Посудина, на которой нам предстояло служить (громко сказано: служить), по человеческим меркам размер имела внушительный и посему случаю привлекла курсантское любопытство. Изголодавшись по приключениям, многие ребята сладко потирали свои ручонки. Здесь даже без бинокля становилось понятно: на такой машине есть куча возможностей испытать чего-нибудь интересного.

Однако поначалу быт корабля оставался непонятным и диким. Например, оказалось, что с утра не завтракают, а пьют чай с хлебом и маслом. Палубу моют по пять раз в день, хоть она и блестит, как у кота, извините, яички. То, что все строятся и всех считают, а затем снова строятся. И вообще, куча оргмероприятий и ни одного по делу.

Помимо быстротечных пяти суток, проведённых на «Перикопе», мы успели только наряды понести. Да большего нам и не доверили бы. За тот промежуток времени, что выпал на мою нелёгкую долю практики, меня охватил один-единственный наряд по камбузу.

Камбуз занимал небольшие смежные помещения и оказался похож скорее на кутузку, нежели на место для приготовления пищи. Положение кутузки усиливал работающий там кок. Самый главный (и единственный) на всём камбузе. Кок располагался на уровне Министра. Деловой, родом из Люберцов, кажется. Звали его дядя Боря. Однокашники же за весьма упитанную внешность сразу окрестили его «поросёнок Боря». Однако именно арбузного типа живот совершенно точно и выдавал в дяде Боре военно-морского кока.

Рутинная чистка картошки, морковки, капусты и прочей снеди съела половину наряда. Наступил ужин, после которого предстояла уборка территории и помывка всякого рода посуды. Мне достался главный (и единственный) варочный цех. Оглядев территорию, я поначалу было обрадовался скромному объёму предстоящих работ. Нарисовавшаяся на лице улыбка исчезла за две секунды, когда я лицом к лицу встретился с котлами. Эти железные монстры смотрели на меня как-то совсем не по-доброму. В три раза шире, чем я, они содержали внутри себя пустоту. Как их мыть, если обе руки от страха трясутся? Кое-как провозившись пару часов с первым котлом, в котором недавно варилась перловая каша (а другую на флоте почти и не варят), я взялся за второй. С опаской глянув в котёл, я обнаружил в нём какую-то грязь чёрного цвета. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что грязь ещё и размазана по стенкам. Специально, что ли? Какого тут варили? Может, грехи отмывали? В общем, этого монстра я тоже решил вымыть.

Открыв кран с проточной водой и вьюшку снизу, я тщательно сполоснул стенки котла и слил весь этот закисший мусор на палубу. Остатки раствора, весело журча, потоками уплыли через шпигат в углу. Завершив уборку, довольный до мозга костей, я срочно пошёл спать.

Рано утром меня разбудил Борис. Сто пятьдесят килограммов живого веса стояли подле моей шконки и судорожно колыхались. В тихом ужасе кок, точно мотыгами, размахивал руками:

— Где… (цензура) чай??!!! Какой… (цензура) бак слил? — Казалось, он капельку чем-то расстроен.

— Ну, я бак слил, — спросонья спокойно ответила моя юная личность.

Борис даже побагровел от подобной безмятежности.

— А что мы на завтрак пить будем??? Воду кипячёную??? Где чай?!! — Его тень уже ползла к моему горлу.

— За бортом, — смущённо признал я свои вчерашние прегрешения, моментально поняв, что грязь оказалась нашим вечерним чаем, точнее, заваркой. Кто ж знал, что там у них на корабле для вечернего и утреннего чая одна и та же заварка используется. «Прямо как на первом курсе пакетики по три раза заваривали», — вспомнилось мне. Мысли перебил судовой кок:

— Ищи, где хочешь! Но чтоб чай в котле был!!! Ты понял, чувак?! — Борис выглядел не на шутку рассерженным.

На завтрак вся команда корабля и весь наш взвод пили вкусный чай (каслом Машу не испортишь). Он стал даже вкуснее, чем раньше. Ароматный такой. Где же я его достал? В кубрике лежала пачка чая, привезённая мной из Акамедии — двенадцать пакетиков. Хватило на весь корабль. Да ещё и на ужин осталось.

