принадлежала именно ему.