Её смех напомнил мне кое о чём.

— Жоден, я забыла сказать, Симус прислал для тебя письмо. Он попросил меня прочитать его для тебя, чтобы ты смог добавить слова для своей песни.

Я ожидала согласия, но Жоден даже не посмотрел на меня. Вместо этого он уставился на малышку с мрачным лицом.

— Жоден?

— Не думаю, что смогу сложить ту песню, трофей.

Я озадаченно изучила его широкое лицо, пытаясь понять, что он имел в виду.

— Конечно. Ты устал. Сейчас не время сочинять песню. Я сохраню письмо, Жоден. На другой раз.

Жоден проигнорировал меня и вместо этого обратился к Маркусу:

— Моя благодарность, Маркус. Теперь у меня есть силы продолжить выполнять свой долг.

— Не нужно благодарить, певец. — Маркус странно на него посмотрел, но не стал давить.

— Что ты делаешь, Жоден? — спросила я.

— Я вижу мёртвых, Лара. Кто-то должен петь для них, хоть кусочек песни. — Жоден выпрямил спину и встал. — Скажи мне доброе слово, которое я смогу нести в своём сердце.

— Болезнь замедляется, Жоден, — ответила я. — Число новых больных уменьшается.

Он глубоко вздохнул и кивнул.

— Это хорошее слово, трофей. Я заберу его с собой. — Он посмотрел на малышку, которая всё ещё трясла колокольчиками. — Военачальник был прав, задержав нас здесь. Я не могу вообразить весь этот ужас на Равнинах.

— Среди детей и тхиэ, — прошептал Маркус. — Болезнь уничтожила бы их.

— Уничтожило бы само будущее племён, — добавил Жоден холодным тоном. — Недуг горожан.

— Жоден?

Его тон озадачил меня.

Но Жоден лишь быстро кивнул мне, развернулся и ушёл.

Часы текли без реального чувства времени. Воины приходили, воины умерли, и фляги с лекарствами исчезали из моих рук. Я работала, спала, когда больше не могла держать глаза открытыми, и ела, когда Маркус ставил еду передо мной. На какой-то недолгий момент появился Кир. Он почти не отдыхал, стараясь поддерживать боевой дух воинов. Не знаю в какой день, час или миг, но вдруг у входа в кладовую появился белый как простыня Маркус с малышкой в руке.

— Лара? Она не ест.

— Возможно, она наконец заметила, насколько гарт плох на вкус, — пошутила я, подходя к нему.

— Я думал, она спит. Я регулярно проверял её, но она спала. Нужно было догадаться её тронуть.

Я положила руку на лоб малышки. Жар, исходящий от её кожи, обжёг кончики моих пальцев. Девочка не открыла глаза при моём прикосновении, лишь немного захныкала.

— Богиня. Озеро, Маркус. Немедленно.

Маркус повернулся и выбежал на солнечный свет.

Я схватила флягу с лекарством от жара и бросилась за ним, едва переводя дух. Ноги дрожали, но я заставляла их двигаться. Остальные поднимали голову от любопытства, когда мы пробегали мимо.

Маркус ни разу не остановился. Он вбежал прямо в озеро, до талии, погружаясь в воду вместе с малышкой. Он положил её на одну руку и, сняв с неё одеяла и пелёнки, бросил их в воду. Я подбежала к нему, холодная вода кусала ноги. Малышка не открыла глаз, когда её опустили в воду, не заплакала, только всхлипнула. Я с дрожью в руках намазала тёмно-коричневую пасту на пальцы и сунула в рот ребёнка.

Тёмные глаза открылись, и в моём сердце родилась надежда. Она выглядела такой грустной, но я задержала дыхание, дожидаясь её крика, когда она распробует вкус лекарства.

Вместо этого она раз икнула и закрыла глаза.

Как только люди узнали, что малышка заболела, на берегу собралась толпа. Маркус продолжал окунать её, лить воду на головку. Он держал её осторожно, не давал носу и глазам опуститься ниже воды.

Топот ног отвлёк моё внимание, и я увидела бегущую к нам Айсдру.

— Мира?.. – спросила она, добежав до нас.

— Она больна, — лишь эти два слова удалось мне выдавить из себя. Малышка безжизненно лежала в руках Маркуса, всё её тело горело, как будто сожжённое солнцем. Тяжело дыша, Айсдра протянула холодные влажные руки к щекам Миры.

— Она горит.