А начпрод корабля после направил на склад подчинённого матроса, и тот притащил три больших пачки волшебного и индийского и засунул его в НЗ (неприкасаемый запас или в народе — невозможно забрать), чтобы всегда имелась возможность пополнить провианты, в спешке и по неопытности слитые салагами-академиками за борт.

Отбыв кратковременную практику и не утопив «Перикоп» (может, потому, что последний располагался подле пирса, а может, курс ещё до конца не заматерел), все досрочно отправились в отпуска. Давно желаемые отпуска. Кто на поезде скрылся. Кто на самолёте отправился, а кто и на машине.

В нашей же истории главные герои тоже не засиделись и достаточно оперативно убыли в свой долгожданный летний каникулярный отпуск. Пусть всего на месяц, но зато на какой! На целый! После года учёбы простой спокойный сон кажется райским наслаждением. Стоит ли говорить о море, пляже и прочих приятностях, которым подверглись в отпуске наши главные герои. И вот, погрев на солнце свои косточки, я и вся моя братия вернулись в Акамедию и вступили на трудный путь третьего курса.

Третий курс кардинально разнился от второго. Свободный выход и отсутствие нарядов по камбузу расслабляли и привносили леность. Однако строить из себя лодырей категорически воспрещалось. До полного спокойствия всем нам оставалось исключить последнее. Для незыблемого и окончательного счастья нашему курсу требовалось лишь одно: в предстоящую зимнюю сессию успешно сдать фармакологию. Просто сдать её и всё.

К фармакологии готовились все. Кто-то больше, кто-то меньше. Готовились лентяи. Готовился старшина. Даже блатные, и те учили неподъёмную «фарму». В те трудные дни всех нас объединяло повсеместное поглощение учебников и справочников Машковского и Видаля.

Литература, если можно так сказать, выносилась из медицинской библиотеки и лилась на курс рекой. На фоне общей массы академиков на данном этапе ярко выделялся один наш товарищ из девятого взвода. Товарищ, который тоже славился начитанностью и с книгами не расстающийся.

Звали вышеупомянутого друга Алексей Тихомуров (среди своих просто Тихий), и жил он прямо у входа на курс, в кубрике номер раз. Правда, Лёха выделялся не номером комнаты, а как раз тем, что, несмотря на предстоящие пудовые зимние экзамены, оставался практически единственным человеком, который открывал далеко не учебную литературу. Ой, не учебную. Умным книгам Лёшик предпочитал иное направление: фантастику. Хотя сказать, что товарищ любил фантастику — это не сказать ничего. Алексей просто никогда не выпускал книгу из рук. Он стоял с ней на построении, спал в наряде, бегал на зарядке и ел в столовой. И этот список можно продолжать до бесконечности. Проще сказать, ни где наш товарищ был с книжкой, а где он с ней не был. Подобных мест на Земле практически не оставалось.

Для примера напишу, что как-то в три часа ночи по призыву мочевого пузыря я пошёл в гальюн и на пороге уткнулся в Лёху, идущего с открытым «букварём».

— Тихий! Ты что, и в туалет без литературы сходить не можешь? — удивился я.

— Да я ещё и спать-то не ложился, — обозначил свою любовь к жанру Лёшик и заперся в кабинке.

В остальном Алексей слыл самым заурядным троечником и, кроме тяги к художественной литературе, больше ничем ярким среди сверстников не выделялся. Не выделялся ровно до того времени, пока в один день начкур не сделал обход кубриков нашего выдающегося подразделения.

В шестнадцать ноль-ноль, после небогатого обеда в недрах курсантской столовой, Газонов затеял построение. Весь курс, как и положено, разместился на палубе, в две шеренги, повзводно. Затаив дыхание, стояли взводные. Сто пятьдесят пар глаз смотрели и ждали. Какое-то необычное построение. В среду.

— Сегодня вроде бы не должно. — говорили одни.

— Не должно, — вздыхали другие.