«Удивительный человек…»

— Ты все понимаешь, — сказал Иосиф, — помоги мне освободиться.

Человек пожал плечами.

— Не могу. Тут я бессилен.

— Вопиющее беззаконие — на глазах у всех?

— Вопиющие беззакония только и творятся на глазах у всех. Люди не подозревают, как они глупы, когда помышляют лишь о себе, и этим пользуются растлители обычаев.

Ученик колдуна сунул в рот Иосифу кляп, опустил решетку и ушел.

Спустя какое-то время решетку осветил факел — над ямой наклонилась девушка. Плоское лицо, широкий нос, маленькие, зоркие глаза.

— Меня зовут Ойва, — прошептала она, — я дочь старейшины. Я знаю, ты невиновен, чужеплеменник, и мне стыдно за отца. Но я боюсь сказать людям, что он грезит о власти вождя. Это ведь тоже преступление — поношение отца. Как ты считаешь? Эй, ответь мне!

Иосиф хотел показать знаками, что возмущен несправедливостью, но ему стало жаль девушку, решающую непростую нравственную задачу. Он передумал и кивнул согласно: да, мол, считаю так же, как и ты.

Девушка была потрясена — стояла не двигаясь. Конечно, втайне она ожидала именно такого ответа, но была убеждена, что получит совсем другой.

Тряхнув густыми темными волосами, она сказала:

— Ты справедлив. Теперь я знаю, что мне делать.

Она достала из-за пояса костяной нож и, держа его в зубах, стала поднимать решетку, но тут в пещеру вошел старейшина.

— Ойва, чего тебе там надо? — грубо закричал он. — Куда я велел идти?

Девушка повиновалась — ушла прочь.

В полдень, когда вернулись охотники, Иосифа вывели на мороз.

Был солнечный день. Люди — все босиком — сгрудились вокруг большого плоского камня, на который поднялся старейшина.

— Этот человек убил нашего брата. Как чужеплеменник он заслуживает смерти. Прежде чем все мы сойдемся на тризну, почтим память убитого сородича, я хотел бы получить от вас ответ на вопрос: следует ли убийцу утопить в проруби или сбросить со скалы?

— Сбросить! — прокричал из толпы голос, который хорошо помнил Иосиф. Он увидел, наконец, воочию этого негодяя, волосатого типа с низким лбом и расширяющимися книзу челюстями.

«Сбросить, сбросить со скалы!» — повторили люди.

Иосиф не терял надежды, верил, что оправдается, ведь все было несправедливо.

И в самом деле раздался голос: «Пусть скажет чужеземец!»

«Может быть, это Ойва?» — подумал Иосиф.

— Братья, — воззвал старейшина. — Сегодня утром добрый дух, охраняющий наш род, трижды сказал мне: «Не слушайте человека, убившего вашего соплеменника, иначе навлечете на себя мор и пагубу!..» Мы должны слушаться доброго духа!..

Все было чудовищной ложью. Иосиф все еще не хотел верить, что люди так легко позволят обмануть себя.

— И еще сказал добрый дух, — продолжал старейшина: — «Разденьте догола убийцу, поставьте на краю пропасти, и пусть столкнет его колдун вашего рода. После этого дозволена общая трапеза…»

Вероятно, старейшина плел какую-то свою интригу, потому что эти слова вызвали недовольство.

Старший группы охотников поднялся на плоский камень.

— Братья, это нарушение!

— В чем дело? — закричали из толпы.

— В день свершения казни всякому человеку из рода, даже младенцу, запрещается прием пищи! Это неукоснительное установление предков, оно не может быть нарушено!.. Прежде чем решать о казни, старейшина обязан был собрать всех на обед. Теперь поздно, и я — по праву первого охотника — не стану делить пищу.

— Сами разделим! — заорал волосатый, с низким лбом человек. — Пора отменить обычай, осложняющий жизнь! Почему никто иной не вправе разделить пищу, кроме добытчика? Пусть это делает отныне и всегда старейшина!..

Поднялся шум, и трудно было определить, кого поддерживает большинство, охотника или старейшину с его прихлебателями.

— Тихо! — крикнул старший охотник. — Перебивший меня будет лишен пищи!.. Право на совет с добрыми духами рода имеет каждый из нас, но только совет колдуна обязателен для всех. Подавая советы от имени добрых духов, старейшина пренебрег заповедями предков. Он забыл и о том, что колдуну запрещено принимать участие как в сражениях, так и в казнях: теряет благоволение богов священник, обагривший руки кровью… Есть еще и другое, но я сдержу себя, чтобы не уронить авторитета старейшины.

— Говори! — послышались голоса. — Что у нас за старейшина, если он не знает обычаев или не хочет соблюдать их?

— Хорошо, я скажу… Обычай разрешает забрать любую вещь у поверженного противника, кроме его амулета. Когда же кого-либо казнят, будь то единоплеменник или чужак, никто не вправе посягнуть на его одежду. Она осквернена. Стало быть, раздеть догола этого человека можно только в том случае, если волю добрых духов, о которой поведал старейшина, подтвердит колдун.

— Ничего не знаю о такой воле, — пожал плечами колдун.

«Он знает, что я невиновен, знает, какой негодник старейшина, но молчит… Я, конечно, погибну, если не произойдет чуда, — подумал Иосиф. — И самое горькое — моя смерть ничего не изменит и не продвинет к правде этих бедных, обманутых людей…»

На казнь Иосифа повели трое палачей, которых назначил старейшина. Это были, видимо, его сообщники, от них нельзя было ожидать пощады.

Оставшиеся у пещеры молча глядели вслед.

«Меня ли вы казните, люди?» — хотелось крикнуть Иосифу, но губы его не слушались, он весь дрожал от холода.

Палачи и жертва медленно поднимались в гору по глубокому снегу. Впереди, опираясь на копье, ступал высокорослый детина, рыжий и, кажется, немой. Процессию замыкали два стражника.

Когда отошли от пещеры, стражники вытащили изо рта Иосифа кляп.

Иосиф приостановился, попробовал вдохнуть полной грудью, но в глазах помутилось, он едва не упал. Откашлялся, освобождаясь от противного волосяного остья.

— Прекрасный солнечный день, — сказал он, обращаясь к стражникам. — Я очень сожалею, братья, что из-за меня вы останетесь сегодня голодными.

— Скверный обычай, — проворчал один из стражников. — Все обычаи, которые трудно исполнять, должны быть отменены. Их придумали люди, которые жили, как звери.

— Ошибаешься, — возразил Иосиф, удивляясь, что как бы даже перестал чувствовать холод. — В обычае много смысла: какою бы справедливой ни казалась казнь, все же это одновременно и преступление со стороны тех, кто так или иначе допустил до казни. Бывает, что люди не разобрались, ошиблись, стали жертвой хитрости. Об этом и напоминает обычай…