— Каждый орден у нас сам за себя, — продолжал тем временем Лукас. — И каждый из них заинтересован в усилении лишь собственного авторитета. Какие-то изыскания, конечно, ведутся отдельными опытными магами, но это лишь капля в море. И такие маги редко делятся с кем-то своими секретами, если только с личными учениками. А многие ли сильные маги успевают их завести?

— Но есть ведь орденские наставники? — Я слегка сжал коленями бока лошади, и та перестала брыкаться.

— И многому тебя самого там научили? — засмеялся толстяк. — Наверняка заставляли с утра до вечера тупо заучивать слова боевых заклинаний, не давая даже вникнуть в смысл и понять логику построения их формул. Вот что самое ужасное — из всех молодых магов без разбора лепят воинов, нацеленных использовать магию лишь как оружие. Если есть мозги, сила и характер — они выживают, нет — гибнут в первых же боях с темной нечистью. А то и того хуже — в междоусобных войнах князей. Ты, например, знаешь, сколько магов погибло недавно в сражении у речки Золотой, когда два Эскела решили помериться силами?

Я отрицательно помотал головой. Кто б мне рассказывал об этом в ордене?

— Семеро. Троих восточников положили твои отец с братом, четверых недосчитался он сам. Задумайся об этом.

Интересно, а откуда об этом знает сам Лукас? Похоже, у ренегатов и отступников налажена целая сеть информаторов.

— За один день в нашем мире не стало сразу семерых светлых магов, — тяжело вздохнул толстяк, понукая своего жеребца. — И они все погибли, не сражаясь с нечистью, а в угоду амбициям двух враждующих князей. Многие молодые маги даже не успевают достичь ступени мастера.

Лукас печально замолк, а у меня перед глазами возник Йохан, безрассудно бегущий навстречу своей смерти в нелепой надежде убить иниса.

Вечером третьего дня во время ужина Олаф предупредил нас с Лукасом:

— Завтра нам предстоит пересечь крупный тракт, ведущий из Вергана в Астиум, эта дорога очень оживленная и по ней часто ездят инквизиторы. Так что утром тронемся в путь чуть позже, чтобы пересечь тракт в сумерках.

Ну в сумерках, так в сумерках. Утром мы не спеша собрались, плотно позавтракали и тронулись в путь. На третий день пути я наконец понял, что лесные дороги Микении до ужаса однообразны. Густые чащи сменялись светлыми перелесками, ели — соснами, кусты орешника — зарослями бузины. И так до бесконечности. Ничего интересного для себя я здесь не видел, лес как лес. Удивляло только отсутствие деревень на нашем пути: вроде едем по проторенной дороге, должны же они встречаться. Но — нет. Никакого жилья. Встретилась пара давно заброшенных поселений да одно сгоревшее, где на месте домов остались только печные трубы. Поинтересовался у Олафа:

— А почему здесь совсем деревень не видно? Микения словно вымерший край.

— Да, так оно и есть. — Мой слуга сморщился, убивая на шее очередного комара, и пустился в объяснения: — В Микении вообще немного дорог. Две самые оживленные — это из Фесса в столицу Микении Астиум и из Ирута к нам в Минэй, и по ней мы с вами ехали на Остров магов. Все остальное — вот такие лесные дороги. Когда-то народ селился вдоль них и они тоже были наезженными, но времена изменились. Часть деревень покинута самими жителями, часть сожжена разбойниками. В Микении нынче неспокойно.

— Почему? Войны-то вроде нет?

— И мира нет. Князь умер, оставив сиротами двоих малолетних детей, а назначенный им перед смертью регент больше озабочен тем, чтобы успеть набить свои карманы до того, как наследник вырастет. Да и будет ли большой толк от этого наследника, если его воспитанием занимается все тот же регент.

— Чего же князь так с выбором подкачал?

— А ты попробуй отказать самому понтифику: регент-то — родной брат мессира Вергелиуса.

Мне оставалось только удивленно присвистнуть. Ну да, промелькнуло что-то такое на задворках памяти. В княжеской семье Микении вроде бы есть старшая дочь, а наследник — младший брат юной княжны.

— Разбойники здесь в последнее время совсем обнаглели. И на большие обозы стали нападать, и на одиноких путников — ничем не брезгуют. Даже на хорошо вооруженную охрану не смотрят. Поэтому все микенцы стараются поменьше передвигаться по стране и делать это только в светлое время суток.

