— Что такое? — спросил Морган, выйдя из палатки и закрывая собой вход.

Дункан, смущенно улыбнувшись, прочистил горло.

— Извини за беспокойство, но я был в твоей палатке и не нашел тебя. А ты нужен Келсону.

— Сейчас буду.

Обернувшись, Морган еще раз встретился глазами с Ричендой — они больше не нуждались в словах — и, поклонившись, вышел, чтобы последовать за Дунканом.

— Извини. Это заняло немного больше времени, чем я думал. Что у тебя?

Дункан принял бесстрастный вид, стараясь никак не обнаружить свое отношение к тому, что Морган так задержался.

— Никто толком не поймет… Может быть, ты поможешь нам? Там такие звуки, будто люди Венцита что-то строят.

— Строят? — Они проходили пост охраны, и Морган, уставившись на Дункана, чуть не забыл отдать приветствие.

Дункан пожал плечами.

— Идем, оттуда лучше слышно.

Когда они достигли северной границы лагеря, один из стражников последнего поста, покинув своих товарищей, направился в темноту, показывая дорогу. Морган и Дункан последовали за ним; последние несколько ярдов по его знаку они проползли по-змеиному на животе. На вершине гребня уже были Келсон, Нигель и двое разведчиков; все они лежали на земле и смотрели в сторону вражеского лагеря на равнине. К северу, сколько видел глаз, горели костры, а высоко в горах слабо светились башни павшей Кардосы.

Морган быстро окинул глазами плато, которое он сегодня уже дважды осматривал, потом устроился на земле рядом с Келсоном и толкнул молодого короля локтем.

— Что там такое они строят?

Келсон покачал головой и указал кивком на вражеский лагерь.

— Слушайте. Звук очень слабый, но когда ветер в нашу сторону, слышно лучше. Что это вам напоминает?

Морган прислушался, усилив слух магическим приемом. Сначала он расслышал только обычный гул военного лагеря: ржали лошади, перекликались часовые, гремела походная утварь, точились мечи.

Но потом он различил сквозь этот обычный шум другой — далекий и странный. Он закинул голову и закрыл глаза, чтобы слышать еще лучше, и наконец повернулся к Келсону со странным выражением на лице.

— Вы правы. Как будто кто-то рубит дерево. А иногда будто что-то режут.

— Вот и нам так показалось, — ответил Келсон, опираясь на руки подбородком и снова вглядываясь в ночь.

— Итак, что же Венцит строит? Что означает стук топоров и молотков среди ночи накануне битвы?

«Созвал против меня собрание, чтобы истребить юношей моих»[21]

День обещал быть не по сезону жарким, но позже, когда солнце достигнет зенита, а сейчас, на заре, воздух был свеж и прохладен. Гвиннедская армия занимала боевые позиции. Люди поднялись еще до рассвета, и офицеры в последний раз проверяли снаряжение и оружие. Священники обходили строй за строем, благословляя ратников. Последние наставления следовали за последними благословениями: так много нужно было сказать, и так мало было времени. На рассвете войско двинулось к полю битвы — колонна за колонной, ряд за рядом — почти две с половиной тысячи конных рыцарей и вдвое больше лучников и пеших солдат. Воины были молчаливы и строго выдерживали строй. Даже кони в неярком утреннем свете вели себя спокойно, не фыркали и не ржали, словно чувствовали, какой близится час.

Враг еще никак не обнаружил себя, хотя гвиннедские солдаты знали, что вражеское войско тоже готовится к битве меньше чем в миле отсюда. Когда солнце взошло, по рядам прошел гул недоумения — армия Венцита еще не заняла боевые позиции.

На правом фланге, на невысоком холме Келсон собрал своих советников, чтобы осмотреть поле будущего сражения.

Когда стало еще светлее, их глазам открылось неожиданное зрелище: вдоль передовой линии вражеских укреплений торчали пики, на которые были насажены человеческие головы. Варин и Нигель по очереди рассматривали лица убитых через подзорную трубу, но расстояние было слишком велико, к тому же лица уже тронуло разложение, чтобы их можно было опознать.

