Но, как бы то ни было, епископы Гвиннеда были людьми благоразумными. И хотя они никогда не испытывали особо теплых чувств к Дерини вообще, сейчас они допускали, что эти двое Дерини не столько согрешили сами, сколько стали жертвой оговора. И раз они раскаялись, нужно отменить отлучение и дать им отпущение грехов.

Конечно, их решение — это еще не все, какими бы ни были епископы Дхассы просвещенными и здравомыслящими людьми, как бы ни были они не подвержены суевериям и приступам истерии. Другое дело — простонародье, и об этом нельзя забывать. Человек из народа искренне верил, что Дерини — проклятое племя, что само их существование несет с собой только разрушение и смерть. И еще до этого злосчастного дня в гробнице Святого Торина, когда о Моргане говорили только как о верном слуге Бриона и Келсона, а репутация Дункана была безупречной, на них уже лежала тень: в их родне были Дерини, об этом всегда помнили.

Нужно было представить веские доказательства, что оба они отрекаются от своего могущества. Простое отпущение грехов ни в чем не убедит народ: горожан, солдат, ремесленников и мастеровых, которые снаряжали армию и сами вступали в ее ряды. Их простодушное благочестие требовало более суровых условий примирения, более веского доказательства смирения и покаяния обоих лордов Дерини. Поэтому решили устроить публичную церемонию, которая бы наглядно продемонстрировала народу полное согласие между епископами и этими двумя Дерини.

Через два дня, в соответствии с военными планами, войско епископов должно было выступить, поскольку Морган и Дункан сказали, что Келсон прибудет на условленное место встречи не раньше, чем через четыре дня. Но дорога до этого места как раз займет не меньше двух суток.

Посему для публичного покаяния был избран вечер второго дня, накануне отъезда на место встречи с Келсоном. А в оставшееся время лорды Дерини будут обсуждать с епископами и их военачальниками стратегические планы предстоящей войны. Тем временем монахи епископа Кардиеля будут распространять по городу слухи о том, что Морган и Дункан сдались и готовы принести покаяние.

Церемония же возвращения в лоно Церкви состоится перед лицом жителей Дхассы, армии и всех, кого только сможет вместить Дхасский Кафедральный Собор. Там во время торжественной мессы Моргана и Дункана примут в ряды благочестивых христиан со всеми подобающими церемониями. Людей это убедит.

Двумя днями позже в Линдрутской долине — недалеко от Кардосы Шон лорд Дерри снял шлем и вытер лоб загорелой рукой. В Линдрутских лугах стояла жара — воздух прогрелся, предвещая зной приближающегося лета. Влажные волосы Дерри были спутаны под шлемом, и спина взмокла под кольчугой и кожаной курткой.

Подавив вздох, Дерри передернул плечами, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, и, сняв шлем, повесил его на сгиб левой руки. Он зашагал к лесу, где оставил на привязи коня, ступая так осторожно и бесшумно, как только мог, по свежей весенней траве. Он решил возвращаться прямо по лугу, потому что в лесу легко было выдать себя хрустом сухих веток и сучьев, остававшихся после долгой зимы. Если его схватят — ему грозит медленная мучительная смерть от рук тех, кто расположился сейчас лагерем в долине.

Посмотрев налево, Дерри окинул взглядом заросли: это место он и искал. На востоке, в миле отсюда, редели зубчатые вершины Рильской горной цепи, заслоняющие стены Кардосы в конце Кардосского ущелья. Говорят, там Венцит Торентский. А на западе, справа от Дерри, на многие мили простиралась Линдрутская долина. И у самых гор, за спиной Дерри, расположилась лагерем огромная армия Брэна Кориса, графа Марли, предателя. Теперь он союзник Венцита Торентского, чье присутствие в Кардосе угрожает самому существованию Гвиннеда.

Картина, которую вообразил Дерри, была не из приятных; попасть в руки изменников совсем не входило в его планы. Два дня назад, покинув Моргана и Дункана, он повернул на северо-восток и с тех пор скакал среди зеленеющих гор северного Корвина по галечным россыпям, держа путь на Ренгарт, где, как он полагал, стоял герцог Яред Мак-Лайн со своим войском.

