Ирина барабанит пальцами по столу, потом, закусив губу, начинает ходить из угла в угол.
— Ну что же ты молчишь?..
— Я все сказала.
Упрямо сверкнув глазами, Ирина накинула плащ и молча же — подступали слезы — хлопнула дверью. Она пошла на почту.
— Можно в течение часа получить Москву?
Сонная телефонистка удивленно посмотрела на нее.
— Да что вы! Люди накануне заказывают…
Ирина вышла на улицу, но вскоре вернулась и заказала телефон в областном центре. Телефонистка, не поднимая глаз, спросила:
— Кого-нибудь или определенное лицо?
Ирина ответила:
— Глебова Василия Михайловича.
С Василием Михайловичем Глебовым она познакомилась в Москве, у Владика Веселовского, друга детства Сергея. Владик и Сергей жили когда-то в одном доме, вместе голубей гоняли, дворовую хоккейную команду сколачивали, вместе тайком курить начинали. Учились в одной школе и, хотя Владик шел на три класса впереди, были однолетками: что поделаешь, трудно сложилась жизнь Сергея. А Вася — это уже институтский товарищ Владика. Каждый раз, когда Глебов, работавший на одной из строек Западной Украины, приезжал в Москву, они достойным, по их мнению, образом отмечали встречу.
…В тот вечер в квартире гудела молодежь. Среди приглашенных были Ирина и Сергей. Тон задавали Владик и Василий: блистали эрудицией, галантно ухаживали за девочками. Покачиваясь, с ненатуральным кавказским акцентом Глебов произносил витиеватый тост:
— У нас на Кавказе говорят: если хочешь, чтобы тебя слушали, умей слушать других. Выпьем за то, чтобы наши большие, средние и маленькие руководители научились слушать нас… Выпьем за подлинный социализм…
Владик и еще кто-то зааплодировали, а Сергей, сидевший рядом с Ириной — он, как всегда, много выпил, — только хмыкнул:
— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме… Это настоящие парни… Они, Иришка, смело судят обо всем…
— Смело это не значит умно и правильно. Древние говорили, что невежество еще не есть аргумент…
— Вот так у нас с тобой всегда. Если я скажу, что это белое, ты обязательно — черное. Характерец! — И, поднявшись с места, стал кричать: — Друзья, давайте выпьем за женский характер.
Глебов, наблюдавший за перепалкой влюбленных, чокнулся с Ириной:
— За ваш чудесный характер, Ириночка! На месте Сергея я боготворил бы вас…
Владик решил поддержать друга и тоже стал расточать комплименты. Сергей резко отодвинул стул и выскочил в соседнюю комнату, где две пары уже танцевали твист. Но Владик и Василий сделали вид, что ничего не заметили. Глебов продолжал рассказывать Ирине о стройке, о всяких неурядицах, честил начальство, острил по поводу «неэкономичной» экономической реформы, разглагольствовал о настроениях молодежи и полемизировал с какой-то газетной статьей. Он не говорил, а вещал, непререкаемо судил обо всем — будь то литература, искусство, экономика или архитектура. Время от времени Вася эффектным движением головы закидывал назад копну длинноватых для мужчины волос, неторопливо приглаживал их обеими ладонями и торжествующе оглядывался по сторонам: «Что, каково сказано? Имеете что возразить?» Высокий, широкоплечий, атлетического сложения, лицо с насмешливо улыбающимися глазами — словом, сплав интеллигентности, юмора и обаяния. Глебов держался этаким «властителем дум», каждое слово которого слушатели обязаны ловить благоговейно. Он играл эту роль с изяществом, которое вызывало у его друзей чувство зависти.
— Мы живем в бурное время, Ириночка… Читали сегодня газету? Что делается на белом свете? Раздаются трезвые голоса — если строить социализм, то настоящий, без догматизма. Согласны? Как считаете? То-то же… Умница…
Почему Глебов решил, что Ириночка «умница», — неизвестно. Она пыталась возразить, высказать свою точку зрения, но он, не слушая, продолжал вещать…
Когда расходились по домам, Василий и Ирина обменялись телефонами и адресами. И назло насупившемуся Сергею Ирина нарочито громко сказала Глебову:
— Если задержитесь в Москве, заходите. В нашем доме бывают интересные люди. Не так ли, Сережа?
Сережа буркнул в ответ что-то резкое и вышел на лестничную площадку.
