— Этим займусь я, — сказал он.

Она придержала Прямого Поступка, и он проехал мимо. Под ним был ее молодой жеребец Упование Будущего.

Мужчины повернули своих циней навстречу Шовину, и один из них вытащил меч — длинный военный меч.

За спиной у нее послышался какой-то шум. Она оглянулась — к ней подъезжали еще двое. Они выглядели как воины, провалившиеся в преисподнюю — оборванные, грязные. На одном был металлический шлем, на другом — кожаная шапка. Оба держали боевые мечи.

Она посмотрела на Шовина.

Тот уже метнул дротик, и тот, что был впереди, с криком соскальзывал со своего циня на землю. Из его груди торчал дротик.

Шовин схватил второй дротик.

Два воина в лохмотьях проехали справа и слева от нее. Один сказал через плечо:

— Мы сожалеем, что это происходит в твоем присутствии, но, как ты сама видишь, мы доведены до крайности. И все кончится быстро.

Они проехали дальше. Прямой Поступок мотнул головой, и она натянула поводья. Что она могла сделать?

У хвархатов война — исключительно мужское дело. Как ни странно, это может показаться землянам, хварские мужчины убивают только друг друга, а женщинам и детям никакого физического вреда не причиняют. Однако это налагает обратные обязательства. Хвархаты внушают своим женщинам, что им не положено принимать участие во враждебных действиях. Хрустальные Глаза знала, что ей почти наверное ничего не угрожает. Если только эти мужчины не помешанные, они к ней ни прикоснутся. Но Эйх Шовин умрет, и все правила достойного поведения требовали, что она должна просто смотреть и не вмешиваться. Так было всегда.

Мужчина Эйха оглянулся. И, конечно, увидел двух новых врагов. Секунду спустя он атаковал второго воина перед собой, сжимая дротик в руке. Их цини столкнулись. Ее молодой жеребец завизжал, закричал мужчина — но кто, она не знала. Они сцепились, а их цини кружили на месте. Два других разбойника остановились, словно решая, как выгоднее напасть.

Победить Эйх Шовин не мог никак. Его цинь был не обучен. Боевого оружия у него не было — только охотничий дротик и короткий меч, больше похожий на кинжал. При всей своей неосведомленности, она понимала, что он попал в отчаянное положение. Один против троих! Ее родичи мало говорили при ней о войне, но ей доводилось слышать от них: «Как правило, большее побеждает меньшее, а многие — немногих».

Хрустальные Глаза вытащила стрелу из колчана, наложила ее на тетиву и оттянула. Ха! Так легко! Они были много крупнее птиц и почти не двигались! Она пустила стрелу. Стрела вонзилась в горло мужчины в кожаной шапке. Он пронзительно завопил — очень похоже на визг ее молодого жеребца.

Мужчина в шлеме обернулся, лицо его застыло от ужаса.

— Нет! — закричал он.

Ее вторая стрела впилась ему в грудь, а третья — в горло, и он упал, не издав больше ни звука. Одна нога запуталась в стремени, так что он почти повис на нем. Его цинь был худым, неухоженным, но, видимо, хорошо обучен. Едва его всадник упал, как он замер в неподвижности и только наматывал головой. Правда, без толку: всадник был мертв. Цинь мог бы проволочь его хоть по всей долине — хуже ему не стало бы.

Разбойник, которого она подстрелила первым, тот, в кожаной шапке, усидел в седле, но он низко нагибался, цепляясь за шею циня. По его спине текла кровь.

А Шовин все еще боролся с последним разбойником. Теперь они оказались на земле, хотя она не видела, как это произошло. Их цини пританцовывали, кружа около них. Мужчины сплелись в клубок, и пустить стрелу было бы слишком рискованно.

Она выжидала, не опуская лука. Борьба кончилась, и Эйх Шовин поднялся с земли, держа в руке свой короткий меч. Лезвие было в крови.

— Вот так, — сказал Эйх Шовин.

Хрустальные Глаза наклонила голову в сторону, и ее стошнило.

Потом Эйх Шовин помог ей спешиться. Он остался почти невредим, если не считать нескольких мелких порезов.

— Но меня отдубасили, как железо на наковальне, и завтра пошевелиться без боли не смогу. Если твоя родня думает, что в ближайшие дни я буду хоть на что-то способен…

— Я их убила, — сказала она.

