Некоторые судебные решения были очень забавными. Судились два горожанина среднего возраста — длинный и худой с роскошной чёрной бородой против низенького и коренастого с рыжеватой мочалкой под физией. Худой утверждал, что другой плюнул на его бороду, страшно оскорбив его тем самым. Ответчик категорически отрицал это событие. Им было присуждено доказывать свою правоту в поединке, отдав решение спора божественной воле. Для простолюдин орудиями поединка в основном назначались палки. Бой происходил сразу же здесь, на площадке вблизи помоста. Зрители увлечённо следили за увлекательным поединком, подбадривая отчаянно дерущихся мужчин. Победил как ни странно худощавый. Плотному пришлось принимать плевок на свою бороду, а ещё оплачивать виру сопернику за оскорбление в целых пять рублей и судебные расходы в казну.

Должники, или те, кто имущество испортил, даже непреднамеренно, становились закупами. Если денег на выкуп себя своевременно не находилось, то они переходили в вечное пользование истца, теряя все права свободного человека. Холопами также становились полоняне из других земель и выкупленные из татарского полона. Да-да, и можно не округлять глаза.

Не так все просто в нашей темной истории. Князья, оказывается, не гнушались работорговлей своими собственными подданными. Дань в Орду шла не только деньгами, но и ценным товаром, в том числе живым. Интересно, кто эту практику придумал? Ничем тогда наши "собиратели земель" не были лучше африканских царьков-подонков, продававших своих соплеменников португальским конкистадорам за побрякушки.

И сейчас на моих глазах обычных, простых, работящих людей за мелкую провинность лишали свободы. Их собралось около десятка: мужчин, женщин, подростков. Все покорно, как жвачный скот, принимали свою судьбу. Заметил среди них девушку невероятной красоты в голубом сарафане. Что теперь с ней будет?

Казни и прочие экзекуции откладывались на неделю. Как я подозреваю — давая возможность друзьям и родственникам выкупить осужденного у государства за кругленькую сумму. Неплохой, однако, бизнес!

После протокольной части княжеского суда наступила самая зрелищная — с нетерпением ожидаемая пришедшими зеваками — стадия исполнения приговоров. Наказывались приговорённые неделей назад. Их доставляли на площадь из кремеля на телегах и вешали на специально установленных столбах. Казнённые судорожно пытались связанными руками и ногами вцепиться в столб и продлить мучительные мгновения уходящей жизни под радостный рёв и улюлюканье толпы. Среди зрителей было много пострадавших от преступников, как и обычных любителей острых ощущений.

Одновременно с этим привозили приговорённых к порке. Им обнажали спины и привязывали к лавкам ничком. Знакомый мне Прокл плетью, или толстыми прутьями полосовал тела несчастных. Крики жертв тонули в радостном оре зрителей. Удивило меня, что молодых, ещё безбородых юнцов обнажали полностью. Получается, что тех, у кого борода не отросла, не признавались мужчинами. Значит, женщин также будут оприходовать, если что. Стоит поинтересоваться у судебных дьяков.

Отрубание голов тоже состоялось. Двум крепким бородачам так сподобилось умереть. Орудовал топором также Прокл. Вопреки моим ожиданиям, он и его помощники не прятались под масками и не надевали спецодежду. Не удивлюсь, если окажется, что он даже гордится своей профессией.

Удалившись с балкона, мы расположились в докучных палатах. Докучные дьяки нас отпаивали холодными напитками. Всё-таки квас — это великое изобретение славянской цивилизации. Не только освежает и силы придаёт, но и настроение поднимает. Только не у меня. Из головы не выходили несправедливые, по моему мнению, решения для простолюдинов.

Отец, заметив мое помрачневшее лицо, обеспокоенно спросил о самочувствии. Я ему попытался объяснить, почему нужно отменить некоторые судебные решения. Отец покачал головой. Княжье слово должно быть нерушимо. Нельзя простым людям давать понять, что их правитель может ошибаться. Ну да, ну да! Понимаем, не тупые. Виры до половины, а долги десятой частью в казну княжескую шли.

