Хадар кивнул.

— Гай точно вчера уехал? — спросил он, не отрывая взгляд от процессии.

— Конечно. Мои люди пгоследили. Кстати, он поздно вечегом пытался к вам пгобиться.

— Начальник башенной стражи сказал мне. Я приказал не пускать.

Майер помолчал, затем тише сказал: — Ночью между участницами тугнига была дгака. Одна мокгозява вошла к дгугой и пыталась убить. К счастью, удалось предотвгатить.

Об этом он тоже знал уже от начальника башенной стражи, но спросил:

— Кто напал?

— Алекса, — подчинённый скосил на него глаза: — Что пгикажете с ней делать? По пгавилам…

Его голос заглушил рёв рогов. Хадар посмотрел вниз. Процессия приблизилась к воротам, и слуги трубили приветствие в огромные витые рога. Толпа на стене ответила им радостными криками, многие замахали руками. Стоило рогам замолчать, как раздался громкий скрежет — это начали подниматься большие ворота. Медленно и тяжело они исчезали в скале, из которой была сделана стена. Обычно ворота полностью находились в воде, лодочники пользовались малыми. Но повозки в малые не проедут. Вчера вечером начальник стражи сам проводил репетицию по подъёму старого механизма, когда полсотни стражей поворачивали громоздкие колёса, заставляя натягиваться цепи. Были опасения, что ворота не поднимутся, но вопреки им, механизм заработал исправно.

Одна за другой повозки лесных стали въезжать в город. Ворота вели на Площадь, где был установлен помост, с одинаковым успехом используемый как для казней, так и для торжественных церемоний и праздников. По случаю приёма высоких гостей, цеплюч выжгли полностью на несколько локтей под землю, так что даже маленькие ростки не пробивались. На помосте водрузили украшенную искусственными цветами арку, перед которой на резном кресле восседал ВХЭ, по торжественному случаю сменивший домашний халат на красный, церемониальный. В довершение образа на нём были сапоги с загнутыми носами, лоб сдавлен обручем с самым крупным из когда-либо найденных на руднике камней, похожим на земной рубин. Справа от него стоял Тиред тоже в праздничной одежде, чуть дальше — члены совета Старейшин. Все потели и изнывали от духоты.

— Мне нужно быть рядом со стариком во время торжественной церемонии, — сказал Хадар помощнику. — Ты остаёшься тут за главного.

— А что с тугнигом? — встревожено спросил тот. — По правилам мы должны отстранить Алексу.

Хадар положил руку ему на плечо, ответил:

— Лесные в городе. А правила будут устанавливаться на ристалище.

Приближаясь к ВХЭ, он думал о словах Майера. Алекса напала на Миру. Сейчас не до разбирательств, но Хадара не оставляло ощущение, что за нападением стоит Даяна. Само собой, она станет всё отрицать — но Хадар помнил этот затаившийся взгляд и неожиданную покорность, когда он запретил вмешиваться в ход событий.

Повозки уже расположились на площади полукругом. Уставшие хряки тяжело дышали, поводя косматыми боками, погонщики выглядели не намного лучше. Стражи Леса вышли и встали так, чтобы обозревать Площадь, готовые в любой момент вступить в бой. Они были в звериных шкурах, с закрытыми повязками лицами — только глаза блестели сквозь прорези. Дикий лесной народ, живущий обособленно от двух городов своим маленьким мирком и никого к себе не пускавший. Единственной ниточкой, связующей их, была откукренная вода, но и в ней лесные в последнее время стали нуждаться гораздо меньше. Народ — загадка.

Хадар вошёл на помост, встал позади Начальника Стражи и Главного Врачевателя.

Сколько ещё ему скрываться за спинами? Когда, наконец, станет возможным явить себя этому больному миру?

Окато скосил на Хадара глаза, в которых, как обычно, таилась лукавинка. Один Вилл может разобрать, что кроется за его доброжелательной улыбкой: желание пригласить на чашку чая или утащить в подвалы лечебницы, где никто никогда тебя не найдёт.

Тем временем, из центральной повозки вышел Властелин Леса: здоровый, рыжеволосый, с роскошной бородой, заплетённой в косы, и звериным взглядом из-под густых бровей. На нём была тёмно-красная рубаха, перетянутая на животе широким ремнём, с которого свисали крохотные засушенные головы, напоминающие человеческие, но более вытянутые и с клыками. Их пустые глазницы смотрели на притихшую толпу. Хадар заметил, что многие элсарцы, в том числе Тиред, схватились за амулеты Праматери. Поправив на плечах плащ, Владыка Леса пробасил:

— Вода — жизнь!