— Двоих из четырех.

Она продолжала бессвязную речь. Как рассказать родным? Что они сделают? Ни одна женщина Ахары никогда не участвовала в битве…

— Тебе просто ни про одну такую не рассказывали, — сказал Эйх Шовин, отвернулся и посмотрел на еще живого мужчину. Его цинь, наконец, занервничал и начал переступать с ноги на ногу, точно плясал на празднике урожая. Потом тряхнул всем телом, всадник свалился и неподвижно распростерся на земле.

— Я вытащу стрелу у него из шеи и воткну в рану мой второй дротик. Он правда сломался, но откуда им будет знать, что это случилось раньше. Значит, ты убила одного.

— И этого больше, чем достаточно, — пробормотала Хрустальные Глаза.

Он откинул голову в знак согласия, потом подошел к мужчине, которого сразил коротким мечом.

— Я прикончил этого негодяя и схватил его меч. — Он нагнулся и поднял боевое оружие. — И убил последнего двумя ударами — в шею и в грудь. Нанесу раны пошире, и никто не догадается, что его убили стрелы. Итак, двое погибли от моих дротиков, один пронзен моим коротким мечом, а этот — вот этим. — И он занес боевой меч. — Ну, что я за герой! В Ахаре будут слагать обо мне песни! — Он посмотрел ей прямо в глаза. — А ты вела себя как порядочная женщина и только смотрела бой, пальцем не шевельнув.

Она снова заговорила. Получается неправдоподобно. Она не умеет лгать. Лучше рассказать всю правду.

— Если ты признаешься в настолько противоестественном поведении, твоя родня может решить, что от тебя не стоит получать детей, — ответил Эйх Шовин. — А если ты уже беременна, они постановят убить ребенка. Тогда весь мой тяжкий труд пропадет впустую. И я предпочитаю, чтобы мои дети жили, если только не родятся уродами. — Он посмотрел на нее. — И я хочу, чтобы твоя жизнь сложилась счастливо. А этого не будет, если ты признаешься, что прибегла к убийству. Лги, насколько у тебя получится. И все обойдется. Вспомни, чему ты была свидетельницей. Если ты будешь расстроена и начнешь путаться, твои близкие поймут. И хотя маловероятно, что я сумел бы убить четырех противников, мой брат совершал и такое, и даже больше. Могу же и я — в виде исключения — обрести его решимость и силу.

В конце концов она согласилась, и он сделал все, что задумал, словно хозяин труппы, готовящий сцену для представления. На убитых начали слетаться кровяные мухи, искорками вспыхивая в туманных солнечных лучах. Не обращая на них внимания, он охотничьим ножом выковырял стрелу из горла одного мертвеца, только чуть расширив рану, а затем вогнал в нее дротик, крякнув от напряжения. Затем перешел к ее второй жертве и боевым мечом нанес убедительные раны. Вокруг него жужжали кровяные мухи и ползали по мертвым телам.

Представление начиналось — на сцене валялись трупы, которые выглядели куда внушительнее этих. Один за другим они поднимутся с подмостков, превратятся в красавцев воинов и поведают зрителям, как они нашли смерть — разыграют ссоры и нравственные дилеммы, которые привели их к гибели.

Только пусть здесь этого не произойдет, сказала мысленно Хрустальные Глаза, обращаясь к Богине.

Наконец Эйх Шовин завершил приготовления. Затем собрал оружие мертвецов, погрузил его на спины их циней, привязал уздечки животных к поводу, а конец повода вручил ей. Они сели на своих циней и поехали назад в Ахара-Цаль.

По дороге они остановились у ручья, и Эйх Шовин тщательно вымыл ее стрелы, которые захватил с собой, и протянул ей.

— Они мне не нужны!

— Я не хочу, чтобы их нашли вблизи от места, где лежат трупы. У кого-нибудь могут возникнуть подозрения. А где надежнее спрятать стрелу, как не в колчане? Выбросишь их потом.

Она сунула стрелы в колчан, и они поехали дальше.

Ха! Какой поднялся переполох, когда они въехали в город с четырьмя цинями на поводу, а Эйх Шовин был весь в крови. Говорил почти только он, но близкие ее утешали и успокаивали.