Пообщаться с правителем оставалось ещё довольно много желающих. На этот раз дозволялось получить доступ к руке и ушам Звенигородского князя за звонкую монету. Первоначально жалобщиков опрашивали дьяки, составляли роспись дела и подходили потом с докладом к князю. Дьяк, как я понимал, должен высказывать уже готовое решение. Иногда для прояснения сути дела к князю подводили самого жалобщика. Весь искланявшись, тряся бородой и страдая в голос, тот пытался добавить от себя нечто душераздирающее. Взрослые, состоявшиеся мужи порой хныкали, как младенцы. Если дело оказывалось сложным, и возникала необходимость судебных разбирательств, то оно сбрасывалось на следующую субботу.

Внезапно вбежал малорослый дьячок и проверещал, что в палатах дворца убили доводного дьяка Алимпия. Князь в этот момент беседовал с четырьмя монахами. На его искажённое гневом лицо было даже страшно смотреть — по его дворцу разгуливает убийца.

— Дабы днесь лиходея сыскаша! — взревел он диким мамонтом, — Позвати к ми боярина Морозова.

Приём закончили и всех выпроводили. Монахи под шумок получили приглашение на ужин с князем. Бегом заявился новый командир гридей. Пожилой, подтянутый бородач нисколько не запыхался, будто шёл прогулочным шагом. Он спокойно выдержал первую волну начальствующего гневного шквала, покивал головой, выслушав распоряжения об усилении постов, и отправился их исполнять. Я тоже хотел уйти в свои палаты, но отец вдруг разорался на меня и потребовал, чтобы находился подле него. Пришлось подчиниться и наблюдать выволочку, которой подвергся дворецкий.

Если не знать про их дружбу с глубокого детства, то любой предположил бы скоропостижное завершение карьеры княжьего любимца. Боярин вдруг посмел поставить в укор своему господину увольнение боярина Единца. Де не стало опытнейшего в своём деле руководителя сыскарей, и тати осмелели. В самом дворце княжеском чинят всё, что хотят. Князь не спустил порицания от своего придворного, пусть очень близкого, и наорал на него в самых крепких выражениях.

После ухода раздосадованного вельможи предложил отцу не пугать чиновников разными карами, а то те в исполнительском раже быстро найдут такого виновного, который не причём. Холопов зависимых, беззащитных по дворцу много шатается. Предложил самим прогуляться на место преступления и прикинуть козырёк к носу. Чего-то у меня кое-где ёкало на некий след от его прежних отношений с Фокой. Батя молчаливо согласился.

Первое, что бросилось в глаза на месте преступления — лужа крови у дверей. Тело дьяка переволокли и положили на лежак. Вокруг него бестолково суетилось много мутного народа, бабы в разноцветных убрусах выли белугами, им вторили молитвами нараспев пара священников. Все чего-то делали и ничего одновременно. Никто не собирался проводить расследование.

— Отец, почему здесь без толку бегает толпа и уничтожает следы преступления? Где сыскари? — недоумённо воззрился на государя.

Повинуясь взгляду князя, испарилось сразу несколько узкобородых. Женщины с попами замолкли и тоже вышли. Я осмотрел рану. Удар был не отработанным, дилетантским. Дьяк умер не сразу и нашёл в себе силы для борьбы. Что же он на помощь не звал? Ого, да тут кто-то ещё поучаствовал. Жертва упала от удара чем-то тяжёлым по затылку и умерла не от ножевой раны, а от удушения. Вот и следы пальцев на шее. Сильный человек его прикончил. Возможно, носит какой-нибудь перстень, или кольцо на пальцах. Последнее предположение связано с царапиной на шее. Эх, затоптано тут всё. Следы бы ещё чего-нибудь объяснили. Полазил по углам и позаглядывал под лавки. Под одной из них что-то блеснуло. Предмет оказался шариком из серебра размером с горошину. Находка была пока мне не понятна. Возможно, случайно здесь оказалась. Сунул её себе в мошну.

— Иже ты, сыне мой, узрел? — спросил князь, заинтересованно наблюдавший за моими странноватыми телодвижениями.