— Лотос? — спросил Маркус.

Я покачал головой.

— Не для детей. Слишком опасно.

Я захватила с собой поильник, и Айсдра наполнила его водой, пытаясь заставить Миру пить. Но небольшие губки лишь увлажнились. Малышка не глотала.

— Позволь мне попробовать.

Маркус передал Миру Айсдре. Влажный кончик шнурка Айсдры, любимой игрушки Миры, задел её щёчку. Мира открыла глаза и посмотрела на Айсдру. Та напевала ей.

— С тобой всё будет хорошо, маленькая.

Мира закрыла глаза, икнула… и испустила дух.

Я знала, о Богиня, я знала. Такая маленькая, такая крошечная. Я схватила Маркуса за руку, когда он поднял поильник. Он в шоке поднял взгляд, пялясь на моё лицо, когда я покачала головой, неспособная произнести ни слова. Он знал, и боль разорвала его сердце.

— Небеса, нет!

Он поднял голову и освободил мучительный крик.

Айсдра тоже откинула голову назад, крича небесам.

С берега раздался ответный плач. Собравшаяся толпа заплакала как один, и сего скорбного крика мне не доводилось слышать прежде. Даже со столькими погибшими я не видела подобного горя. Но для крошечного ребёнка из деревни ксиан, эти закалённые воины завыли от горя, и из их глаз брызнули слёзы.

От одного только вида, как Маркус откинул голову назад, как туго натянулись мышцы на его шее, его дикая боль наполнила мою сердце гневом. Я выхватила Миру из рук Айсдры и перевернула, держа под грудью одной рукой.

— Нет, нет, нет.

Я отрицала произошедшее, ударяя её свободной рукой по крошечной спине. Этого не может произойти, я не позволю ей умереть. Богиня, Небеса, заклинаю.

Я била её снова и снова, повернувшись, только когда Маркус подошёл остановить меня, обращаясь к любым силам, что только могли меня услышать, умоляя…

Мира задышала.

Я замерла, почувствовав движение в её груди, задержав собственное дыхание, ожидая большего, отворачиваясь от Айсдры, надеясь…

Мира сделала вдох, и моя боль вырвалась из сердца. Чудесный яростный крик устремился в небо.

Айсдра и Маркус тут же оказались подле меня и помогли подняться.

Мира лежала на моём плече, крича, кашляя и плюясь от негодования.

Радостные возгласы раздались с берега, и мы пошли к людям, поддерживая друг друга. Множество рук потянулось помочь нам, таща нас на берег, проявляя огромную заботу, чтобы не потревожить кричащую малышку в моих руках. Как один, мы упали на колени, и все вокруг нас тоже опустились на колени. Я в слезах преклонила голову на плечо Айсдры, Мира продолжала плакать, а люди толпиться вокруг нас.

Мира была разъярена. Её ресницы потяжелели и потемнели от слёз. Кто-то вручил нам сухую ткань, и Айсдра забрала обтереть малышку. Я взяла в руку её холодную ножку, пытаясь согреть её прекрасные небольшие пальчики, никогда в жизни, так не радуясь детскому плачу. Положив руку на плечи Айсдры, я закрыла глаза, и мы нежно убаюкали ребёнка. Просто малышка, последняя из деревни, чьё имя я не сохранила. Аромат лаванды всё ещё держался на её коже. Так близко, так близко.

Как среди стольких мертвецов может теплиться крохотная жизнь? Все нависали над нами, радуясь спасению ребёнка, почти потерянного для нас. Я хрипло дышала, жалея, что не могу выразить голосом свою радость. Но я была так истощена, что могла лишь прислониться к Айсдре и попытаться задушить свои рыдания.

— Так вот что приносят за собой проклятые, — оборвал голос Ифтена моё горе. Он стоял вне круга скорбящих, положив руки на бёдра. — Грязь этой горожанки угрожает детям.

Маркус впивался в него взглядом.

— Мы не прокляты.

— Прикройся, калека. — Губы Ифтена изогнулись в презрительную ухмылку. — Ты осквернил Небеса и самые воды этого озера.

Я перестала дышать, ожидая вспышки ярости. Но Маркус лишь дёрнулся и осел на землю, прикрывая голову рукой.

— Мы не прокляты, — выплюнула Айсдра. — Это болезнь, как сказала трофей.

По толпе прошёлся шепоток, из ниоткуда бросили плащ. Маркус схватил его и укутался. Он ничего не говорил.