— Вода — жизнь, — торжественно отозвались все, кто был на помосте.

Прозвучало торжественно, словно репетировали несколько дней подряд.

Между тем, помощник Владыки, тоже рыжеволосый, с заплетённой в косы бородой, подошёл к повозке, в которой ехала девочка, и отогнул полог на задней стенке. На площадь резво выскочила дочь Владыки. Тут же по рядам элсарцев прошёл испуганный рокот. Верхняя половина девочки была как у человека, а ниже пояса она переходила в поросшее рыжей шерстью туловище лесной лани. Сейчас же многие заметили у неё на голове пробивающиеся сквозь рыжие волосы крохотные рожки.

— Папа, она…! — заорал Тиред, схватив старика за рукав халата.

— Заткнись! — приказал ВХЭ.

Хадару вспомнились слова Майера, о том, как когда Адель была младенцем, её показывали мельком и всегда закутанной в многочисленные пелёнки.

Между тем, возникла тревожная пауза. Все смотрели на девочку, а она, в свою очередь, обводила опушёнными густыми рыжими ресницами глазами элсарцев. В её взгляде не было ни страха, ни недоверия, лишь любопытство непуганого зверя. Зато стражи Леса приняли боевые стойки, готовые броситься на любого, кто посмеет не уважительно посмотреть на дочь властелина. Из повозки выбралась женщина, которую Хадар видел при подъезде к городу, видимо, кормилица. Она ласково погладила Адель по спине, и та с детской резвостью подпрыгнула на крепких ножках, цокнув по камням копытцами.

Первым от шока опомнился Хадар. Широко улыбнувшись, он провозгласил (хотя у него не было такого права):

— Совет старейшин и весь народ славного Элсара рады приветствовать у себя Владыку Леса!

— Вода-жизнь! — зарокотало со всех сторон.

Казалось, с городских стен спустилась горная река.

ВХЭ поднялся из кресла, прошёл по помосту и спустился к Властелину Леса. Они церемониально обнялись, после чего Хранитель Элсара повернулся к девочке.

— Адель, вы становитесь настоящей красавицей! — сказал он, глядя на неё так, словно в облике гостьи не было ничего необычного.

Она радостно улыбнулась, нетерпеливо топнула передней ножкой. Взгляд Лесного Владыки потеплел.

— Позвольте представить вам моего сына, Тиреда, — продолжал ВХЭ.

Взглянув на будущего жениха, Хадар понял, что его представление проблематично. Бедняга на четвереньках полз к краю помоста, надеясь спрыгнуть и затеряться в толпе. Среди горожан раздались смешки. Такого допускать точно нельзя. Лесной Владыка уже нахмурился, а его стражи искали взглядами весельчаков, испытывая желание нанизать их на копья.

Почувствовав на себе взгляд, Хадар повернул голову и встретился глазами с врачевателем. Тот едва заметно кивнул, мол нужно исправлять ситуацию. Хадар наклонил голову в ответ.

— Ох, эта молодёжь! — громко воскликнул Окато.

— Порывы юных лет, и взрывы сил, и крайность мнений…[1] — подхватил Хадар.

Вместе они настигли Тиреда, взяли его под руки, подняли на ноги и понесли к будущей невесте, так что он не касался ногами помоста. Тиред сперва взбрыкнул, однако встретившись взглядом с отцом, испугано замолчал.

Юношу поставили перед Аделью. Она осмотрела его с ног до головы, хотела что-то сказать, но покосилась на кормилицу и только фыркнула.

— Мой сын Тиред! — торжественно провозгласил ВХЭ.

Народ, почувствовав неожиданное единство, разразился радостными возгласами. Вышло хорошо, могуче.

— В знак укрепления нашей дружбы между нашими народами, позвольте для начала преподнести Адель наш скромный подарок, — сказал ВХЭ и кивнул стражам.

Один из них принес куклу. Большую, выше дочери Лесного Владыки, белокурую, с тонкими, изящными чертами лица, в красивой одежде знатной дамы. Вчера Майер ходил за ней в стоящий на горе охотничий домик, принадлежащий семье одного из владельцев Рудника. Почтенному семейству было сейчас не до домика — их младший сын накануне был найден мёртвым — река почти полностью изглодала его, так что только мать и смогла опознать. Юноша проходил лечение в заведении господина Окато — бедняга с трудом владел своим телом, но, несмотря на многочисленные предостережения врачевателей, уходил далеко вдоль берега. Как и предупреждали, это плохо закончилось.