Небольшой камин и деревянная скамья занимали одну стену комнаты, а постель другую, колченогий деревянный столик с кувшином для омовения находился под единственным окном напротив двери. Маленькое оконце с настоящим стеклом защищали деревянные ставни, спасавшие от ветра и холода.
В отличие от постоянно охраняемой двери окно оставалось единственной надеждой на спасение; но, даже если бы Флоре удалось протиснуться сквозь маленькое отверстие, идти ей было некуда. Расположенный в самой высокой точке острова Малл замок Дримнин представлял собой простой квадратный дом с единственной башенкой на внешней стороне южной стены. Лэрд поместил ее в комнатке на чердаке, расположенной выше всех остальных, и для того, чтобы сбежать, ей пришлось бы спускаться вниз по каменной стене с высоты не менее сорока футов.
Закончив причесываться, Флора направилась к выходу и, не слишком надеясь на изменение ситуации, распахнула дверь, однако, к ее изумлению, дверной проем был свободен.
– Доброе утро, миледи!
Флора быстро обернулась.
– Неужели на этот раз ты выпустишь меня, Аласдэр?
Стражник улыбнулся и кивнул:
– Лэрд просит тебя присоединиться к нему в большом зале и позавтракать с ним.
– Неужели? – Флора сделала неуверенный шаг вперед. Хотя у нее возникло искушение пренебречь приглашением, но ей так не терпелось покинуть эту комнату, что она не позволила упрямству взять верх над здравым смыслом.
Выпрямившись и приняв как можно более уверенный вид, Флора стала спускаться по винтовой лестнице. Как и в большинстве домов-башен, большой зал помещался на первом этаже. Вероятно, правильнее было бы называть это помещение комнатой, поскольку ничего величественного в ней не ощущалось: деревянный пол, усыпанный камышом, оштукатуренные стены, потолочные балки, камин, железные подсвечники и четыре стрельчатых отверстия, которые могли сойти за окна, – вот и все убранство. В комнате имелось с полдюжины деревянных столов и скамеек – на этом меблировка заканчивалась; не было ни помоста, ни гобеленов, ни масляных ламп, ни ковров, ни иных украшений.
Лэрд Маклейн из Колла стоял возле окна неподвижно. Как же она не поняла с самого начала, кто перед ней: уже сама поза обнаруживала его высокое положение.
Услышав шаги Флоры, Маклейн обернулся, и в темно-каштановых волосах блеснула золотая прядь. В ярком свете лицо его с жесткими чертами казалось высеченным из камня; высокий, широкоплечий и мускулистый, он излучал силу, с которой нельзя было не считаться. В нем было все, что мать учила Флору презирать и ненавидеть, – горец, воин и вождь. Но этот Маклейн не вызывал в ней ни ненависти, ни презрения, хотя, как и ее братья, был несокрушимо горд, более примитивен и менее утончен, чем придворные в равнинной части страны. Лахлан был сам себе власть, а то, что он похитил ее, являлось лишь естественным следствием этой независимости.
Однако он не воспользовался ее беззащитностью, не овладел ею. Флора не могла забыть и того, что предводитель Маклейнов намеренно старался избежать кровопролития, пощадил людей лорда Мюррея и, несмотря на то что она его ранила, обращался с ней с примерной и неизменной учтивостью.
В глубине души Флора осознавала, как сильно ее влечет к этому обаятельному похитителю. Большую часть жизни она старалась избегать мужчин подобного типа, и теперь внезапно возникшее влечение только укрепляло ее решимость поскорее убраться из этого унылого места.
Подойдя ближе, Флора заметила, что Лахлан выглядит усталым, а его лицо стало бледнее, чем прежде. Так вот в чем дело: он не избегал ее, а в самом деле был нездоров!
– Вам так и не стало лучше? – осторожно спросила она.
– Нет. Жаль, что тебе так долго пришлось оставаться в заточении, но у меня были неотложные дела.
Он определенно лжет, подумала Флора: не в его характере объяснять свои действия, тем более той, которая стала причиной его страданий.
– Я…
– Ты хорошо защищалась, Флора. – Ни один мускул на лине Лахлана не дрогнул. – Тут моя вина – я тебя недооценил. Обещаю, это никогда не повторится. А теперь садись. – Он указал ей на место во главе стола.
Флора хотела отказаться, но, когда появились тарелки с дымящимся мясом, передумала.
Пока они ели в молчании, она чувствовала на себе взгляд горца и старалась не обращать на него внимания, но это удавалось ей с трудом.