Но в Ренгарте армии герцога не оказалось; он нашел там лишь горстку крестьян, которые и рассказали ему, что войско ушло на север дней пять назад. Дерри пустился вдогонку, и вскоре мягкая зелень корвинских холмов сменилась спокойными пустынными равнинами Восточной Марки.

А там вместо герцогского войска он нашел лишь следы ужасной битвы, закончившейся совсем недавно. Напуганные деревенские жители толпились на пепелище разграбленного и сожженного села; изрубленные тела всадников лежали вперемешку с конскими трупами, не преданные земле, разлагаясь на солнце. С седел мертвых лошадей свисали клетчатые пледы Мак-Лайнов, потемневшие от запекшейся крови. Брошенные знамена красного, голубого и серебристого цветов были втоптаны в кровавое месиво.

Он расспросил тех крестьян, которых ему удалось выманить из укрытий. Да, герцогово войско здесь проходило. Здесь оно встретилось с другой армией, которая поначалу казалась дружественной. При встрече оба лорда, не спешиваясь, пожали друг другу руки.

Но потом вдруг началась битва. Один из очевидцев припомнил, что он видел желто-зеленое знамя лорда Макантера с северной границы (раньше он часто сопровождал Яна Хоувелла, предыдущего хозяина Восточной Марки). По словам другого, знамена были голубого и белого цветов — это были цвета графа Марли.

Но кто бы ни вел это войско, на людей герцога коварно напали, круша их направо и налево и захватывая в плен тех, кто еще не был убит. Да, кто-то еще говорил, будто бы видел черно-белые знамена над головами победивших с изображением Бегущего оленя — знак дома Фурстанов. Измена была налицо.

Следы этой кровавой бойни тянулись до самых Линдрутских лугов. На рассвете Дерри отправился на поиски армии Брэна Кориса и нашел его лагерь, разбитый возле входа в большое Кардосское ущелье. Дерри понимал, что ему надо как можно скорее сообщить о том, что он видел, и убираться отсюда подобру-поздорову, но он знал и то, что связаться с Морганом ему удастся только поздним вечером: они заранее договорились о сеансе мысленной связи, и до этого времени Дерри мог бы узнать кое-что еще.

Осторожно приблизившись к лагерю как можно ближе, Дерри узнал много интересного. Брэн Корис, по-видимому, вступил в сговор с Венцитом Торентским в самом начале войны, значит, самое большее — неделю назад. Его, наверное, соблазнили темные обещания Венцита, а чем все это грозит — лучше и не думать. Даже люди Брэна не рисковали говорить об этом; судя по всему, им тоже немало обещали — и богатство, и славу, если они пойдут за Венцитом.

Теперь для Дерри важно было не попасться до ночи и вовремя связаться с Морганом.

Если бы только удалось затаиться где-нибудь на несколько часов и после захода солнца погрузиться в ту странную дремоту, во время которой он мог общаться на расстоянии со своим лордом. Нужно, пока не поздно, сообщить королю о предательстве Брэна. И он еще должен выяснить все о судьбе герцога Яреда и остатков его войска.

Дерри вошел в лес и уже увидел своего коня, как вдруг слабый хруст веток заставил его насторожиться. Он застыл, сжимая рукоятку меча и прислушиваясь, но больше не уловил ни звука. Дерри решил было, что ему послышалось, что это шалят его напряженные нервы, но тотчас неподалеку раздалось конское фырканье и осторожные шаги.

Может быть, конь его учуял? Нет, ветер дул в другую сторону.

Неужели он попал в западню?

Слабый хруст снова послышался слева от Дерри, и он уже не сомневался, что за ним следят. Но уйти из ловушки пешим ему бы все равно не удалось, и он продолжил путь к своему коню, уже не заботясь о том, чтобы идти бесшумно.

Все еще не снимая руку с рукоятки меча, он вышел на опушку, где оставил коня. Как он и предполагал, там его ждали трое воинов. Дерри был уверен, что где-то рядом есть еще солдаты, которых он не видит, и, возможно, вот-вот ему в спину вонзится смертоносная стрела. Он должен действовать так, как будто он — один из солдат Брэна.