— А что власти?

— Так власти все это и устроили. Регент поднял налоги, крестьяне начали разоряться и подались кто куда. Кто в наемники и охранники, кто в разбойники и грабители. А те, кто поумнее, переселились в соседние княжества. Года три назад народ целыми деревнями уезжал в Фесс и Западный Эскел.

— Плохо. Я надеялся воспользоваться услугами какого-нибудь деревенского кузнеца.

— Через пару дней мы будем проезжать небольшую деревню, в которой есть кузня, попробуйте там договориться.

Ну и хорошо. Там я и постараюсь заказать корпуса для своих «гранат». Можно и еще насчет чего-нибудь подумать, но для начала посмотреть на самого кузнеца. Об уровне кузнечного дела в этом мире я пока имел весьма смутные представления, а задумки, требующие воплощения в жизнь, у меня были, и еще какие. Один арбалет чего стоил. Но это уже, конечно, в Минэе. Такими секретными разработками разбрасываться не стоит, вооружать нужно свою армию, а не чужую.

Задумавшись о гранатах и других оружейных новаторствах, я не сразу обратил внимание на какую-то вибрацию за плечом. Очнувшись, с опозданием понял, что это вовсе не виброзвонок земного телефона, а мой Ас-Урум подает сигнал тревоги. Дал своим спутникам знак остановиться и напряженно вслушался в тишину. Где-то далеко впереди определенно шел бой, об этом говорил доносящийся оттуда звон оружия и человеческие крики.

Мы спешились, Олаф набросил поводья наших лошадей на ближайший кустарник, чтобы те не разбрелись по лесу, и мы с ним, продираясь через заросли орешника, побежали на звук битвы. На большой поляне шел самый настоящий бой. Вернее, резня тут уже скорее заканчивалась. Ни детей, ни женщин там, слава богу, не было, зато бандитов человек пятнадцать, и они плотным кольцом обступили четверых мужчин, отрезая им все пути к отступлению. Один из мужчин стоял на коленях и натурально блевал. Остальные жертвы уже с трудом держались на ногах, и двое из них, судя по кровавым следам на одежде и бледным лицам, были серьезно ранены. Поляна усеяна разбросанными тут и там вещами и еще двумя десятками трупов. Здесь вперемежку лежали бородатые мужики, одетые в какое-то рванье, и несколько воинов в кольчугах и кожаных доспехах — судя по одежде, наемники. Эти воины дорого продали свою жизнь: убитых бандитов вокруг них было раза в три больше.

Я окинул происходящее быстрым взглядом, на ходу сбрасывая свой плащ. Олаф уже был готов к схватке. За спинами Лукас сразу же начал вздымать руки и бормотать какое-то заклинание. Нас пока никто не видел. И уж точно не ждал. Лесные бандиты, забыв о всякой осторожности, готовились добить измотанных жертв. В предвкушении скорой победы и богатой добычи никто из них даже не смотрел по сторонам, и уж конечно на подходах к поляне не было никаких дозорных. Мой ехидный голос раздался для них как гром небесный:

— Ну что, граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы! Кто хочет сегодня поработать?!

Все дружно развернулись и смотрели на меня в полном недоумении. Потом несколько мужиков, оскалившись, отделились от общей группы и направились в мою сторону. Угрозы они во мне не видели. А зря. В голове я уже вновь слышал знакомый бой барабанов, время для меня привычно замедлилось, и когда достал из ножен свой Ас-Урум, он вновь нетерпеливо подрагивал в моей руке в предвкушении очередной кровавой жатвы. В одно короткое мгновенье мы слились с ним в единое целое и начали свой смертельный танец, не давая врагу собраться и не оставляя ему ни единого шанса на спасение. Первыми лишились своих голов те, кто рванул к нам первыми. А потом пришла очередь и остальных. Этот плохо вооруженный сброд ни в какое сравнение не шел с бандитами из Дорча. Не было у него ни ловкости в обращении с оружием, ни слаженности в действиях, ни изощренной хитрости. Но я не испытывал ни малейшей жалости к этим бывшим крестьянам, руки которых давно по локоть в крови. Они уже привыкли безнаказанно убивать и грабить, привыкли брать количеством и тупой силой, но когда я их товарищей играючи лишал головы, а их мечи и секиры рассыпались под ударами моего клинка, эти подонки быстро превращались в испуганное стадо.