Лахлан заговорил первым:
– Надеюсь, с тобой хорошо обращались?
– Если считать, что пребывание в маленькой комнатушке в течение трех дней означает хорошее обращение. На самом деле я чуть не умерла от скуки.
Похоже, ответ рассердил горца.
– Здесь, в Дримнине, у нас нет времени устраивать маскарады!
Все ясно. Он принимает ее за еще одну избалованную придворную дамочку. Флора нахмурилась.
– Я имела в виду совсем другое. Едва ли я могла ожидать, что меня здесь будут развлекать, как при дворе, но сомневаюсь, чтобы горские женщины сидели в своих комнатах долгие часы, ничего не делая.
Маклейн откинулся на спинку стула и задумался.
– Пожалуй, ты права: они не сидят, сложа руки.
Эта снисходительность удивила Флору. Ободренная внезапным улучшением настроения похитителя, она решила заговорить о том, что тревожило ее все эти дни, – о возможности уехать отсюда.
– Вы написали моему брату?
Лахлан поднял темную бровь:
– Тебе так не терпится уехать? Но ведь ты здесь совсем недавно.
– И тем не менее…
– Гонец отбыл вскоре после нашего прибытия.
– И Гектор прислушался к вашему требованию?
– Пока нет.
– Пока? Тогда когда же?
– Посмотрим.
Голос горца звучал уверенно, но у Флоры такой уверенности не было. Внезапно ей в голову пришла ужасная мысль.
– Что вы со мной сделаете, если он не согласится?
Пронзительные синие глаза встретили ее взгляд, и ей показалось, что Маклейн видит ее насквозь.
– Он согласится.
– А если ответит отказом? Вы не можете держать меня здесь вечно.
– Твоя попытка бегства дала мне немного времени.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я имею основания сомневаться в том, что ты бежала из Холируда среди ночи, никого не поставив в известность и никому ничего не объяснив.
Лицо Флоры вытянулось. Ей вспомнились записки, адресованные Рори и кузену Аргайлу, где говорилось о том, что она отправляется повидать Гектора. Единственной ее надеждой оставалось то, что Уильям сообщит кузену о случившемся. Правда, при этом ему придется объяснить свое поведение. Пойдет ли он на такой риск?
Горец смотрел на Флору с непроницаемым выражением лица.
– Почему ты до сих пор не вышла замуж? – неожиданно спросил он.
Флора оцепенела.
– Не думаю, что это вас касается.
Взгляд Маклейна небрежно прошелся по ее фигуре, лицу, высокой груди.
– Ты достаточно привлекательна.
Может, ей счесть это за комплимент? Учтивость едва ли числилась среди его достоинств, но Флору уязвил не недостаток галантности.
Маклейн разглядывал ее, как лошадь на ярмарке, в одном этом заключалось все, что вызывало отвращение к ее положению. Она состояла из плоти и крови, но никто не обращал на это внимания: все, что в ней видели, – это богатство и связи, которые она могла дать. А этот человек рассматривал ее еще и как разменную монету в своей игре.
– Думаю, вы слишком любезны. – Ее голос был полон сарказма. – Но что может мне подарить брак вдобавок к тому, что я уже имею?
Было много возможностей ответить на этот вопрос, но, щадя ее невинность, Лахлан воздержался от прямого ответа. Одного взгляда на это прелестное лицо и роскошное тело было достаточно, и больших аргументов не потребовалось бы, чтобы объяснить, почему женщине следует вступать в брак.
В красоте Флоры было нечто, наводящее на мысли о феях. Это лицо представало ему в снах, пока он выздоравливал от раны, но во плоти оно производило гораздо большее впечатление.
Старое платье, которое Лахлан позаимствовал у сестры, оказалось мало Флоре и потому четко обрисовывало грудь, бедра и все соблазнительные линии ее тела. Длинные светлые волосы, ничем не сдерживаемые, волной ниспадали на плечи, а луч солнца сотворил из них нечто похожее на золотой нимб, светившийся вокруг головы. Бледность ее кожи создавала поразительный контраст с глазами цвета морской волны, опушенными густыми черными ресницами, и с выразительными алыми губами. Эти губы были нежными, полными, их изгиб – чувственным, а крошечная ямочка на щеке только усиливала впечатление. Вспомнив о том, как он близко был к тому, чтобы поцеловать ее, Лахлан пожалел о своей нерешительности. По природе он не был терпеливым человеком, особенно если чего-то хотел, а он хотел Флору Маклауд, и это желание ускоряло ток крови и обдавало его жаром.