Мира всхлипнула, сморгнула набежавшую слезу. Она так рассчитывала на этот дом!

— Всё равно нужно зайти, — сказала Алекса.

— Зачем? Думаешь, кто-то специально для нас оставил там бутылку воды?

— Не ной, — осадила её спутница. — Раз нам встретился этот дом, значит, не просто так. Нужно в него зайти.

Она помолчала и совсем тихо добавила:

— Здесь всё не просто так.

Мире стало стыдно: Алексе в сотню раз хуже, а держится молодцом. Она шмыгнула носом, глухо сказала:

— Хорошо, давай зайдём.

Они спустились с насыпи, подошли к крыльцу. Оно оказалось прогнившим, нижняя ступенька провалилась.

— Осторожно, тут нижняя ступенька сломана, — сказала Мира и мысленно добавила:

«Хорошо бы и вторая не провалилась».

На удивление, вторая и третья ступени оказались достаточно крепкими, только скрипели угрожающе. Дверь была сорвана, на порог нанесло пожухлых листьев и мелких веток. Похоже, сюда не заходили уже года два или три.

— Порог, — предупредила Мира. Алекса сильнее вцепилась ей в руку, подняла ногу выше, чем нужно. Миру захлестнула волна теплоты смешанной с жалостью.

После света дня, внутри казалось темновато, воняло застарелой мочой. В доме было две смежных комнаты. В первой, куда они вошли, стояла русская печь, вся исписанная похабщиной, и ржавая кровать с порванной металлической сеткой. Одна из дугообразных спинок была сломана и валялась тут же на полу.

— Рассказывай, что видишь, — попросила Алекса.

— Печка, кровать сломанная.

— Сильно сломана? Посидеть на ней можно? У меня ноги подкашиваются от усталости.

— Можно, если с краю. В середине сетка порвана.

Она подвела Алексу к кровати. Девушка ощупала сетку, осторожно села на край. Мира подумала, что если сядет, то уже не встанет.

— Тут совсем нет ничего полезного? — спросила спутница.

Мира оглядела почерневшие стены, разбитое окно, засохшие кучки на полу: дом использовали как общественный туалет.

— Здесь есть ещё одна комната, — сказала она. — Пойду, посмотрю, что там.

— Давай, — согласилась Алекса.

Мира вошла во вторую комнату. Там совсем ничего не было. Отвалившиеся от стен и лежащие на полу обои напоминали мёртвых кошек. Только на стене справа каким-то чудом уцелела детская поделка: маленький грязный вязаный медвежонок. Он висел на верёвочке, намотанной на гвоздик. Мира вспомнила, что в детстве вязала такого же на уроке труда. Она подошла к стене, взяла медвежонка, и он выпал вместе с гвоздиком. Ну да, её игрушка была такой же, только белой, и к задней лапке медвежонка мама пришила маленькую ленточку с инициалами М. К. — Мира Качалова.

Она повернула игрушку. На задней лапке болтался обрывок ленты, на котором ещё можно было прочитать букву «М».

Миру охватил суеверный страх.

— Представляешь, я нашла своего медвежонка! Как так? — крикнула она и резко обернулась.

За спиной, держа в поднятой руке ржавую дугу от кровати, стояла Алекса. Мира отшатнулась в сторону, и удар дугой вместо головы пришёлся ей по плечу. Она закричала от боли. Алекса замахнулась ещё раз — неожиданное нападение не удалось, и теперь противница примерялась, как лучше подойти. Злые глаза смотрели прямо на Миру.

— Прозрела? — хрипло спросила та.

Алекса оскалилась:

— Да, чудодейственное место оказалось.

— Зачем притворялась?

— Ждала, что будет дальше. Вдруг на нас выпустили бы ещё кошмары. Всегда лучше, чтобы враг считал тебя слабее, чем ты есть. (Она постучала железной палкой по руке). Но теперь понятно, что нас оставили здесь вдвоём, чтобы мы разбирались между собой.

— Мы же решили… — Мира не договорила, понимая насколько нелепо говорить сейчас о дружбе.

Алекса визгливо рассмеялась:

— Ты наивная питерская дура. Неужели не понимаешь, что двоих нас отсюда не выпустят? На этом турнире должна быть только одна победительница, — она облизнула потрескавшиеся губы: — Я должна тебя убить, или мы будем шататься тут до тех пор, пока не помрём от жажды и голода. Понимаешь?