Через день Веселовский и Глебов «завалились», по выражению Владика, к Ирине. Сергей уже был там. И не один, а с давним закадычным другом, Игорем Крутовым. Он так и отрекомендовал его хозяину дома, пустившись при этом зачем-то в пространное объяснение, словно хотел оправдаться.
— Прошу прощения… Как говорится, гость незваный. Он только вчера прилетел с Севера… И всего на три дня… Можно сказать, силком затащил сюда. «Не пойду, — говорит, — и баста… Отвык от шумного столичного общества…»
— Что же это вы такой бука, Игорь… У нас никто не кусается. — Ирина мило улыбнулась и, не дожидаясь, что скажет гостю Рубин, взяла растерявшегося Игоря под руку и повела в свою комнату. Подчеркивая свое давнишнее знакомство с гостем, она спросила:
— Как вы там, в тайге? Все ершитесь? Характер?
— Нет! Убеждения…
— Возможно… Я думала, что знаю о вас все. А выходит, нет. Недавно Сергей рассказывал о вашем несколько странном призыве в армию. Могли бы и дома остаться, но… Как бы это сказать точнее…
— Тут и уточнять нечего. Пришло время, и пошел служить, — не без раздражения заметил Игорь.
— Я, вероятно, не совсем ясно выразила свою мысль. — И она резко повернулась в сторону гостя. — Но вы же поняли меня. Не так ли?
— Предположим…
— У нас был спор с Сергеем: правильно ли вы тогда поступили?
— Что это вы стали ворошить дела давно минувших дней? Да и стоило ли спорить…
— Вы считаете, что не было повода для спора?
— Каждый строит жизнь, сообразуясь со своими взглядами на нее.
— Вот поэтому и спорили… Вам неприятен этот разговор? Ну что же, тогда поговорим о Севере, лютых морозах, оленях…
— Нет, зачем же так… Вы не сердитесь.
Но в этот момент появились Владик Веселовский и Вася Глебов, и казалось, что они сразу заполнили собой всю комнату. Вася весело подмигнул Ирине, галантно поклонился и торжественно объявил:
— Синьорита! Мы у ваших ног…
«Синьорита» столь же галантно ответила, что рада приветствовать «синьоров» в своем «палаццо», и стала знакомить их с Крутовым.
— Северянин… Игорь… Но не тот…
Каламбур был воспринят Крутовым молча и угрюмо. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Когда Сергей и Игорь вышли в кухню покурить, Владик, кивнув в сторону «северянина», спросил:
— Из какой берлоги притопал сей белый медведь?
— Из дальней…
— А кто он?
Ирина иронически посмотрела на Владика и ответила несколько вызывающе:
— Человек… И кажется, из тех, о ком сказано «делать жизнь с кого».
— О, Ириночка, он уже успел очаровать вас! — воскликнул Глебов.
— Нет, скорее заинтересовать…
— Чем?
— Долгий разговор. Как-нибудь в другой раз. — Ей не хотелось посвящать посторонних в историю взаимоотношений Сергея и Игоря. Закадычные друзья успели уже не раз скрестить шпаги. Она узнала об этом от Сергея, когда он, поскользнувшись — в который уже раз! — уверял ее, что это больше не повторится. Ирина погрузилась было в тяжкие воспоминания, но из столовой раздался голос отчима:
— Молодежь, прошу к столу!
В большой комнате по обыкновению шло шумное застолье: все та же актриса пела романсы, и все тот же поэт надрывно читал стихи, о которых потом, когда гости разойдутся, Рубин, как всегда, скажет: «Чертовски острые и смелые». Закончив читать стихи, поэт стал о чем-то громко разглагольствовать, и до Ирины донеслись его слова:
— Согласитесь, Захар Романович, что, увы, действительность такова… Есть что-то от рацио в их протестах. «Свободная Европа» разговаривает сейчас круглые сутки. И все о чехословацких событиях. Мы же слепые котята… Ничего не знаем…
— Зачем вы говорите «мы», не имея для этого оснований? Кто это мы, позвольте спросить? Я, например, к семейству ваших котят себя не причисляю.
Сидевшие за столом недовольно оглянулись в сторону Игоря Крутова. Невысокий, плотный — о таких говорят «плохо скроен, да крепко сшит», — он поднялся со своего места, словно школьник, который хочет сказать учителю: «Да, это я сказал!» И вот так, стоя и в упор глядя на поэта, Игорь с какой-то брезгливостью обронил:
