— Я взял тебе ванильный латте, — я поворачиваюсь, чтобы указать на столик, стиснутый двумя креслами. — Но, если ты чего-то хочешь, могу захватить еще. — Я пихаю руки в карманы, нервничая, и снова смотрю на нее.

— Это здорово, спасибо, — вздыхает Чарли, кажется, удивленная тем, что я помню ее напиток. Манящее свечение в глазах побуждает меня заказать еще дюжину латте для нее только лишь для того, чтобы продлить этот желаемый эффект в ее взгляде.

Грациозными движениями Чарли проскальзывает в кресло; мы усаживаемся в тишине. Затем она раскутывает темно-синий шарф вокруг шеи. Я аккуратно и незаметно изучаю ее поверх обода своей чашки кофе. Шелковая ткань наконец оголяет светлую кожу в зоне декольте. Так соблазнительно - небольшая нагота молочного совершенства.

Она вздыхает, выводя меня из транса, и поднимает латте. Посмотрев направо и налево, Чарли кивает.

— Место действительно клевое.

Мы находимся в одном из моих любимых кафетериев Нью-Йорка. Он спрятан за старым книжным магазином. Многие люди проходят мимо даже без мысли, что здесь что-то есть. Я наткнулся на него несколько лет назад, и с тех пор это место полностью меня завораживает. Стулья и кресла очень удобны и радуют глаз, свет достаточно яркий, но и не бледный, чтобы посетитель мог чувствовать себя уединенно, а хорошо подобранная музыка всегда тихая и мелодичная.

— Я частенько сбегаю сюда на выходных.

Чарли озадаченно мне улыбается, будто не может представить это в действительности. Она думала, что я всю жизнь увиливаю за женщинами без минуты покоя?

— Ты любишь читать?

Я медленно киваю.

— Пожираю книги, как конфетки. — Она облизывает губу, когда я произношу слово «пожираю» и начинаю воображать о том, что она хочет меня также безумно, как и я ее.

— Могу тоже самое сказать и про себя. Какой твой любимый автор?

— У меня нет таких, слишком сложно выбрать.

Сделав глоток латте, она ставит его на стол.

— Интересненько.

— Разве? — Я киваю, немного улыбаясь.

Чарли опирается локтем на мягкое кресло и кладет подбородок на ладонь.

— А что сейчас читаешь?

— Граф Монте-Кристо.

Она поднимает бровь.

— Любишь классику?

Я провел пальцами по небольшой щетине. 

— Еще не решил. Иногда мне хочется почитать современную фантастику. Но и от хорошей мистики никогда не устану. — Я сделал длинный глоток черного кофе.

Она намеренно ведет разговор обо мне, но я хочу больше узнать о ней.

— Как насчет тебя, Чарли? Какую книгу ты сейчас читаешь?

— «Я же сказал, что будет торт» Слоун Кросли. Это собрание эссе. — Некий намек на улыбку касается ее губ. — Я прочитала только четверть, но истории действительно забавные.

Я киваю.

— Читала Седариса?^[13]

Она расплывается в улыбке.

— Обожаю его.

— Ага, я проглатываю его книги за несколько часов.

— Возможно, ты разрешишь мне как-нибудь почитать одну из твоих книг о мистике.

Я снова киваю, соглашаясь.

— Определенно. Хотя мне обычно снятся какие-то безумные сны после того, как я почитаю триллер перед сном.

— У меня также! Меня либо преследуют, либо заставляют бежать из страны и все такое. — Чарли смеется перед тем, как сузить на меня глаза и сделать еще один глоток кофе. Я не знаю, о чем Чарли думает, но кажется, будто она не ожидала узнать такое обо мне. Наверное, думала, что у нас нет ничего общего?

Когда мы еще немного делаем глотки напитков, я смотрю на нее и задаю вопрос, о котором раньше не задумывался.

— Чарли - это прозвище?

Как только вопрос повис в воздухе между нами, я замечаю, как ее манера поведения полностью меняется. Чарли сутулится и опускает глаза вниз, глядя на напиток.

Подушечка пальца водит по краю чашки, пока глаза внимательно изучает этот ободок.

— Нет.

Не понял. Ей не нравится ее имя?

Своеобразный ответ оставляет меня взволнованным, и я больше не могу ничего придумать для разговора, поэтому мы некоторое время сидим в тишине. Я не хотел поднимать неприятную тему; хочу, чтобы она была счастлива со мной. Я прокручиваю свой мысленный каталог с карточками с темами для болтовни и останавливаюсь на музыке. Но когда только решаюсь спросить Чарли про любимую группу, ее глаза скользят по моему телу.