Подобное Мира уже слышала в Башне, когда противница хотела убить её ножом. Тогда и нужно было всё понять, а не придумывать Алексе оправдания. И, в самом деле, дура!

Противница снова ринулась на неё. Мира схватилась за второй конец палки, и они стали вырывать её друг у друга, выкручивая руки. Алекса пнула Миру в больное колено. Заорав от боли, та выпустила палку и упала на пол, накрыв голову руками. По ним тут же прилетело палкой. Мира перекатилась в сторону. Палка обрушилась на доски в нескольких сантиметрах от её головы. В гнилой доске появилась трещина, и палка наполовину там застряла.

— Какого хера?! — заорала Алекса, пытаясь вытащить палку.

Краем глаза заметив что-то на полу, Мира повернула голову: там лежал оброненный ею медвежонок, к которому веревочкой был примотан гвоздик. Заколоть насмерть таким конечно не получится, но что что-то…

Сжав игрушку в кулаке, Мира тяжело поднялась на ноги и, придерживаясь за стену, пошла к выходу из комнаты. Алекса настигла её и схватила за волосы. Извернувшись, Мира начала махать кулаками, пытаясь расцарапать лицо противницы гвоздём. Раздался вскрик Алексы. Попала?

Мира попятилась назад, к выходу. Противница снова метнулась к застрявшей в полу палке и с остервенением начала дергать её из стороны в сторону, пытаясь вытащить из щели. Шею Алексы заливала кровь. Она подняла голову и на миг их взгляды встретились.

— Беги, беги, инвалидка! — заорала противница. — Я всё равно тебя догоню! И проломлю твою тупую башку!

Мира, шатаясь, вышла в другую комнату, посмотрела на пол возле кровати: не завалялась ли здесь ещё одна палка? Не завалялась.

Больше не задерживаясь, она заковыляла на улицу. Уйти в лес, найти нору, спрятаться, переждать, прийти в себя…

Выйдя из дома, остановилась, тупо глядя перед собой. Это было не то место, по которому они с Алексой прошли несколько минут назад: железная дорога осталась, но теперь она проходила не через лес, а по бескрайней степи. Ветер шевелил жёлтую траву, на затянутом облаками сером небе можно было разглядеть бледное, болезненное солнце.

«Значит, в лесу мне не спрятаться», — подумала Мира.

Тут же вспомнились слова Алексы: «Будем шататься до тех пор, пока не помрём от жажды и голода».

Всё правильно — вот почему их не преследовали и не насылали новые кошмары. Они с Алексой и есть кошмары друг друга.

Мира заковыляла вдоль железки, с трудом переставляя ноги и молясь об одном: не упасть. Она знала, что уже не поднимется. Пройдя метров сто, обернулась. На крыльце дома стояла одинокая фигура с палкой в руке. Сердце сделало рывок и в панике забилось о рёбра. Мира понимала, что это конец. Алекса физически сильнее, и от неё не убежать.

Повернув направо, она зачем-то полезла на железнодорожную насыпь. Животный, безотчётный страх гнал её без цели и смысла. Спотыкаясь, Мира перешагнула через рельсы, вскользь отметила, что кроме основных, к ним добавились контррельсы.[1] Мелькнула мысль, что для абсолютного несчастья ей осталось застрять между ними ногой. Как могла осторожно, Мира перешагнула через рельсы; царапая спину о камни, съехала с насыпи. Обернулась.

Алекса появилась на насыпи в другом месте, чем она ожидала — гораздо ближе. Встретившись с Мирой взглядом, противница улыбнулась, помахала палкой. Испачканная в крови шея казалась чёрной.

Наверное, нужно было гордо и смело встретить смерть лицом к лицу. Но Мира малодушно закрыла лицо руками. Внутри всё дрожало от страха, по щекам катились слёзы. Вот сейчас… Сейчас…

Наверное, нужно было гордо и смело встретить смерть лицом к лицу. Но Мира малодушно закрыла лицо руками. Внутри всё дрожало от страха, по щекам катились слёзы. Вот сейчас… Сейчас…

Наверху раздался женский крик. Мира отняла руки от лица. Алекса стояла, согнувшись: как будто, что-то искала между шпалами. Вот она вскинула голову; Мира увидела её искажённое страхом лицо.

— Меня зажало! — крикнула противница. — Между рельсами!