Зрелище это произвело удручающее впечатление на приготовившихся к битве гвиннедских воинов, хотя они и понимали, что сделано это Венцитом нарочно, чтобы устрашить их, запугать, и что вовсе не обязательно эти головы принадлежат кассанским пленникам. А все же наверняка это не было известно. Множество глаз было приковано к этой жуткой картине; кто-то проклинал Венцита, кто-то шептал молитвы. Последний час ожидания еще больше изнурил воинов, а их нервы и так были напряжены до предела.

Келсон тем временем был погружен в собственные заботы. Он рассматривал карту прямо в седле, держа в руке недоеденный сухарь, и одновременно слушал Моргана, что-то говорившего о резервных кавалерийских соединениях. Юный монарх казался спокойным и отдохнувшим, но взгляд Келсона становился тяжелым, когда он невольно устремлял его на эти надетые на пики головы перед неприятельским войском.

Не видно было ни Венцита, ни его офицеров, а колонны вражеских воинов стояли без строя ряд за рядом, освещенные восходящим солнцем.

Вскоре епископы Арилан и Кардиель покинули войска и поднялись на холм, к Келсону, встав рядом с Дунканом и генералом Глодрутом, вид у которого был весьма встревоженный. От короля их отделяли несколько ярдов. Первым передвижения во вражеском стане заметил Арилан. Он подъехал поближе и дотронулся до рукава Келсона, указав на вражеское войско: от него отделилась небольшая группа всадников, и скакавший впереди держал флаг парламентера.

— Нигель, какой у него герб? — спросил король, повернувшись в седле и доставая подзорную трубу.

— Не могу разглядеть на таком расстоянии, государь. Может быть, послать им навстречу отряд?

— Не сейчас. Посмотрим, что они собираются делать. Глодрут, пусть кто-нибудь из ваших людей будет наготове, чтобы в случае чего выехать.

Всадники остановились ярдах в четырехстах от своих позиций, и только тот, у которого был белый флаг, доскакал до середины поля. Келсон кивнул Глодруту, давая знак, чтобы он выслал своих людей навстречу, и, когда те выехали, поднес к глазам подзорную трубу, чтобы рассмотреть ожидающих на равнине всадников.

За знаменосцем следовали семеро. На четверых — это была вооруженная охрана — было снаряжение конных лучников. Ярко-оранжевые мундиры и нагрудные знаки — фурстанский олень на черном фоне — говорили о том, что это воины армии Венцита. Все они были бородаты, головы их были покрыты шлемами с оранжевыми перьями, за спиной у каждого висел короткий изогнутый лук, а у колена — короткий меч.

Остальные трое были не похожи на простых солдат. Один, как показалось Келсону, был монахом либо священником, о чем свидетельствовал длинный черный, наглухо застегнутый плащ; черный капюшон был надвинут на глаза. С ним было двое известных лордов, разряженных, как павлины, в шелка поверх доспехов. Одного из них Арилан узнал — это был герцог Лионель Арьенольский, родственник самого Венцита. Поверх кольчуги он накинул белый шелковый плащ, а сама кольчуга, отделанная золотом, сверкала на солнце. Черные как смоль волосы были заплетены в косу; шлем украшала герцогская корона, усыпанная драгоценными камнями.

Другой — тут лицо Арилана помрачнело — был Ридон из Восточной Марки. Арилан имел все причины испытывать особую неприязнь к этому чистокровному Дерини, хотя и не распространялся об этом. Поверх кольчуги на нем был накинут голубой плащ, расшитый золотом. Келсон не узнал этого человека, сколько ни разглядывал его.

Король опустил подзорную трубу. Два знаменосца встретились посреди поля в полумиле от него и, сдерживая разгоряченных коней, о чем-то договаривались. Король оглянулся на Моргана, который всматривался в передовую линию вражеского войска; там в это мгновение вырос целый лес ярких шелковых знамен. На вершине невысокого холма в центре вражеского лагеря собралась группа высокородных всадников. Морган хмыкнул, приблизив к глазам подзорную трубу.

— А вот и Венцит, — негромко сказал он, — самое время ему появиться. А слева от него, кажется, Брэн.