— А Джуд - прозвище?

Лукавая улыбка говорит мне, что она отодвинула все свои грустные мысли и пытается улучшить свое настроение. В другой раз я надеюсь, она все-таки откроется мне.

Я хохочу.

— Нет. Отец был большим фанатом Битлз. — Улыбка не сходит с губ, пока я вспоминаю о родителях.

Она смеется вместе со мной; легкий, беззаботный смех сжимает мое сердце, будто у Чарли с ним есть неразрывный контакт.

— Это круто! Он выбрал отличную песню^[14].

— Ага. Мне нравятся слова. — Киваю я.

Вопрос возвращает меня к воспоминаниям об отце, и по какой-то причине я решаю поделиться с Чарли о них.

— Отец играет на гитаре, — я качаю рукой, — отчасти. В любом случае, по субботним утрам, когда мы с братом были совсем маленькими, он будил нас, заставлял завтракать яйцами с беконом, и затем брался за гитару. Мы так ненавидели, когда он так делал. Но он широко распахивал двери наших комнат и играл на акустической гитаре, распевая иную версию песни «Здесь восходит солнце». — Я поднимаю взгляд и вижу, как голубые глаза полностью сосредоточены на мне. Она смеется и кивает мне, чтобы я продолжал. — Неважно, сколько раз он играл эту песню, казалось, папа никогда не мог сыграть ее правильно. Некоторые аккорды или что-то еще звучали фальшиво. Он распевал песню ужасно громко, никогда не решаясь исправить какие-то ошибки. Мы с братом протестовали все больше и больше по мере того, как становились старше, говоря, что нам нужно поспать, и я не могу вспомнить, когда, но он все-таки перестал играть ее нам. — Я взял кофе и сделал глоток. — Одно из моих любимых воспоминаний из детства.

— Как думаешь, он знает об этом? — Ее голос звучит, как нежная мелодия.

Я смотрю на нее, проводя рукой по щетине.

— Знаешь, не уверен.

Чарли глядит куда-то в воздух, обдумывая что-то, пока глаза не загораются.

— Ты должен купить ему нотную тетрадь... возможно, он сопоставит все точки сам, не подставляя твою мужественность под угрозу.

Я одариваю ее самой искренней улыбкой.

— А это отличная идея. Мой отец не из сентиментальных.

— Он живет в Нью-Йорке?

— Не-а. Родители с братом все еще живут в Бостоне. Они купили дом в пригороде около тридцати лет назад, и они все еще живут там.

— Тридцать лет! — Она протискивает длинные волосы между пальцев и убирает их за плечо, обнажая элегантную шею. — Это безумие!

Я пожимаю плечами, осознавая, что, кажется, мне не хватит с Чарли даже тридцати лет.

— Они старой закалки. Отец работал в полиции, пока не ушел на пенсию, а брат по-прежнему работает там.

— Твоя мама тоже на пенсии?

— Она преподавала во втором классе, пока не родились мы с братом. Затем, думаю, она получила работу на постоянной основе в «отчитывании отца».

Чарли откидывает голову назад и смеется, и я начинаю смеяться вместе с ней, потому что ее смех - заразительный и вызывает привыкание.

— Он любит ее. Отец не пропускает ни одной песчинке, по которой проходится мама.

Чарли кивает, глядя куда-то вдаль.

— Как мило. Потрясающе.

Я вспоминаю о том, как она рассказывала о проблемах с пьющей матерью, поэтому решаю придерживаться нейтральной территории.

— А как насчет тебя? Ты выросла в Нью-Йорке?

— Родилась и воспитана, — говорит она с широкой улыбкой. — Люблю этот город.

— Ты жила в Гринвич-Виллидж?

Ее глаза на какой-то момент тускнеют.

— Не. Я жила на Аппер Уест Сайд, пока не переехала в Колумбию и съехалась с Наоми.

— Вы там познакомились?

— В мой первый день в университетском городке. — Она слегка улыбается, вспоминая. — Нас поселили вместе, потому что обе проходили программу финансирования, но, когда она выяснила, что я проходила изобразительное искусство, Наоми разволновалась и грозилась обменом с кем-то другим. — Чарли смеется. — Она думала, что я была какой-нибудь странной и сумасшедшей хиппи, которая принимает наркоту прямо в комнате общаги и все такое. — Улыбка не сходит с ее лица, и она смотрит на меня из-под длинных ресниц. — Просто скажем, что этот год выдался самым тяжелым.